— В общем, плохое это место, не для людей… — сделал вывод Тимофей Михайлович.
— Ну, если судить по довольно-таки цветущему виду Якова Иннокентиевича…
— Этот тут плавает, как рыба в воде, и не похоже, чтоб хоть когда-то болел… — пробурчал охотник. — Ни одна лихоманка его не берет. Или можно сказать, что с него все сходит, как с гуся вода. А вот другие…
— Другие?
— Я же, когда здесь оказался, то сидел тут не один, а с товарищем Никиты, тем самым, который и уговорил его отправиться в эти места мыть золото. Беда в том, что этому парню, когда их еще сюда вели, волки руку прокусили и кость раздробили — он при их виде за ружье схватился, вот и получил… Не мне вам объяснять, что это за травмы и к чему они могут привести, особенно если человека без помощи оставить. Пострадавшего бы в другое место перевести, да полечить хорошими лекарствами — может, и обошлось бы, а так… В общем, у бедняги и заражение пошло, а там и гангрена подоспела…
— Умер?
— Если бы… — скривился охотник. — Хуже.
— Да куда уж хуже!
— Поверьте, такое бывает. Не позавидуешь.
— Неужели волкам отдали?.. — нахмурился Кот.
— Да уж лучше бы волкам… — махнул рукой лесовик. — Я, конечно, в жизни всякого навидался, но чтоб такое… Э, да что там скрывать, вам надо знать, куда попали и что тут происходит. Та девица с клыками, чтоб ее…
— Ананке?
— Она самая. Так вот, она парня и сожрала.
— В каком смысле?.. — не поняла я.
— А в этом слове только один смысл и есть, два в него нипочем не впихнуть… — только что не огрызнулся мужчина. — Как слышали, так и понимайте.
— Можно поподробней?.. — спросил Кром. Кажется, услышанное его ничуть не удивило.
— Сейчас все можно…
Как оказалось, тому парню с больной рукой становилось все хуже, хотя старый охотник и пытался ему помочь, но все было без толку. Да и чем тут поможешь, если под рукой ничего нет из лекарств? Даже перевязочного материала… Яков Иннокентьевич несколько раз появлялся здесь, но игнорировал все слова об оказании медицинской помощи больному, и, кажется, просто наблюдал за развитием событий. А потом парню стало совсем плохо, и вот тогда Яков Иннокентьевич пришел сюда с этой девицей. Решетку приоткрыли, молодого человека попросили выйти, и тот хоть и с трудом, но вышел, а решетка вновь опустилась на прежнее место. Парню кивнули головой — иди, мол, вперед! И он послушно пошел, но прошел всего с десяток шагов, когда на него сзади, одним прыжком с места, набросилась эта девица. Как набросилась? Просто как хищный зверь на добычу, оскалив зубы и вонзив когти в тело жертвы. Надо сказать, действует эта особа весьма умело — сразу перекусывает позвоночник, а потом начинает грызть теплую плоть. Челюсти у нее, как оказалось, мощные, а когти пластают тело человека не хуже остро отточенного ножа. А уж как она жрала беднягу, который был еще жив — об этом лучше не говорить. Даже много повидавшему старому лесовику — даже ему было крайне неприятно вспоминать о той отвратительной картине, свидетелем которой он поневоле оказался. Аппетит у этой особы был на диво, со своей трапезой она не торопилась, вырывала из тела человека самые, по ее мнению, лакомые кусочки, а когда, насытившись, наконец-то ушла, то все вокруг было залито кровью…
— Кошмар!.. — вырвалось у меня.
— Самого чуть ли не тошнит, стоит только это все это вспомнить… — отозвался Тимофей Михайлович. — А еще перед глазами стоит откушенная человеческая кисть — та девица ее отгрызла, и в сторону кинула, прямо к решетке… Я однажды видел, как медведь-шатун человека задрал — тоже зрелище не для слабонервных, но там была схватка человека и зверя, а тут… Сам бы эту тварь двуногую пришиб, если б мог.
— А что же Яков Иннокентьевич? Вы сказали, что он рядом стоял…
— Верно, стоял, и на девицу с любовью глядел — мол, кушай, деточка, не подавись только!
