— Простите, но похоже, что приехала Софья с детьми, — встал Вадим, как бы намекая генерал-губернатору.

— Она не знает? — спросил Перовский собираясь.

— Нет, — ответил Вадим и поймал на себе долгий взгляд.

Входная дверь открылась, и в коридоре зашумели дочки.

— Всего доброго, — поклонился Перовский, и пошел на выход, где пересекся с Софьей.

— Ой, Владимир Андреевич, здравствуйте! А мы и не знали! Вы что уже уходите?

— Простите, Софушка, но да, я заскочил только на пять минут.

— Оставайтесь! Сейчас накроем на стол, — включила гостеприимную хозяйку Софья, но потом увидела мрачного Вадима, выходящего из гостиной. Он коротко мотнул головой и Софья прекратила уговаривать, остановившись на любезности.

— Нет-нет, спасибо, еще много дел, был рад встрече… — попрощался генерал-губернатор и вышел.

— Девочки, раздевайтесь и бегом мыть руки, — Вадим сразу взял шефство над Машей и Дашей, — Егерь, пожалуйста отнеси сумки на кухню.

— Да, Вадим Борисович, — понял все телохранитель и быстренько ретировался.

— Вадим, что хотел его сиятельство? — спросила Софья, когда они остались наедине.

— Я должен кое-что тебе рассказать, — начал Вадим, — еще до того как меня первый раз изгнали из Петербурга…

— Первый?!

— Пожалуйста, не перебивай…

Прошло два года.

Январь 1848 год Санкт-Петербург. Сенат.

За большой трибуной в огромном душном зале выступал министр экономики Российской империи Егор Францевич Канкрин:

— Из-за вашей жадности, в Валахии и Молдавии восстал народ! Мы войска черт возьми отправили, а нужен хлеб, — министр говорил запинаясь, он покраснел от напряжения и сильно потел, сказывался очень почтенный возраст, — нам людей нечем кормить, а вы, паразиты, все в Англию везете! Того гляди, еще польша поднимиться!

— Но это приговор! Вы отнимаете у нас свободу! — из сенаторов стал возражать один из противников нового закона.

— Вы отняли ее сами, выбрав англичан, а не своих крестьян! — возразил Канкрин и повернулся к Николаю.

Император выступал арбитром, должен был приводить стороны к согласию, но сегодня он был не в настроении. Рядом с ним сидел уже покрывшийся старческими пятнами Бенкендорф и постоянно выслушивал доклады прибегающих посыльных. Все Европа стояла на ушах.

Николай Павлович встал, шум в сенатском собрании утих. Все ждали, надеялись, что вседержавец отменит закон. Бенкендорф выслушал доклад и печально покачал головой. Император скрипнул зубами и заговорил:

— Доигрались? Я вам не позволю морить народ голодом! Слышите? — он ударил кулаком по столу так, что столешница подпрыгнула, — послал Бог нам испытание, а теперь будет расплата. Я Николай Павлович Романов, император всероссийский, повеливаю, начать исполнение закона с момента его подписания!

И он подписал документ, который ему передал Канкрин.

— А теперь, по праву наибольшей доли, передаю слово управляющему Зернового союза, Беркутову Вадиму Борисовичу.

Сента сидел в состоянии шока. С момента подписания указа, в России появился Зерновой союз, который отвечал за продажу зерна на территории империи и за его вывоз на экспорт через Мариупольскую товарную биржу. Отныне никто не мог лично выбирать поставлять ему зерно в страну или за ее пределы, более того, для всех землевладельцев вводилась обязанность по модернизации сельхозугодий и хранению продукции. Кто же был не в состоянии, следовать инструкциям терял землю с крестьянами.

— В этот мрачный час, я в трауре, — начал Вадим, — мне больного от того, что в нашей Родине, с самой плодородной землей в мире мог случиться голод. На посту управляющего союза, я гарантирую, что ни один гражданин империи больше не узнает голода! Ни одной семье больше не придется оплакивать умерших без еды детей.

