Медленно складываются пазлы из разных воспоминаний и сцен, шокируя новыми догадками:

— Получается, вы прервали общение и нам запретили не из-за того, что Кристину покусала собака?

— Нет, — бесцветно отзывается дядя Коля.

— Вы понимаете, что сотворили со мной и Игорем?! Заставили нас мучиться, страдать из-за ложной вины.

— Сынок, я не думал, что так получится, прости.

— Тетя Люба в курсе? — отворачиваюсь и сжимаю подоконник до побелевших костяшек, не желая никого видеть.

— Да.

— Поэтому она такая, э-э-э, — не нахожу приличного прилагательного: — Поехавшая?

— Влад! — отец недовольно восклицает.

— Я бы так не сказал, всего лишь стала более подозрительной и помешанной на контроле, — дядя Коля несмело подает голос.

— Вы так это называете?! — на смену отчаянию приходит негодование, готовое снести все на своем пути. — А вы в курсе, что ваша жена усердно третирует Кристину?

— Не правда, просто у нее строгие методы воспитания.

— Да уж конечно! И там прописано про выпрямление волос, лишь бы ничем не напоминать мою маму?! Наверное, удобно жить, ничего не замечая? — заставляю себя развернуться, чтобы посмотреть ему в лицо. — Вы ничего не сделали, чтобы это остановить!

Теперь и папа недоумевает:

— Да, Коля, как был малодушным, так и остался.

Очередное затянувшееся молчание погружает каждого в свои мысли. Странно и непривычно осознавать, что я не виноват в прекращении дружбы с Михайловыми. Столько лет корил себя зря. Когда-то я восхищался дядей Колей, считал его лучше отца. Сегодня он уничтожил все хорошее, что я знал о нем.

Вибрация в кармане шорт выводит из транса:

— Да, Крис.

— Я беспокоюсь, — любимая становится той необходимой опорой, нитью, способной удержать от глупых поступков.

— Все нормально, скоро приеду.

— Влад, ты ничего не скрываешь? — моя девочка волнуется.

— Нет, милая, — оказывается, я еще тот лгун, но она никогда не узнает правду.

Отключаюсь и оглядываю мужчин. Иногда внешне взрослые люди не являются таковыми внутри…

— Дядя Коля, настоятельно прошу не посвящать Игоря и Кристину в истинные причины старого конфликта. Не надо добавлять им новых психологических проблем, помимо тех, что уже есть. Для всех повод в совместном бизнесе, — пытаюсь казаться сильным, делая вид, что ужасные, ядовитые оскорбления ни капли не ранили.

— Похоже, наши дети лучше нас, — он обреченно взирает в пустоту. От прежнего, уверенного и нагловатого хозяина положения не осталось и следа.

— Отнюдь не благодаря, а вопреки, Коля, — папа силится скрыть слезы. Видно, что произошедшее разбередило старые раны. Он обожал маму, потакал ее прихотям, ни в чем не отказывал. За столько лет так и не привел сюда другую женщину.

— Пусть Кристина возвращается домой, я не против ваших отношений.

Слабая попытка получить хоть что-то упирается в мой непоколебимый отказ:

— Поздно, я не отдам ее. И, кстати, в Англию она тоже не едет.

— А что я скажу Любе?

— Коля, начни нести ответственность за свои поступки и решать трудности сам. Пойдем, Влад, провожу тебя, — папа заблаговременно прекращает еще не начавшийся новый спор.

Отрешенно бреду на улицу, где возникает острое желание сбежать на край света от безжалостной правды, узнав которую, поведение отца семнадцать лет назад воспринимается иначе. Вот почему он не приходил по несколько дней, вот почему они ругались.

— Привози Кристину знакомиться, что ли.

Он тоскливо касается водительской двери, уплывая сознанием куда-то далеко. Возможно туда, где молодая, красивая женщина бойко выскакивала из этой самой машины и радостно махала нам, пока мы мастерили ту беседку. Ветер развевал темные кудри до плеч, а она щурилась от яркого солнца и улыбалась. Когда окончательно не пропала легкость и жизнерадостность в движениях. Мама казалась крутой: миниатюрная, за рулем огромной Камри. Тогда я думал, что у нас все в порядке. Да, они уже ссорились частенько, но были и моменты просветления.

— Хорошо, — мимолетный порыв заставляет обнять родителя на прощание, чем шокирую его.

