Я больше не боялся. Я больше не один. И у меня здесь такой союзник, о каком можно только помечтать. Опаска — да, оставалась, но только в плане «не сделать бы хуже» — но страх ушёл вместе с тоской одиночества.

3

«Брат Каролус» на пиру вёл себя крайне сдержанно. Он и в Полтаве предпочитал простую пищу — кусок хлеба с маслом и миску каши — и здесь, в Грановитой палате, обходился без изысков. Впрочем, Пётр тоже не привередничал в еде. Зато мне пришлось извернуться, чтобы не следовать старым застольным привычкам Мазепы. Сослался на недуг и запреты врачей. Единственное, в чём я решил поддерживать реноме старого гетмана, так это в его угодничаньи перед дамами. Наговорил массу комплиментов Екатерине — невенчаной жене Петра. Хотя женщина совсем недавно родила ребёнка, девочку, крещённую именем Елизавета, выглядела она весьма привлекательно по нынешним временам. И хотя у меня вкусы несколько отличались от здешних, всё же я как следует порылся в памяти Мазепы и рассыпался в достодолжных комплиментах. Дух времени, будь он неладен… И, да, меня ещё на пиру начали терзать сомнения насчёт своей будущности… Игра же, чтоб ей ни дна ни покрышки. С того памятного «разговора» прошло немало времени, и оппонент до сих пор никак себя не проявил, хотя я разом прибрал с «доски» его фигуру вместе с окружением. Может, ищет новую фигуру? Кто его знает. В том, что найдёт, не сомневаюсь, товарищ ушлый, да и «понторезов», готовых сыграть его партию, всегда хватало: нездоровое честолюбие и не до такого довести может. И тогда во весь рост встанет вопрос: не сочтут ли все стороны — и противоположная, и «судейство» — косяком с моей стороны излишнюю откровенность с Петром?

Трудно играть, не зная свода правил. А информации оппонента доверять не тянет: он прямо заинтересован в том, чтобы ввести меня в заблуждение.

Вот и думал я думу, вяло ковыряясь двузубой серебряной вилочкой в тарелке. Пир, судя по всему, скоро покатится к финишу, и времени на размышления у меня осталось совсем немного… Решай, Георгий. Всё в твоих руках.

Взгляд со стороны.

'…Верные люди донесли, будто гетман Малороссии Иван Мазепа также прибыл в Москву в свите государевой. Также они сообщают, будто государь почасту уединяется с оным, и о чём они говорят, неведомо, ибо, таясь, понижают голос до полушёпота.

Вывод из сей информации неутешителен: вероятнее всего, Иван Мазепа был изначально подослан царём Петром, дабы втереться в доверие и заманить шведскую армию в эту зимнюю ловушку. Рекомендую более не доверять людям, имеющим отношение к Малороссии…'

1

Уверенность в том, что мой…оппонент по игре уже сделал Ивану Степанычу предложение, от которого сложно отказаться, была практически стопроцентной. И едва оный оппонент нарисовался — пока я смиренно дожидался приватной аудиенции у Петра — как я задал ему вопрос «в лоб».

— Вы совершенно правы, — услышал я слегка насмешливый ответ. — Каждый из нас имеет право выбрать парочку помощников, исполнителей воли, так сказать. Итак, гетман Иван Мазепа — мой кандидат. Его согласие я получил, можете поинтересоваться у Ивана Степановича. И, уж коль вы изволили выбить Орлика из игры, я вправе искать второго, имя коего сообщу вам по факту его нахождения… Вам не интересно, какие ещё здесь имеются правила?

— Если вы с самого начала их не сообщили и уже получили за это страйк, то какой вам резон выкладывать мне их сейчас? — хмыкнул я. Насобачился уже на мысленных дискуссиях с гетманом, теперь меня такой штукой, как неслышный диалог внутри моей головы, не смутить. — Подозреваю, что вы откроете только те из них, которые вам выгодны.

— Умный, — хихикнул незримый оппонент. — Предпочтёте идти вслепую?

— Пожалуй, это будет лучше, чем идти по намеченному вами маршруту.

— Понимаю. Но всё же озвучу правило насчёт помощников: вы также можете выбрать одного или двоих помощников и назвать мне их имена. Однако в этом случае я получаю карт-бланш на противодействие им любыми допустимыми методами здешней эпохи. Равно как и вы можете всячески вредить моим…протеже.

