Я откинулась на спинку стула, переваривая прочитанное. Что? Опять драконы? Ох, ладно…

'Могучие крылья, данные мне природой, выгнулись, их трепали потоки воздуха. Будто я вовсе не дракон, а какой-то дурной петух, упавший с крыши небоскреба.

Но я не упал. Меня сбросил собственный отец.

Земля приближалась. Я мог бы зажмуриться, однако не стал: любопытство, как ни странно, оказалось сильнее ужаса смерти.

До удара о землю оставалось несколько десятков метров, когда мой отец подхватил меня на спину. Удобная выемка у шеи, куда я свалился, будто в гнездо, амортизировала удар. Такая ложбинка, выстланная мягкими чешуйками, — слабое место в броне неуязвимых ящеров. Она есть только у отцов. Специально, чтобы в полете поймать сына или дочь, еще не научившихся летать. Ведь я был ребенком, а это — мой первый самостоятельный полет.

«Все хорошо, малы… сын?»

Отец снова хотел назвать меня малышом, как всегда называл до этого дня. Но, если ты готов встать на крыло, — ты взрослый. Пусть тебе и исполнилось недавно только семь лет. Так получи вместе с оказанной честью считаться взрослым все, что причитается: ответственность, день, расписанный с утра до ночи на занятия, — ведь рано или поздно придется руководить огромной корпорацией, недетские беседы за ужином о том, как устроен бизнес.

Но, как бы ни был строг отец, я всегда знал, что он любит меня. И он очень любил мою маму. Старейшины, по обыкновению, заключили брак между двумя молодыми драконами, но никто не ожидал, что жена забеременеет так быстро. Мама часто шутила: это, мол, потому, что она обожает своего мужа.

Когда я перестал верить в то, что любовь творит чудеса?

Наверное, в тот день, когда автомобиль с родителями попал в автокатастрофу. Быть сильнейшей расой нашего мира и погибнуть так глупо! Тогдашний председатель совета старейшин, у которого меня, двенадцатилетнего подростка, поселили, сказал, что у родителей был бы шанс — все же драконья регенерация невероятно сильна, — но автомобиль, потеряв управление, врезался в барьерное ограждение, взорвался и выгорел за считаные минуты. Мне досталось слабое утешение — родители оставались вместе до конца…'

Я щелкнула кнопкой мыши, поспешно закрывая файл, и еле перевела дыхание: грудь будто залили свинцом. Таких совпадений не бывает! Драконы, совет старейшин, мир с развитыми технологиями…

Я снова открыла переписку с Владимиром. Владимиром, ага! Написала в окошке сообщений: «Арман?» Палец завис над кнопкой «отправить», но я так и не решилась. Нет, сначала дочитаю рассказ. Вдруг я все-таки ошибаюсь?

Арман

Майнер Гримландер, мой попечитель, так и не смог заменить мне отца, хоть безукоризненно выполнял обязанности наставника. По его мнению, это означало следить, чтобы я хорошо учился и никогда не забывал, какое место драконы занимают в обществе.

— Владыки выше всех остальных рас. Воспринимай это как должное, мальчик, — не уставал повторять он. — Подчинение нам у других народов в крови, вшито в ДНК. Даже не вздумай опускаться на их уровень и тем принижать себя. Они всегда будут тебя бояться, но, если ты выкажешь слабость, перестанут уважать. И любить никогда не начнут. Никогда! Запомни это.

Владыки испокон веков держались обособленно. Жили в замках на неприступных вершинах скал, не заводя друзей среди низших рас, которых допускали в жилища драконов только в качестве слуг. Но именно драконы первыми приходили на защиту городов, когда нападали враги. Если в королевстве не оставалось ни одного дракона-защитника, оно было обречено на гибель.

Я чувствовал себя очень одиноко в доме старейшины. Своих детей у них с женой не было, майра Гримландер занималась бизнесом, а майнер Гримландер отводил мне пару часов в день по необходимости.

