– Или вот так? – уделяю внимание каждому аккуратному пальчику по отдельности.

Карамелька вздрагивает, ее грудь под халатом начинает вздыматься все чаще и чаще. Я чувствую ее возбуждение. Она дрожит. Блть, еще чуть-чуть, и я “разряжусь” прямо в штаны! Член уже гудит, натягиваясь до предела. Хочется его поправить, а лучше сжать и не своей рукой. Я гребаный мазохист. Надо бы остановиться, но я продолжаю, спрашивая:

– Теперь не болит?

Карамелька машет головой.

– Н-нет…

Я, не удержавшись, улыбаюсь и прикусываю большой пальчик, касаясь подушечки языком. Попалась:

– Все еще не доверяешь моим методам?

Зрачки Стеф расширяются, губки разъезжаются, складываясь в букву “о”. И это очаровательно! Кажется, я нашел, где у нее тумблер «выключения» злости, воли и агрессии. Она смотрит на меня, и ее все сильнее начинает бить дрожь.

Интересно, Стеф боится меня или реакции собственного тела, которое снова моментально вспыхивает и оживает под моими прикосновениями? Огромные мурашки набегают на ее кожу. Щечки раскраснелись. Глаза большие и дикие. В этот момент она выглядит потрясающе! Такой я ее и запомнил в ту огненную ночь. Возбужденную, доверчивую, горячую. Всю мою…

– Ну как? – шепчу. – Прошел мизинчик, Карамелька?

Стеф

Я киваю.

Отупевшая, зачарованная, безмозглая, я просто киваю и не делаю никакой попытки прекратить это безобразное лапание. Вопиющие проникновение в личное пространство.

Еще чуть-чуть…

Еще секундочку, и я обязательно его остановлю!

Вот сейчас…

Почти…

Но секундочки проходят. Утекают, как сквозь пальцы вода. А вместе с ними и моей силы воли становится все меньше. Разум сопротивляется и требует убрать с себя руки Нагорного. Тело и сердце поплыли, разомлели и хотят еще. Больше, дольше, откровенней.

Сережа ведет ладонью вверх по моей ноге. Поглаживает щиколотку, массирует икры, щекочет впадинку под коленкой. Там, где только что была его ладонь, следуют горячие губы. Он смотрит пристально. Не сводит с меня глаз. Наблюдает за моей реакцией и целует.

Целует, целует, целует…

Медленно, не торопясь.

Где-то кусает, где-то проходит языком…

У меня перед глазами плывет номер.

Я кусаю губы, сдерживая неприличные звуки, рвущиеся из груди. Все чувства обострились, сосредоточившись на приятных телу движениях мужских рук. Грудь набухает и тянет от возбуждения. Соскам неприятно от соприкосновения с мягкой тканью халата. Томительная и сладкая боль, которую с трудом удалось унять этой ночью, радостно выползает из потайных уголков, сосредотачиваясь между ног. Там уже мокро и вожделеет продолжения. Желание разгорается с новой силой, в надежде хоть сегодня получить выход.

Я дергаюсь. Пальцы Нагорного оказываются на внутренней стороне моего бедра. Моя ступня с «подбитым» мизинчиком упирается ему чуть ниже живота. Он хочет. Я чувствую! И я должна немедленно его остановить…

Но мы замираем.

– Так не больно, Карамелька? – хриплый шепот убивает.

Больно! Теперь во всем теле больно! Умоляю, остановись. Хватит так на меня смотреть и так меня трогать. Нельзя!

Хочется это прокричать. Встать, оттолкнуть, убежать, спрятаться хочется! Но не можется…

Сережа встает перед кроватью на колени и тянет меня за ноги. На себя. Резко, рывком меняет мое положение, заставляя опереться на локти и развалиться на матрасе. Нагорный оказывается у меня между ног, закидывал мои ступни себе на плечи. Ныряет пальцами под резинку моих трусиков и тянет:

– Прекрати! – брыкаюсь я. – Перестань. Не надо… Что ты творишь?!

Господи, нет!

Он что, правда собрался…

– Я буду кричать! – предупреждаю.

Нагорный смеется:

– Кричи. Не сдерживай себя, Карамелька.

Ненормальный! Сумасшедший!

А я? Я ничем не лучше!

Он стягивает и отшвыривает мое нижнее белье куда-то в сторону. Я делаю последнюю вялую попытку скинуть с себя руки Сережи.

