— Неинтересны, — подтвердил я. — Мне интересен итог всех этих переговоров.

— Было предложено создание акционерного общества закрытого типа. Акции будут поделены шестьдесят на сорок процентов в пользу государства. Это исключит тебя из состава совета директоров, и избавит от головной боли, связанной с запуском разработок. Но принесёт приличный куш в виде дивидендов. Что скажешь?

— По мне, так нормально, — я пожал плечами. — Только давайте сделаем шестьдесят, тридцать и десять. Олег тоже принимал участие в, хм, изъятии этой шахты из лап Сорокина.

— Как скажешь, — кивнул Медведев. — Я не против. — Он поднялся и повернулся к двери. — Вам с Мамбовым придётся здесь задержаться ненадолго, чтобы на месте оформить все необходимые документы. Завтра — послезавтра приедет поверенный, который и займётся бумажной волокитой. Но нужны будут ваши подписи, так что…

— Хорошо, всё равно я ещё не в форме.

— Выздоравливай, Женя. Твоя практика зачтена. Увидимся на балу. — И Медведев вышел, оставив меня наедине с моими мыслями.

Лебедев принёс очередной флакон и протянул его мне. Я в это время сидел на стуле и разминал руку. Она пока не функционировала в полном объёме, и это меня безумно раздражало.

— Что это? — я взял флакон и подозрительно посмотрел сквозь стекло на свет.

— Вытяжка из печени того дракона, которого вы в итоге всё-таки разрешили этой пиранье — Павлову, пустить с молотка, — хмуро высказался Лебедев.

— Не утрируй, ты забрал с несчастной зверушки всё, что хотел. Печень вот, например, — и я потряс флаконом. Жидкость была прозрачной и налита в прозрачный хрустальный флакон. Тут свет упал на содержимое флакона под определённым углом, и в нём отразились золотистые искры. — Это, что угодно, только не вытяжка из печени, — пробормотал я. — Вот что, какие у него эффекты и на ком это было опробовано?

— Это вытяжка из печени дракона, — терпеливо повторил Лебедев. — И я ещё не понял, почему она получается такой прозрачной. Этот момент уточняет Маринка.

— Маринка пускай что угодно уточняет, — я посмотрел на него и в глубине хрусталя увидел, как сверкнули две яркие жёлтые искры. Мой дар никак не мог смириться с ранением и пытался вырваться, чтобы приступить к регенерации. Вот только этого делать было нельзя, пока рука не обрела былую подвижность, и приходилось загонять его в источник чуть ли не пинками. — Какие у него эффекты и на ком они уже опробованы?

— Эта вытяжка придаёт эластичность связкам, — ответил Лебедев, поджав губы. — В вашем случае произошло грубое вмешательство в эту довольно сложную структуру человеческого организма. Может быть, уже начал формироваться рубец в том месте, где связки сшивались. И да, Никитка прав, в вашем случае другого выбора не было.

— Хорошо, с эффектами разобрались, — я кивнул. — Осталось выяснить, на ком вы это опробовали?

— На лабораторных крысах, конечно, — Лебедев вздохнул. — И двое егерей очень удачно пострадали. Один повредил ахиллово сухожилие, второй умудрился пропороть ладонь. А почему вас это так сильно интересует, Евгений Фёдорович? — Настороженно спросил наш клановый целитель.

— Потому что я чувствую себя той самой лабораторной крысой. — Открыв флакон, я отсалютовал им Лебедеву и одним глотком выпил содержимое. Потом посмотрел на пустую посудину. — Это точно какая-то вытяжка?

— Почему вы спрашиваете? — Лебедев нахмурился, и буквально вырвал у меня из рук флакон.

— Потому что эта хрень абсолютно безвкусная, как вода, — ответил я, нахмурившись, и тут плечо словно заново пронзило огромным зазубренным лезвием. — Твою мать, почему так больно? — прошипел я, хватаясь за повреждённую конечность.

— Так и должно быть, — удовлетворённо кивнул Лебедев. — Егеря тоже описывали очень неприятные и болезненные ощущения в первые пять минут, после приёма вытяжки. А у вас, Евгений Фёдорович, ещё и площадь повреждения куда больше.

