Беседки, увитые розами, скамейки, спрятанные в нишах, что образовывали густые кроны деревьев, клумбы из самых разных цветов. Все это было живописно, красиво, ярко.

В глубокой нише на лежанке с подлокотниками сидел молодой человек. Его светлые, волнистые волосы спадали на лицо, закрывая его, ворот рубашки был расстегнут, открывая взору мощную грудь. В одной руке он держал бутылку, из которой неприятно воняло. Другая рука небрежно лежала на подлокотнике.

— Как мерзко воняет от этого существа, — подумала кошка. Она села напротив и вылизала свою лапку, а затем провела ею по мордочке. Зачем она это делает, она не знала, но, видимо, знало тело кошки.

Молодой человек поднял голову и тряхнул волосами, словно прогоняя видение рыжей кошки.

— Сгинь существо! Еще блох мне не хватало от тебя подхватить. Может, ты больно чем?

— Сам ты существо! А я ведьма в пятнадцатом поколении! Амалия, Гертруда, Офелия Аквадорская! — проговорила кошка, только эти слова звучали в ее голове, а в мир она не издала и звука.

— Кто все эти женщины? — спросил ее мужчина.

— Это мои имена! Остолоп! Ты невоспитанный, гадкий, мерзкий человечишка! — отчеканила кошка и ощерилась, подняв на спине шерсть дыбом. Какое неуважение к ведьме в пятнадцатом поколении. В ее мире за это могли и наказать.

— Боже, со мной уже кошка разговаривает? О, Господь всемогущий, я больше не буду пить, все. Я завязал, — пробормотал молодой человек и отбросил бутылку в кусты. Та булькнула и покатилась, разливая дурно пахнущую жидкость.

— Я тебе не просто кошка, я боевая ведьма! — кричала кошка, кричала вся ее ведьмовская сущность.

— Ты кошка дранная, а не ведьма, существо блохастое…

— Стоп, а почему ты меня понимаешь? Ты единственный, кто понимает, что я говорю? Ты кто? — вдруг удивленно спросила кошка.

— А я думал это у меня глюки, «белочка»? И со мной разговаривает кошка. К кому-то белки с похмелья приходят, к кому-то черти, а ко мне кошки, — молодой человек развел руками и уставился на нее. Его глаза были мутными от выпитого алкоголя.

— Кто ты? Ты существо из другого мира? — осторожно спросила кошка.

— Я Эльф…

Он так этим гордился когда-то. Теперь это все было неважно. Он один, в богом забытом месте, ненавидимый своими родными…

— О, всемогущие небеса! Тебя-то мне и надо…

Он лежал на сбившихся простынях, смотрел в потолок и курил. В голове была пустота. Рядом спало чье-то тело. Ему было все равно. Для него они все были кисками, зайками, рыбками, пупсики.

Каждый день в его кровати спала очередная красотка, которую он «жарил» всю ночь. Утром он без сожаления выпроваживал ночную гостью, а на следующую ночь приводил новую.

Он не помнил их имена, лица. Все сливалось для него в одно пятно, похотливое, стонущее, но пятно без имени, национальности, без прошлого и будущего. Этих красоток объединяло лишь одно: они творили с его телом такое, от чего у его матери, Королевы Туманных Лесов, покраснели бы ее остроконечные ушки. И она бы выгнала его с позор из своего королевства. Ах, о чем это он? Она и так его выгнала.

И да! Эти красотки умели подарить ему несколько часов наслаждения, он забывался в страстной похоти, которая выбивала дурные мысли из его головы и заставляла забыть унижения, которым он подвергся. В эти часы он получал истинное наслаждение. Прелестницы страстно извивались, стонали, похотливо облизывались и трясли своей соблазнительной грудью, их тела были восхитительными сосудами для его достоинства. Обычно по утрам он кормил красоток завтраком и выгонял. Иногда они уходили сами, некоторых приходилось выставлять из дома силой, были и те, которые всеми силами пытались вновь оказаться в его постели.

Были и такие, которые пытаясь предъявить ему свою беременность. Но он-то знал, что в этом мире он бесплоден. Совсем. Навсегда!

Его выставили из мира фей и лесных эльфов без денег, без возможности попросить помощи, выкинули, как ненужный башмак, лишив всего.