— У меня не будет помощников, — сразу ответил я.

— Даже так?

— Распылять внимание на контроль за ними, да ещё подставлять под удары… Увольте. А вот союзники у меня будут, и здесь, если вы не соврали, я вправе не называть вам их имена. А вы, в свою очередь, не вправе распространять на них противодействие… как вы изволили выразиться — «любыми допустимыми методами здешней эпохи».

— Скажите, Георгий, почему вы не пошли в юриспруденцию? Из вас мог бы получиться великолепный адвокат-«крючок»: находите логические бреши в правилах не хуже юриста.

— Спасибо за комплимент, — невесело усмехнулся я. — Душа к адвокатуре не лежит. А теперь извините, меня ждут.

— У вашего способа игры тоже есть слабое место, — в голосе собеседника снова послышалась насмешка. — Вы можете считать человека союзником, а он внезапно окажется моей фигурой. Вот будет сюрприз.

— Кажется, вы обязаны назвать мне его имя, не так ли?

— Так. И всё же будьте крайне осторожны в выборе… союзников…

Наша мысленная беседа действительно проходила в приёмной, где мне, как почётному гостю, услужливо подставили резной стул. Прочие, ожидавшие высочайшей аудиенции, располагались стоя. Царедворцы, инженеры, офицеры… Я наблюдал в приёмной даже купца и какую-то вдову в чёрном платье. Пётр принимал всех и этим значительно отличался от всех своих преемников… Мы с Иваном Степанычем не были здесь самыми знатными, однако я видел, с каким почтением говорили со мной даже ближайшие сподвижники государевы. Полтавское геройство не при чём: Мазепа, на минуточку, легитимный глава вассального государства, кавалер ордена Андрея Первозванного и друг царя. Ну, а кунштюки, кои я выкинул во время малороссийской эпопеи, включая пленение Карла, только добавили мне политического веса. Мазепа на моём месте блаженствовал бы. А я оставался настороже, тщательно следил за словами, а когда не знал, что сказать, чтобы ничего не испортить, съезжал с темы, прикрываясь старческим недомоганием… Наконец кабинет-секретарь с учтивым поклоном пригласил меня к государю: аудиенция была «закрытой» — то бишь, не в зале, а в кабинете.

Ну, значит, будет «закрытый формат», который меня более чем устраивает. Незачем кривляться и общаться эзоповым языком на публике.

2

Не впервые являюсь на беседу к Петру, но каждый раз поражаюсь, насколько мало его личное пространство. Кабинетец небольшой, и ещё парусина на потолке привешена, чтобы создавать иллюзию маленькой высоты. Лично мне бы было здесь некомфортно. А Петру хорошо, он здесь чувствует себя прекрасно. Угнездился, как моллюск в раковине, мол, попробуй достань.

А глядит с недобрым интересом. Чувствую, меня ждёт форменный допрос.

— Садись, — он властным жестом указал мне на стул у печи, облицованной голландскими изразцами. — Не в первый раз говорим, однако ждал я возвращения в Москву, чтоб побеседовать…начистоту. Я не поп, однако жду исповеди.

— Что ты хочешь узнать, государь? — спросил я, включая и собственную осторожность, и слегка вкрадчивый, располагающий тон Мазепы.

— Ранее не спрашивал, а теперь спрошу: знал о планах Каролуса?

— Знал, государь. Оттого и на риск пошёл.

— Чем рисковал?

— Тем, что он не побежит к Полтаве, а вернётся в Польшу зимовать. Я б вернулся.

— Ты б сей манёвр в красивые слова завернул и всем подал. А Каролус не таков, ему возвращение ни с чем позором стало бы, — усмехнулся Пётр, вольготно рассевшись за письменным столом. — Ведь он, выступая в поход, расхвалился, будто зимовать будет ежели не в Москве, так в Смоленске.

— Не хвались, на рать идучи, — я позволил себе тихий смешок. — Да, я знал, куда он рвался, но это все знали. А вот о том, что зима будет суровейшая — не знал никто. Потому я Карла провианта и зимних квартир лишил, чтоб он помёрз как следует. Пока до Полтавы добежал, четверть войска потерял без боя. Я был уверен, что он от города не отойдёт. Правда, не был уверен, что ты ему баталию дашь.