Он держит крепко. Задирает мой халат до талии и обхватывает руками меня за бедра, оголяя для себя все, что ниже пупка. Я чувствую его горячее дыхание у себя между ног. Оно щекочет. Разгоняет микротоки. Я зажмуриваюсь.

– Остановись…

Прошу в последний раз. Но звучит это ужасно жалко! И больше похоже на «продолжай». С придыханием и мольбой. Он, конечно, и не думает тормозить.

Я полулежу на кровати. Почти голая. Сильно возбужденная. И совершенно безвольная! Комкаю простыни, впиваясь ногтями. Мои ноги на плечах у Нагорного. Его голова у меня между ног, а его губы….

Мамочки-и-и!

Я вскрикиваю и задыхаюсь! Сережа касается языком влажных складочек. Перед глазами пляшут звезды. Я истошно хватаю ртом воздух. Он делает это снова…

Зря я вернулась!

Зря, зря я вернулась!

Надо было на вокзале ночевать. Это лучше, чем… лучше…

Правда “лучше”, Ростовцева? С тобой в жизни хоть раз вообще творили языком что-то “лучше”, чем сейчас?

Нет!

Нагорный ласкает языком бугорок. Перекатывет, посасывает, целует, лижет и творит еще более невообразимые вещи. То медленно и нежно, то быстро и грубо. Это так приятно. Сумасшедше, космически. Мне не должно быть так хорошо, но я ничего не могу с собой поделать.

Я сжимаю губы, заглушая стоны. Жмурюсь, упираясь затылком в диванную подушку. Я ненавижу себя за свою мягкотелость! Но подаюсь всем телом вперед, когда его язык проникает внутрь. Отвечаю на каждое движение своим. Цепляюсь пальцами за волосы Сережи. Сгораю в его руках.

Когда я превратилась в такую безвольную куклу? Когда я потеряла себя настолько, что позволяю делать со мной такое человеку, который мне никто? Как…

– А-а-а!

Я вскрикиваю и улетаю. С очередным движением языка Сережи, меня сносит бешеный, сладкий оргазм. Сковывая тело, прокатываясь дрожью от макушки до мизинчиков. Испепеляет!

Я поджимаю пальчики на ногах. Растекаюсь, как желе на кровати, пытаясь не потерять связь с реальность, пока тело бьется в приятных конвульсиях. Часто-часто хватаю ртом воздух.

Сережа целует меня во внутреннюю сторону бедра. Нежно и успокаивающе.

Последние отголоски оргазма стихают. А вместе с возбуждением уходит и сладкий морок, и я…

Меня накрывает жуткий стыд. Что мы наделали? Опять! Мы не должны были этим заниматься! Я же… у меня же… Идиотка!

Я выпутываюсь из хватки Сережи и подскакиваю с кровати. Одергиваю халат, впиваясь руками в волосы. Мне страшно неловко и некомфортно. Я обескуражена.

Смотрю в глаза Нагорного – они не менее ошалевшие, чем мои. Он тоже не ожидал, что мы снова зайдем так далеко. И он все еще стоит на коленях. Я вижу на его губах влагу, которую он быстро стирает подушечкой большого пальца. Это я… это моя…

Я теряюсь окончательно. Мысли мечутся в черепной коробке. Бьются. Извилины бегают с транспарантами и вопят: какого хрена, Ростовцева?!

– Стеф, – поднимается на ноги парень.

– Нет! – бросаю, отступя. – Молчи.

Не могу придумать ничего лучше, кроме как крутануться и смотаться, заперевшись в ванной. Этого не должно было случиться. Я не могла снова так оплошать! Не могла! Не должна была!

Я мечусь по ванной, как птица в клетке. В конце концов залетаю в душ и врубаю воду, не сразу сообразив, что забыла снять халат. Так и стою под струями, мокрая с ног до головы. Трясусь то ли от холода, то ли от полученной сильнейшей за последние месяцы разрядки.

Я вляпалась. Я страшно погрязла в чем-то, еще сама толком не понимая, в чем. И я изменила Феде. Я подлая изменщица! Я его не заслуживаю, я…

Начинаю рыдать. Сползаю по стенке в душевой, обнимаю себя руками и теряю счет времени, не зная, сколько беззвучно глотаю слезы эмоционального отката.

Я все испортила.

Я слабохарактерная ведомая идиотка!

Я сижу в этой долбаной ванне вечность. Потом долго моюсь и чищу зубы. Слишком тщательно расчесываю волосы. Я тяну время. Позорно надеюсь, что Сережа уснет, не дождавшись меня. Что он избавит меня… нас от неловких объяснений и очередной лжи.