Такая же незавидная судьба, как Давыдова, постигла и градоначальника Леонова. В его отношении боссы из Большого Кольца завели отдельное разбирательство. Дядя Камиллы был немедля смещен с занимаемого поста. Учитывая, что ранее именно племянница уговорила его на авантюру с подставным составом, не давшую результата, Леонов в скором времени заявил, что отныне не желает иметь с девушкой никаких дел: ни профессиональных, ни даже личных. Кроме того, Сергей впал в тяжелейшее отчаяние, и за последующую неделю ни разу не вышел из дома, чем заставил семейных не на шутку забеспокоиться о его душевном состоянии.
Эти приключившиеся политические сдвиги, повлиявшие на судьбы конкретных людей, впрочем, не отразились на городе в целом. Стоял зенит летнего сезона, и Борей-Сити старался дышать полной грудью в это изнурительное – даже по меркам фронтира – время.
Хотя смещение с поста Николая Давыдова носило формальный характер, тем не менее оно значительно освободило график «опального» старшины. Начальство требовало ежедневно отсылать «наверх» тонны отчетов для содействия созванной комиссии, и, поскольку для всех должность старшины числилась за Антоном Мининым, именно ему приходилось терять время за рассылкой глупых формуляров. Невеста Антона, которая по наивности нашла повышение жениха счастливейшей удачей, скоро пожалела о преждевременной радости. Тот ночами стал пропадать в управлении, так что их отношения вполне могли бы разладиться, не будь эти двое вместе со школьной скамьи.
Сам Николай, обретя впервые со дня прибытия в Борей-Сити толику свободы, наконец обратился к тем аспектам жизни, на которые заглядывался раньше, но не находил ни времени, ни моральных сил. Разумеется, не откладывая дело Громова, молодой офицер, так или иначе, стал развлекаться поездками за город, где, вопреки мнению жителей Большого Кольца, было, на что взглянуть, взялся учиться верховой езде на настоящих лошадях и побывал с экскурсией на шахте, куда на протяжении долгих месяцев не смел совать носу. Особое удовольствие этим новым занятиям добавлял факт, что практически везде Давыдов появлялся в компании Бобби. Чаще она была с дочуркой. После ночи на «Стоянке» у них сложились по-настоящему теплые отношения. Николай предостерегал себя временами, что с его стороны не слишком-то честно сближаться с девушкой сейчас. Собранная по его душу комиссия могла в любой день погнать Давыдова прочь из Борей-Сити. Тем не менее он не мог устоять перед соблазном проводить с ней свободное время. Притом надеясь на большее в перспективе ближайшего будущего.
Однажды – через полторы недели после Сима – Давыдов зашел по завершении смены в «Пионер», где Бобби выступала вторую ночь кряду. Угнетенная летним режимом труда, толпа борейских работяг в эту пору засиживалась в баре допоздна и каждый раз ближе к концу была на удивление щедра на внимание. По этой и некоторым другим причинам Бобби находилась в отличном расположении духа и всегда с радостью обнаруживала Николая среди посетителей. Молодой офицер не пропускал ни единого ее выхода на сцену. Зная сейчас гораздо больше о прошлом Бобби, он слушал выступления совершенно иначе. Давыдов старался в большинстве песен читать между строк и нередко находил там ответы на вопросы о событиях ее жизни, о которых Бобби не любила говорить прямо в случающихся между ними откровенных беседах. День ото дня Николай все отчетливее ощущал, что знает девушку гораздо лучше, нежели знал кого-либо в жизни. Особенно дома, в Бинисе, этих асфальтово-цифровых джунглях, где давно притворство и самообман стали обычными орудиями выживания.
Час стоял поздний, и, раздухорившись, Бобби сдалась перед мольбами толпы и сыграла одну из классических баллад, прежде чем завершила сет. Это была длинная проникновенная песня, повествующая, как понял Николай, о человеке, который впервые в жизни прибывает из провинции в Большое Кольцо и теряет голову. Ослепленный сиянием неспящих мегаполисов, потонувший в роскоши и многообразии возможностей, он оказывается использован и предан, выброшен на обочину жизни, словно ненужная вещь. Услышав песню впервые, Давыдов счел странным, что Бобби, ни разу не заезжавшая восточнее Борей-Сити, берется судить о жизни в незнакомых краях. Лишь со временем офицер признал, что в словах чувственной баллады нет ни капли лжи, что в любой точке мира найдется свое Большое Кольцо, растаптывающее грезы людей в прах. Его родной Бинис в этом смысле совершенно неуникален. Он в очередной раз с удовольствием прослушал песню от начала и до конца, и еще некоторое время после того, как гитара Бобби замолкла, музыка невольно доживала в его голове.