— Сейчас в коридоре чисто, нет никаких кровавых следов…
— Верно, с того дня немало времени прошло. А что касается крови и растерзанного тела, которое осталось тут лежать, так с ним случай особый. Говорю же — здесь на меня иногда такой сон нападает и такая слабость, что, бывает, проваливаюсь во все это, как в яму, хоть кричи рядом — не услышу. Вот и тогда я, кажется, то ли уснул, то ли сознание потерял — просто как в темную воду ухнул, и не знаю, сколько мой тогдашний сон продлился. Ну, а когда я проснулся, то все уже чисто было. Кто все убрал — не знаю.
А ведь насчет сна мужчина сказал правду — когда мы здесь оказались, Тимофей Михайлович крепко спал, и хотя мы говорили громко, он так и не проснулся. Спящего человека пришлось довольно долго трясти за плечо, и то он открыл глаза далеко не сразу.
— Даже так?.. — в голосе Кота проскользнула легкая нотка недоверия.
— Надеюсь, вы не думаете, что я умом тронулся, и вам сказки рассказываю?.. — кажется, охотник всерьез обиделся.
— Что вы сами обо всем этом думаете?.. — Кром дипломатично ушел от ответа.
— Много чего… — пробурчал тот. — Этот самый Иннокентьевич — он, конечно, сволочь последняя, этого не отнять, но все-таки он такой же человек, как и мы, а вот что касается его доченьки — в этом я не уверен. Вроде человек, и в то же самое время в ней от зверя много чего намешано. Так поневоле и вспомнишь охотничьи байки, а там можно услышать такое!..
— А Никита… Что он вам говорил? Можно поподробнее.
— Что помню, то скажу, хотя я не понял и половины из того, что он мне тогда наговорил… — с досадой отозвался Тимофей Михайлович. — Чего уж там греха таить — образование у меня не то, иногда об этом жалею. Но то, что Никита говорил о космосе и о каких-то там инопланетянах — это я запомнил.
Так… — поневоле подумалось мне. — Так, и этот говорит о космосе. Может, в чем-то они и правы, но я все одно скептически отношусь к таким словам.
— А его товарищ? Тот, с которым расправилась та девица… Вы же с ним о чем-то говорили!
— Если это можно назвать разговором, то да, говорили, только ничего толкового он мне не сказал. Правда, несколько раз упоминал о том, что его друг Никита, может, и спасется, и помощь приведет. Этот бедняга хотел только одно — уйти отсюда, да к тому же чувствовал себя хуже некуда, и ни о чем другом говорить не мог. Потому я к нему с расспросами особо и не приставал — что с больного человека возьмешь? У Никиты воли и характера куда больше было.
— Что касается этого парня, Никиты… — заговорил Кот. — Отчего он умер.
— Прежде всего, от кровопотери. Видели бы вы, какие у него были ранения! Глянь со стороны — он словно в лапах у рыси побывал!
— А, может, в лапах у росомахи?.. — непонятно почему хмыкнул Кот.
— Это, пожалуй, точнее… — чуть скривился лесовик. — Именно у нее, у заразы такой…
— Кроме товарища Никиты…
— Пока я тут сижу, кроме того парня больше никаких людей здесь не видел… — покачал головой охотник. — И вот вы еще сюда пожаловали.
— Тимофей Михайлович, а у вас воды нет?.. — спросила я. Пить мне хотелось уже давно, и только потому я решила вмешаться в разговор мужчин.
— А то, как же, есть… — мужчина взял стоящий в углу высокий сосуд. — Здесь постоянно во рту сухо и жажда мучает.
Не сказать, что воды было много, но сделать по нескольку глотков хватило всем. Конечно, я бы не отказалась от еще одного стакана воды, но все же пить хочется уже не так сильно.
— Поесть бы сейчас… — мечтательно вздохнул Кот.
— Вот этого пока что предложить не могу… — произнес Тимофей Михайлович. — Приносят тут мне иногда что-то вроде съестного, пусть и немного, но мне хватает. Когда сидишь здесь, то желание перекусить почему-то пропадает начисто… О, слышите, кажется, сюда кто-то идет. Наверняка Илларионович решил заявиться.
— Иннокентьевич… — уже привычно поправила я.
— Да мне без разницы…
Старый охотник был прав — к нам, и верно, вновь пришел Яков Иннокентьевич. Правда, заходить к нам он не стал, предусмотрительно оставшись по ту сторону решетки.