— Почему меня не покидает ощущение, что в следующий раз, когда вас спросят, на ком вы испробовали свой декокт, вы ответите, что это были крысы, два егеря и этот, как его, Женька Рысев, который умудрился на полуразумную тварь нарваться. — Прошипел я сквозь стиснутые зубы. Было так больно, что слёзы выступили на глаза. Но, когда я отвлекался от волшебных ощущений и говорил неважно что, становилось вроде бы полегче.

— Ну что вы, ваше сиятельство, — всплеснул руками Лебедев. — Я никогда не назову вас просто Женькой Рысевым, как вы вообще могли об этом подумать?

— А, значит, со всем остальным я угадал, — боль вроде бы начала отступать, и я процедил. — Помогите мне до постели дойти, а то, я после твоих экспериментов могу завалиться на пол.

Лебедев тут же подскочил ко мне, и я услышал, как он пробормотал.

— Болевой импульс длился две минуты, восемнадцать секунд. Похоже, его интенсивность и продолжительность напрямую зависит от магического потенциала. — Вот точно на мне эксперименты ставят, сволочи!

Сев на кровать, я откинулся на подушку. Боль совершенно прошла, но в руке ощущалась скованность.

— До завтра рука может не двигаться, — предупредил Лебедев. — А уже с утра её можно начинать полноценно нагружать и проводить полноценные тренировки. Без этого, к сожалению, не обойтись.

— Спасибо, что предупредили, Аристарх Григорьевич, — ядовито проговорил я. — Вот только было бы гораздо лучше, если бы вы предупредили меня до того, как я выпил эту дрянь.

— Эта дрянь поможет вам уже очень скоро вернуть руке прежнюю подвижность, — Лебедев скрестил руки на груди. — Что бы вы про меня ни думали, Евгений Фёдорович, я никогда не дам вам лекарство, которое может навредить.

— Знаете, что меня больше всего умиляет в вашем последнем высказывании? — я потёрся щекой о плечо. — Вы сказали, что мне не дадите ничего потенциально ядовитое. Другие, я так понимаю, вполне могут пострадать ради науки?

— Ну, знаете ли, — начал Лебедев, но внезапно осёкся и злобно посмотрел на меня. — Чего вы добиваетесь, Евгений Фёдорович? — спросил он прямо.

— Когда вы меня выпустите отсюда? — я смотрел на него в упор. — Мне до смерти надоела эта палата, которая больше на тюремную камеру похожа. А руку восстанавливать я вполне могу и в отеле, а потом и дома. Когда дождусь уже этого проклятого юриста, который, похоже, основательно так загулял, что даже заблудился, раз никак не может вот уже четыре дня до форта добраться.

Дверь открылась, и в палату вошла Маша, которая сразу же заняла свой наблюдательный пост возле моей кровати.

— Хорошо, Евгений Фёдорович, — процедил Лебедев. — Завтра вы можете отправляться в отель, домой, хоть на десятый уровень. Мы с Никитой сделали всё, что могли. Но если возникнут какие-то осложнения, то, я умываю руки. И говорю это при Марии Сергеевне, призывая её в свидетели.

— Что опять не так? — Маша перевела взгляд с меня на Лебедева.

— Ваш муж, ужасный пациент, Мария Сергеевна. Просто жуткий, — начал меня сдавать Лебедев. — И как вы уже слышали, он настаивает на том, чтобы уйти из клиники. Что ж, я не могу не подчиниться графскому произволу. Завтра утром можете его забрать. — Пафосно добавил Аристарх Григорьевич.

— Вы забыли сказать, чтобы её сиятельство забрала меня к чёртовой матери и такой-то бабушке, — растягивая слова произнёс, вытягивая одну ногу, в то время как вторая продолжала оставаться на полу.

— Это подразумевалось, ваше сиятельство.

— А ещё мне интересно, насколько же вам, Аристарх Григорьевич хочется исследовать богатый внутренний мир той твари, которая меня чуть без руки не оставила, если не разу за эти дни меня на хер не послали, — я закинул здоровую руку за голову и ехидно посмотрел на Лебедева.

— Так вы меня специально провоцировали всё это время, Евгений Фёдорович? — медленно проговорил целитель.

— По правде говоря, нет, — я вздохнул. — У меня действительно такой ужасный характер и я терпеть не могу болеть. Но вы сдержались, поздравляю. И даже даю вам карт-бланш, размером в целую неделю. Ровно через неделю сюда приедет Павлов и заберёт то, что вы не сумели уволочь, или просто посчитали неинтересным для себя. Кроме одного. Шкура моя без каких-либо исключений.