— Ваше величество предпримет меры, дабы…

— … дабы сия встреча состоялась как можно скорее, — теперь голос Карла был почти весёлым. — Разбить царя Петера в генеральной баталии — вот что мне желательно, и он сам идёт мне навстречу. Но пока его здесь нет, я займусь гетманом… Старый хитрец сумел меня обмануть, а это далеко не всякому удавалось.

— Если вашему величеству угодна моя скромная помощь в сём деле, я к вашим услугам.

— Хорошо. Ступайте к полковнику Чечелю, он введёт вас в курс дела… Гёрдт! Созывайте совет!

Взгляд со стороны

— … Иными словами, вы предлагаете мне пойти на гнусность.

— Я не вижу другого способа воздействия как на гетмана, так и на его окружение. Посудите сами, ваше величество, как будет он выглядеть в глазах собственных офицеров, если…

— … если я соглашусь покрыть свое имя позором, — фыркнул король. — Я отнюдь не ангел, сударь, однако то, что вы предлагаете, не может быть применимо к знатным персонам.

— А я, ваше величество, не знаю другого способа обращения с местной знатью.

— В таком случае я не вижу вас среди претендентов на будущее управление этими землями и этой знатью. Ступайте и более не беспокойте меня…подобными фантазиями.

1

— Ох, и притащил же Каролус войска, — Келин обозревал окрестности города в подзорную трубу. — Передовые отряды уж палатки разбили, а арьергард ещё по дороге марширует. — Не менее пятидесяти тысяч солдат будет. Пушек маловато, а конницы многовато для осадного маневра, однако ж и пехоты достанет, чтобы нам докучать.

Я тоже вооружился подзорной трубой — кстати, весьма хреновой — и осматривал лагерь Карла на предмет отыскания знакомых рож. Ни на минуту не сомневался, что беглые Чечель и Орлик сейчас вертятся при ставке шведа: эти ребята поставили на его победу всё, а я, гад такой, весь кайф им обломал. Поэтому их единственный шанс не просто уцелеть, но сохранить власть и доходы — это играть за команду «тре крунур».

Нет, дорогие мои, здесь не хоккей. Здесь игра идёт по-крупному, а ставка — жизнь и свобода целой страны.

Я вам покажу, кто таков «гетман Мазепа»…

«Показывать», впрочем, пока доведётся молодым и сильным: после прогулки по городской куртине с инспектированием батарей и осмотром будущего театра военных действий меня опять прихватило. Лекари чуть ли не насильно затолкали меня в кровать, напоили снадобьями и велели спать. Надо отдать им должное: ребята своё дело знают. Несмотря на некоторые заскоки вроде модных нынче кровопусканий, во многом они применяют методы лечения, сходные с современными для меня. Во всяком случае, с «грудной жабой» они борются с переменным успехом. А переменный он в основном из-за того, что я всецело на стороне болячки: ни дня покоя… Ну, да ладно. Всё равно я спринтер, и финишная черта уже близко.

Теперь переписка с «Большой землёй» сильно затруднена. Кажется, в том варианте использовали бомбы без пороха, чтобы перебрасываться письмами с Шереметевым. Но здесь пока Шереметева поблизости нет, и едва стукнет хороший мороз, шведы переберутся на левый берег Ворсклы и там окопаются. На наше счастье, река, взявшаяся было коркой льда, во время оттепели оттаяла. Скандинавы в ледяную воду не полезут точно, и рисковать на переправе в такую погоду не будут. Совсем другое дело случится, когда установится «мостик» на тот берег, который будет способен выдержать салазки с орудием.

«Вот тогда он тебе всё припомнит, — Иван Степаныч снова высунулся из глубин сознания и злорадно захихикал. — Если б мы с тобою не делили одно тело, я б даже порадовался».

«Ты и так радуешься каждой проблеме, — напомнил я. — Учти: сердечко у тебя действительно хреновое, загнал ты его на седьмом десятке. Гляди, чтоб мы с тобой раньше срока не померли».

«Негаразды ты сам не только ищешь, но и создаёшь, Георгий. Так что сам гляди».