На этой ноте он ушел с трибуны. Заседание сената закончилось, император с министрами потянулись к выходу. Николай остановил Вадима в дверях:

— Начинайте сейчас же.

— Польша?

— Да, будь она неладна, — отмахнулся император и вместе с Бенкендорфом и Чернышовым пошел на выход.

В стороне остался Канкрин, он сильно потел и расстегнул воротник.

— Вадим, это вынужденный шаг, но без ваших запасов, у нас начнется то же, что во Франции и Пруссии.

— Я понимаю. И я рад, что все случилось именно так, — кивнул Вадим, — сначала я накормлю Россию, потом я накормлю Индию и Китай, даже европа будет есть у меня с рук.

— Но это не совсем… — на лице министра проскользнуло удивление.

— У России не останется выбора, кроме как развиваться, — продолжил Вадим, — скоро, Николай узнает, что в восстании польши замешана Австрия и не пошлет им помощь на погашение бунта в Венгрии. С моей же стороны, в Венгрию уже отправлены сухогрузы с пшеницей вверх по Дунаю. Валахия и Молдавия получат свой хлеб.

— Вы знали? — хриплым, почти безжизненным голосом спросил Канкрин.

Вадим улыбнулся.

— Шесть лет назад, Николай Павлович в шутку назвал меня "оружейным бароном", на мой взгляд мелкова-то конечно, — Вадим развел руками, — а главная ирония, знаете в чем? Вы думали, что все, чего я прикасаюсь становиться деньгами… Но все, чего я касаюсь, становится оружием.

— Вы не просто знали… Вы спланировали, подтолкнули их жадность, — понял Канкрин и схватился за сердце, на лице у него проступила гримаса, — я предупрежу Николая…

— Я не собираюсь вам мешать, — честно ответил Вадим и искренне поклонился в пол, — для меня было честью встретить настоящего Человека.

Министр шатаясь пошел в сторону выхода. Он вывалится из дверей и пошел в сторону императорского кортежа, который собирался ехать в Зимний Дворец.

— Егор Францевич? — Николай увидел Канкрина и остановился на ступеньке кареты.

Из окон сената Вадим видел, как один из лучших министров экономики за историю страны, на последнем дыхании пытается выдавить хоть слово, но… стук… стук… стук. Так перестало биться сердце человека, который не жалея себя отдал жизнь на благо родины.

Вадим забрал шубу из рук Егеря и вышел на улицу.

— Я пойду гулять, — он закурил и пошел в сторону центра, проходя мимо сенатской площади, где Николай впервые столкнулся с угрозой своей власти.

Мимо бежали люди, желая помочь министру, но его время кончилось. Денежные реформы улучшили состояние экономики, но не смогли заделать огромную дыру, в которую уходили деньги на армию и покорение ближнего востока. Дальнейшее уменьшение экспорта зерна только ухудшило ситуацию.

Вадим прошел через мост и вышел к огромной людской очереди. Панику в крупных городах удалось подавить новостями об открытии новых продовольственных магазинов. Вадим молча встал в очередь, чтобы дождаться открытия вместе со всеми. Приглашенный ведущий разыграл лотерею, раздал призы и наконец объявил об открытии. Народ толпой ломанулся внутрь, только отряды дружинников не позволили начаться давке.

А внутри начиналась сказка для обывателей девятнадцатого века. На полках стояли всевозможные консервы и крупы в картонных коробках.

Запасы соли, консервные фабрики, многополье, органические удобрения и животные фабрика перевернули мир. Вместо обычного набора продуктов, Вадим теперь круглый год мог поставлять фасоль, горошек, картошку, кукурузу, оливки, чечевицу, гречку, и такое разнообразие сносило голову. Люди с трясущимися руками ходили между продуктовыми витринами, хватая все, что привлекало взгляд. Вадим же подошел к стойке и взял свежую газету:

"Возвращаясь к мировым новостям, хотелось бы сказать о сотрудничестве Российской империи и Панамского государства. В этом месяце Российская академия наук отправила первую партию противомалярийных вакцин…"

— И это, пока в Европе бушует пожар революций, — усмехнулся Вадим, переворачивая страницу: