Давыдов, нахмурившись, перебил:

– Ах, и ты, Брут? – Он, проверив механизмы револьвера, отложил оружие и пристально посмотрел на коллегу. – Думал, ты, как никто, поймешь, в каком мы незавидном положении, – проговорил Николай. – Лишние руки не помешают – невозможно отрицать. А времени искать полноценную замену Князеву у нас нет. В чем, собственно, беда?

– Ты понимаешь, что Василий не просто так не держал в управлении роботов? – грозно переспросил первый помощник.

Начальника, однако, не впечатлил заносчивый тон.

– Действительно? – иронически вымолвил он. – Хочешь сказать, это никак не связано с общей разрухой, которую я вижу? Не пойми превратно, – вскинув руки, оговорился Давыдов, – я не упрекаю Громова. Ты неоднократно давал понять, что он сделал на посту все, что смог, и даже больше. Не его вина, что Большое Кольцо уделяет городу посредственное внимание.

– Дело не только в этом, – между тем убежденно отозвался Минин. – Смысл некоторых решений старшины чуть более сложен.

– Соизволишь растолковать этот смысл?

Антон нервно ухмыльнулся. Слова начальника показались очередной насмешкой.

– Думал, мы давно разобрались, что служба на фронтире – дело особое, – тем не менее вымолвил он. – Тут порой приходится сталкиваться со странным выбором, когда совершенно неясно, кто прав, кто виноват. Выбирать между долгом и здравым смыслом нелегко, когда ты в гуще событий.

– Камилла говорила что-то такое, – нахмурился Давыдов. Вопреки ощущениям первого помощника, он вовсе не иронизировал. Наоборот, возникший из ниоткуда повод поспорить с Антоном Мининым обеспокоил. В конце концов, независимо от успеха или провала операции, с этим человеком предстояло работать и дальше, доверять ему, полагаться на его поддержку. Складывалось же впечатление, что с каждым новым днем отношения с подчиненным тихо, но верно таяли, как последний снег по весне, и превращались в мерзкую жижу из недоговорок и взаимосомнений. – Помню, – тем временем, прогнав неприятные мысли, продолжил Николай. – Она предупреждала: служба здесь может поставить в затруднительное положение. Заставить действовать наперекор уставу. Как в воду глядела, скажи? – попытался улыбнуться офицер. – Эта грызня с Ящинскими… Но я не понимаю, к чему ты вспомнил об этом.

Первый помощник демонстративно повернулся к стоящему рядом андроиду.

– Не очевидно? – спросил он, показывая на машину. – Эта штуковина! Она же не такая, как мы. *Мы* осознаем нашу ответственность. Вы, я, Камилла, Макс, Князевы и Борис… Все мы разумны и действуем соответственно. Предпринимаем неочевидные шаги, вроде того, что арестовываем Ящинских, невзирая на положение и связи. Потому что так правильно. Потому как они являются бо́льшим злом в истории с Акимовыми. – Минин выдержал выразительную паузу, после чего пожал плечами: – Эта… вещь… способна разобраться в подобном?

– Ага, – не слишком убежденно ответил Давыдов. – Они созданы людям в помощь.

– Но каким людям?

Николай недоуменно развел руками.

– Их производят корпы на службу работникам этих самых корпораций, – тогда озвучил очевидное первый помощник. – Такие машины не оценивают ситуаций и не выбирают сторон. Их лояльность – задана двоичным кодом. Она незыблема, как сказал бы Громов, не поддается ежеминутной переоценке. Он понимал это лучше других и оттого отказался от использования андроидов на службе. Полагаю, следует призадуматься, – настойчиво заключил Антон.

Немного поразмыслив, Давыдов переспросил:

– Считаешь, лучше бросить его в кладовку, как ненужный хлам?

– Думаю, нужно быть осторожными. Использовать только в крайнем случае. Он может навредить невиновному лишь потому, что тот не числится в корпоративных базах. Это бомба замедленного действия на нашем собственном дворе.

– Почему говоришь сейчас? – между тем удивился Николай. – Отчего не неделю назад? Или вчера, когда соглашался забрать его?

Первый помощник, однако, не нашел себе оправдания:

– Не могу сказать, – пробормотал он растерянно. – Я правда думал об этом раньше. Но увидев сегодня собственными глазами, понял, насколько он опасен.

– Прости, но этого недостаточно, – тотчас замотал головой Давыдов. Он поднялся из-за стола и, резко нацепив кобуру, дал понять, что за неимением лучших аргументов беседу стоит прекратить. – Я буду приглядывать за ним в оба, но решению не изменю, – твердо проговорил начальник. – Нам пригодятся любые руки. Неважно: живые или нет. Мы не в том положении, чтобы бросаться ресурсами, и тебе это прекрасно известно. Камилла занята тем, что убеждает мэра поддержать план. Хоев договаривается о содействии со стороны соседнего управления. Марк сам не свой с тех пор, как подстрелили брата. Мы не можем втроем тащить всю работу управления. Нужна какая-никакая подмога. Нет уж, прости, – с наигранным неудовольствием заключил Николай, – поступлю так, как подсказывает мне *мое* чутье.

Офицеры на этих словах сердито посмотрели друг на друга, и Минин, открывший было рот, чтобы возразить, в последний момент осекся. По всей видимости, осознал, что разговору действительно не́куда продолжаться. Он демонстративно развел руками и, бросив последний недобрый взгляд на синта, побрел прочь из кабинета. Вскоре недовольное бормотание Антона доносилось из-за затворившейся за ним двери.

Проводив первого помощника встревоженным взглядом, Давыдов уселся на край стола и разочарованно вздохнул. Прежний бодрый настрой целиком оставил его.

Николай солгал бы, сказав, что очередная недоперебранка с Антоном Мининым совсем не выбила его из колеи. С другой стороны, он точно так же оказался бы прав, заметив, что для последнего времени это было обыденное явление – разойтись с подчиненными, не сказав друг другу решающего слова и не придя к единому мнению. Будь то обвинение Призраков или же безрассудный, по мнению Антона, план по их поимке, или что-то другое, в меньшей степени значительное. Всякий раз они с Мининым безнадежно не находили общего языка. Далеко уже не впервые Давыдов, размышляя после беседы, ловил себя на мысли, что все проблемы, одна за другой вбрасываемые первым помощником в общую копилку текущих неурядиц, выглядят слишком надуманными и несвоевременными. Будто Минин изобретает на ходу с неясной, но, очевидно, дурной целью. Намеренно пытается сбить начальника с толку на пороге, возможно, главного свершения в его короткой фронтирской карьере.

Всякий раз, погружаясь в подобные мысли, Николай тем не менее находил их чересчур параноидальными и в отчаянном порыве переубеждал себя. Вот и теперь, чтобы отправиться в патруль со спокойной душой, он стремился сыскать тысячу и еще одно оправдание странному поведению Минина, лишь бы уверить себя, что ситуация вовсе не так плоха, как показалось в первый момент. Если не доверять Антону – значит не доверять ни единой душе в этом чертом забытом месте, думал Давыдов. Осознание этого приходило все чаще, но допустить подобное вероломство Николай считал просто невозможным. В отличие от могучего предшественника, Давыдов видел себя законником, да и просто человеком слишком слабовольным, чтобы вести «священную войну за Запад» в одиночку, никому не доверяя.

Как предшественник, Николай, однако, заблуждался в главном касательно собственной трусости. Ему невдомек было, что на фронтире, вопреки нелепой убежденности большинства, именно в трусости законник может найти неожиданное спасение.

Удивительное открытие ожидало Николая Давыдова в скором времени. Все дурные, по его мнению, события, подводили молодого старшину к нему.

33

Как это происходило уже неоднократно, события после очередной размолвки Николая Давыдова с первым помощником пошли размеренным, хотя напряженным чередом. Тестовый «выход в свет» Лектора, несмотря на все предостережения толстолобых офицеров, выдался на удивление спокойным. Запомнился он только тем, что, когда Николай по завершении патруля заскочил за кофе, последовавшая за ним громадина не вписалась в один из рядов крохотного заведения и на глазах посетителей перевернула стеллаж с сувенирными магнитиками. Хозяин кофейни, однако, гордящийся завсегдатаем в лице начальника полиции, воспринял ситуацию скорее с юмором, нежели обидой. Нелепейшая ситуация затем позволила борейским болтунам покуражиться в «Пионере» вечер-другой, однако уже вскоре бесповоротно забылась.