И замолк сам, не стал дожидаться, пока я в тысяча какой-то раз грубо посоветую заткнуться. Плохой знак. Если этот старый урод радуется, значит, что-то у меня идёт не по плану.

Копание в его памяти ничего не дало: там не было ничего такого, из-за чего стоило беспокоиться. Ситуацию в городе господа офицеры держат под контролем. Проблема явно находилась вне городских стен, где-то в районе шведского лагеря. То есть там же, где и мои беглые полковники.

Теперь стоп: а что, собственно, они могут шведу предложить, кроме планов Полтавы и примерных прикидок по численности и оснащению гарнизона? И когда до меня, дурака, наконец-то дошло, что именно они скорее всего Карлу предложат, я мгновенно покрылся ледяным потом.

Не имея особой возможности воздействовать на меня военными или экономическими мерами, они могут попытаться ударить по мне — то есть, по Мазепе — лично. Его супруга умерла, дочка скончалась ещё в детстве, других близких родственников нет, друзей — тоже. Остаётся кто? Правильно: Мотря Кочубей… Вот ведь не было печали… Где она должна быть? Кажется, в Белой Церкви? И Орлик наверняка об этом знает…

О своих подозрениях я немедленно сообщил Ивану Степанычу.

«Что скажешь?» — спросил я.

«А что сказать… Помочь ты ей не сможешь. Пропадёт она… Ты ведь тоже не станешь разменивать крепость на бабу».

«То-от и оно, что просто не смогу. Сдать Полтаву — сдать кампанию».

«Значит, судьба у Мотри такая злая, что поделаешь… Хотя, не верю я, что Карл решится на такое».

«Карл, может, и не решится. А те двое?»

«Вот те двое как раз могут… Охохо, не подумали мы оба о такой каверзе, а стоило. Пилипа, раз уж до подобного довёл, надо было не гнать от стен, а пристрелить. У Чечеля без него ума бы не хватило заложника брать, а этот сообразит сразу…»

«А ты бы что сделал на моём месте?»

«Я бы на твоём месте вовсе не оказался, — Мазепа снова начал язвить. — Ладно: я бы торг со шведом устроил, коль Пилип ему такую идею подаст. Потяни время, может, и войско государево успеет подойти. На него теперь одна надежда… Кто б мог подумать, что стану ждать его как избавителя…»

Я уже не стал язвить в ответ, напоминая, кто загнал гетмана в такую ситуацию, когда он просто не имел бы возможности предать. И так уже обсудили-переобсудили это сто раз. Вызвав Дацька, надиктовал ему — сам пера в руке удержать не мог от боли в грудине — записку для Семёна. Может, хоть у Палия получится лазутчика с письмом или устным посланием отправить, а там всё будет изложено — и о подходе шведской армии, и о проблемах, грозящих всем, в том числе и мне лично. Кочубей должен быть при царской ставке и, если ему сказать, что дочка в опасности, может, отец и расстарается, вывезет её оттуда.

Сам не знаю, почему я так разволновался, но хреново стало до такой степени, что лекари напоили меня сильнодействующим снотворным. Вырубило так качественно, что проснулся я только тридцать шесть часов спустя. К слову, лекарства сработали, мне и правда заметно полегчало.

2

Ситуация под стенами города особо не изменилась: как была плохой, так и осталась. Оттепель с дождями затянулась, и теперь лагерь шведов представлял собой стылое болото с чавкающей под ногами грязюкой. Ни о каких земляных работах во имя возведения осадных фортификаций и речи быть не могло: едва шведы пытались копнуть, как ямка тут же заплывала холоднючей водой. Потому скандинавы занимались только заготовкой дров — и то сырых — да попытками собрать хоть сколько-то провианта. Казаки ночью сходили на вылазку за стены, изловили парочку «языков». Шведы сообщили, будто добрая треть солдат от такой погоды ходят с кашлем и соплями, а из лекарств только чеснок и водка, и те через недельку к концу подойдут. Что ж, самая гриппозная пора в наших широтах, пускай эти викинги привыкают: им здесь ещё много лет жить, будучи в плену.

Собственно, глядя на шведские страдания, я начинал понимать, почему в эту эпоху зимой не воюют.