Покидаю родительское гнездо с тяжелым сердцем. Я ожидал чего угодно, но не этого. Горечь так сильно сковывает тело, что каждый вдох и выход дается непросто. На автомате выруливаю на центральную улицу поселка, спасаясь прохладой кондиционера. Неожиданное озарение сшибает наповал. Перестав соображать, резко торможу, только позже догоняя, что, если бы рядом были машины, то случилась бы серьезная авария, но сейчас так плевать. Гораздо важнее другое, то, что мама страдала и тосковала не из-за проблем с отцом, а из-за дяди Коли. И когда умирала в больнице, она тоже ждала его. Эти истерики, метания…

— Ты пришел? Почему так долго, я решила, что предал нашу любовь, — иссохшие руки цеплялись за футболку.

Палата пропиталась противным запахом лекарств и страданий. Я по-прежнему не мог привыкнуть к нынешнему виду мамы: впалое лицо, пустые глаза, болезненная худоба. Вот и все, что осталось от некогда прекрасной женщины.

— Я каждый день здесь. Представляешь, Саша пригласила меня на выпускной, а я, дурак, стеснялся подойти первым.

— Почему ты не забрал меня у него?

— Мамуль, тебе плохо, что-то болит? Это же я — твой сын. Позвать врача? — схватил маленькую ладонь, согревая холодные пальцы. Она постоянно мерзла.

— Нет, мне поможет только он. Вы специально скрываете от него, где я, — тихий голос выдавал обиду.

— Назови имя, и я приведу его! — я сделал бы что угодно, поверил в любой бред, лишь бы облегчить ее страдания, сам порядком измученный бессилием.

Внезапно мама захныкала, осознавая очевидную истину: неизвестный не придет, не потому что не знает, а потому что не хочет. Она не нужна ему.

Это был наш последний разговор, через три дня ее не стало. Я не пошел на выпускной. Впрочем, как и Саша, которая поддерживала меня следующие месяцы вместе с Игорем.

Сокрушенный открытием, завываю и вываливаюсь из машины на траву. Правда бывает очень жестокой и уничтожающей. Она добровольно погубила себя, наплевав на меня и отца. Методично разрушала организм несчастной любовью, не пытаясь спастись, равнодушно ждала, когда сгорит дотла.

Не в силах остановить собственные рыдания, с диким изумлением понимаю, что до сих пор не отпустил ее. Не представляю, как папа справился, потеряв любимую жену и фактически меня. Я же возненавидел его, назначив главным виновником.

Уткнувшись в одну точку, я долго сидел на земле. Может, час или два. Слезы высохли, оставив наедине с реальностью. Влажная от пота футболка покрылась дорожной пылью и неприятно прилипла к телу.

— Пап? Прости, если сможешь. Я больше не виню тебя в смерти мамы, — с трудом выдавливаю слова, но это надо сделать.

— Я бы предпочел оставить все, как было, лишь бы не причинять тебе новую боль. Иногда прошлое не стоит тревожить.

— Поздновато, пап, — горько ухмыляюсь.

— Ты дома?

— Да, возле подъезда, — очередная ложь срывается с языка.

— Я люблю тебя, сын. Не натвори глупостей.

— Хорошо, и я тебя, — сбрасываю вызов и на ослабевших, негнущихся ногах возвращаюсь на водительское кресло.

Что сказать Кристине, почему я в таком состоянии? Придется снова обманывать. Сегодня я бью все рекорды по вранью.

Когда за Владом закрывается дверь, волнение возвращается. А, как известно, для меня главное спасение — труд. Сначала навожу порядок на кухне: перемываю и расставляю по полочкам посуду, стираю капли пролитого кофе с узкой столешницы, задвигаю барные стулья. Недавно купленные милые парные кружки с Микки и Минни Маусами радуют глаз и закрепляют наш статус парочки, что ли. Затем перемещаюсь в спальню, чтобы заправить кровать. Нисколько не удивляюсь, обнаружив влажное полотенце на полу. Я постепенно привыкаю к его способности делать легкий беспорядок из ничего. Иногда Влад ведет себя как маленький ребенок: взял какую-то вещь, прошел с ней два метра, поставил. На просьбу вернуть на место следует отговорка: потом уберу. Ладно уж, мне несложно самой наводить чистоту, ведь это то немногое, чем могу фактически отплатить. За размышлениями не замечаю, как уже надраиваю матовые пластиковые шторки в ванной комнате.