Единственное, что не забрали у него, отправляя в изгнании, так это его дар. Дар пробуждать природу и строить из нее архитектурные шедевры.

В этом ужасном мире он мог стать самым выдающимся ландшафтным дизайнером. К нему бы выстраивались очереди из самых состоятельных людей, чтобы он создал им сад мечты. Но он лишь стал пьяницей, дебоширом и любовником для дам, что иногда дарили ему не только прекрасные ночи, но и давали денег.

Он всегда нуждался в деньгах.

И так как в обществе слыл грубияном и бабником, то очереди из клиентов у своих дверей не наблюдал. Не проходило и недели, чтобы в желтых газетенках не описывали его похождения, скандалы, связанные с его именем, или очередная изгнанная им любовница не лила бы на него помои.

Заказчикам не нравились его экстравагантные выходки, длительные загулы, пьяные драки, те, кто мечтали об архитектурных шедеврах, уходили к другим дизайнерам. А он довольствовался маленькими заказами, да обслуживал летом несколько дач, наводя там красоту.

Эльф встал с постели и прошел до туалетного столика. Он любил красивые вещи, поэтому в его доме вся мебель была таким же шедевром, как и проекты в его мечтах. Когда у него были деньги, он с упоением торговался на всех аукционах мебели, чтобы приобрести очередной шедевр редкой красоты. Вот и сейчас он шел сквозь заросли растений, что украшал его спальню к туалетному столику, столь изящному, что любая кокетка высшего света захотела бы украсить им свой будуар. На столике стоял стакан воды, и лежала таблетка аспирина. Дуэт, который сопровождал каждое его утро.

Двери его спальни открылись, и вошла его нынешняя помощница, толстая и неповоротливая девица. На помощниц ему не везло, его любвеобильность была такая всепоглощающая, что в помощницы ему приходилось брать некрасивых дев, чтобы у него даже мысли не проскальзывала в их сторону. Но старые девы получали пуританское воспитание, что совсем не вязалось с его образом жизни, поэтому они приходили в ужас от его выходок и быстро увольнялись.

Вот и сейчас войдя в его покои, дева взвыла и закрыла свое лицо салфеткой.

— Прикажите подавать завтрак, господин Кристофер, — со страхом в голосе произнесла она.

— Подавай, — скомандовал он.

И старая полуслепая служанка внесла поднос, бухнув его на тонкий, изящный столик, чем вызвала испуг у Кристофера. Он с осторожностью погладил столик рукой и, убедившись, что слепая кухарка не повредила хрустальную поверхность, взмахом руки отослал ее. Он любил по утрам кушать мягкую и сладкую пищу: мед, булочки с изюмом, кофе и много сочных фруктов.

Эльф накинул на плечи халат и сел в свое любимое кресло. Халат не стал запахивать, оставляя открытым вид, на свое красивое, голое тело. Помощница покраснела до корней волос, фыркнула и отвернулась.

— Господин, не могли бы вы прикрыть свою наготу? — пропищала она.

— Не могу, проветриваю, — буркнул он, принимаясь за завтрак. — Достаньте блокнот и запишите список дел на сегодня.

Помощница ойкнув, отвернулась и, достав из кармана фартука записную книжку, принялась в ней усердно что-то чиркать.

— Вы бы не могла повернуться ко мне лицом, не хочу лицезреть вашу толстую задницу, — пробурчал Кристофер.

— Оденьтесь, господин, я не могу смотреть на ваши причиндалы, это не позволяет мое воспитание, — верещит старая дева.

— Чем тебя мои причиндалы не устраивают, всех устраивают, а ее не устраивают, — Кристофер все больше хмурился.

— Это ужасно, сидеть голым в присутствии дамы, — возмутилась помощница.

— А нагую статуи в саду рассматривать не ужасно, — съязвил Кристофер, так как накануне застал свою помощницу пускающей слюни на статую Аполлона.

— Я не рассматривала то, что было у него между ног, — взвизгнула помощница. — Я ее разглядывала, как шедевр, вышедший из рук скульптора.

— Да ты не только рассматривала, ты еще и руками трогала, — заржал Кристофер. — Зачем тебе статуя, потрогай меня.