Меж тем Бобби уже спрятала инструмент и, как всегда элегантно поклонившись, сошла со сцены. Она на ходу отыскала взглядом Давыдова и, как кажется, едва-едва сдержав улыбку, кивком показала на выход, чтобы тот дожидался снаружи. Хотя в крохотном городишке слухи не оставались слухами пяти минут, и все были прекрасно осведомлены, что эти двое проводят время вместе, девушка старалась не показывать отношений открыто. Николай не противился таковой осторожности. Каждый раз он покорно дожидался Бобби на улице, чуть в сторонке от бокового выхода, пока та забирала вечернюю выручку. Вот и нынче, когда девушка появилась в блеклом свете вспыхнувшего в переулке фонаря, он встретил ее с восторженной улыбкой и, как делал всегда, когда провожал до дома после выступлений, принял гитарный кейс и бросил на плечо. Она поправила Давыдову сползшую на бок шляпу, и молодые люди двинулись через центральную площадь.
– Не утомился ничего не д’елать? – вдруг серьезно заговорила Бобби, когда они вышли на пустынный перекресток в паре кварталов от ее дома.
Николай недоуменно покосился на девушку.
– Вся эта старшинская возня, – тогда пояснила Бобби. – Ти ни за что не признаешь, но тебе это в радость. Бить всегда при д’еле…
– Понимаю, о чем ты, – отозвался Давыдов и замотал головой: – Но, как я уже говорил, это формальности, Би. В управлении не считают, что в случившемся есть моя вина. Я все еще у руля этой шарашки, – улыбнулся он.
Девушка тем не менее взяла Николая под руку и крепко сжала, будто боясь, что он вот-вот растворится в бархатистом ночном воздухе.
– Ведь правильно ви говорите: нет пара без огня.
– Нет дыма без огня, – добро посмеявшись, поправил Давыдов.
– Я про расследование, – сказала Бобби. – Такие в’ещи наверняка не инициируют, если не ждут найти козла отпущения. Твой друг в Бинисе не мож’ет прекратить этот абсурд?
Николай горько вздохнул, ведь сам уже тысячу раз обращался к этой мысли, но всякий раз останавливал себя.
– Может, он смог бы, – так или иначе, ответил офицер. – Но я не вправе впутывать его. Без того по гроб жизни обязан, что не прозябаю где-нибудь на границе.
– Возможно, ти прав.
– Жаль только градоначальника. Его задело напрасно.
Бобби неожиданно усмехнулась:
– Вряд ли кто-то станет тосковать по Леонову. – Она посмотрела на Николая. Заметив, что в уголке его рта зародилась улыбка, продолжила: – О таком говорить не принято, но вс’ем в городе известно, что Сергей прятался за спиной у Громова. Его влияние – просто фикция. И челов’ек не подарок. Как говорят, в дипломатических поездках он более занят шлюхами, чем городскими делами.
– Где ты такое слышала? – теперь совсем рассмеялся Николай.
Девушка пожала плечами.
– Думаешь, клевета? – спросила она.
Давыдов хитро улыбнулся, но вслух ничего не сказал.
Дорога до коттеджа, в котором Бобби снимала квартиру на втором этаже, заняла около четверти часа. Сколько ни пытался Николай перевести беседу в мало-мальски приятное русло, разговор неизбежно возвращался к его будущему на посту начальника полиции. Хотелось бы Давыдову думать, дело исключительно в том, что Бобби болеет за его судьбу из соображений наидобрейшего сердца, которое она каким-то чудом сумела сохранить с учетом пережитого. Но, конечно, это была неправда. Точно так, как Николай полагал со своей стороны нечестным сближаться с девушкой, пока не определятся профессиональные перспективы, Бобби считала глупым и наивным со своей стороны отдаваться этим отношениям преждевременно. Давыдов старался оградить девушку от дурных мыслей, но назойливая тема в последние дни всплывала среди бесед все чаще.