Я долго не хотел верить словам наставника, что среди низших рас мне не найти друзей. Я говорил себе, что мир давно изменился и чем я, ребенок дракона, лучше того же гнома-подростка, который помогал родителям в саду, или хорошенькой эльфийки, дочери управляющего.

Я попробовал свести дружбу с гномом. Вместе с Джусом подстригал кусты и пропалывал сорняки, надеясь, что неразговорчивость гнома и его странные взгляды исподлобья говорят лишь о его застенчивости. Я рассказывал ему о родителях, о моем доме, о своих глупых детских мечтах, а он молчал и не смотрел в мою сторону.

Однажды я, вооружившись длинными резиновыми перчатками и секатором — я специально заказал их себе для работы в саду, — пришел к дому Джуса раньше времени и остановился под окнами. Я собирался позвать друга, когда услышал его голос.

— Мама, я больше не могу! Я его боюсь! У меня кишки стынут, когда он на меня смотрит! Чего он привязался, а?

— Арман не причинит тебе вреда, сынок. Он просто… забавляется. Когда-нибудь ему наскучит и он отстанет.

— Он меня не съест? — встревоженно спросил Джус.

— Ну что ты, родной, — рассмеялась гномиха. — Драконы такими вещами давно не занимаются. А то, что у тебя, как ты говоришь, кишки стынут — это так природой заложено, ничего не поделать. Мы всегда их боялись и всегда будем бояться.

Если у Джуса, как он выразился, от моего присутствия «стыли кишки», у меня в этот момент застыло сердце, превратилось в кусок льда. Все это время мой друг едва выносил мое присутствие и дрожал от ужаса.

Больше я никогда не приходил в сад.

Но я не оставил попыток завести друзей. Мне было шестнадцать, когда я решился сблизиться с Эльме — дочерью управляющего. Она была старше меня на два года. До этого мы виделись издалека, улыбались друг другу, столкнувшись в коридоре. Иногда Эльме сидела в библиотеке майнера Гримландера и читала книги: ей это было позволено.

Там-то я впервые и заговорил с ней. Принес недавно вышедшее издание древней истории Рагнфаста: Эльме интересовалась летописями и сказаниями. Хотя «заговорил» — неверное слово. Я так волновался, что уронил книгу ей на колени и произнес только:

— Это тебе.

Эльме вскинула на меня взгляд огромных синих глаз. Она смотрела без обычной своей милой улыбки, чуть приоткрыв губы, будто бы в безмолвном вопросе.

— Подарок? — тихо спросила она.

Я кивнул, представляя, что мы вместе полистаем книгу, может быть, обсудим особенно интересные места или посмеемся над гравюрами. Но все вышло совсем не так.

Эльме вздохнула, потянулась и поцеловала меня…

Эльме отдалась мне жарко и страстно. Мой первый опыт с девушкой казался упоительным, сладким сном… До того момента, когда Эльме, дремавшая на моем плече, не провела кончиками пальцев по моей щеке и, приподнявшись на локте, не спросила стыдливо:

— Тебе все понравилось, мой господин? Я сделала все как нужно? Я не очень опытна в этом вопросе… Раньше у меня никого не было.

— Эльме!

Я целовал ее щеки и губы и клялся всегда быть рядом, да только ничего этого моей прекрасной эльфийке не было нужно. Она сама никогда не искала встреч, и все же, если я находил ее, тут же подчинялась, скидывала одежду и стояла будто статуя из теплого мрамора, пока я ласкал ее дрожащими пальцами.

Я пытался пробить стену между мной и Эльме, но она просто не понимала, что делает не так, и очень из-за этого переживала.

— Развлекайся, — снисходительно разрешил мне майнер Гримландер однажды за ужином.

Оказывается, он давно наблюдал за моими неловкими попытками разбудить сердце Эльме.

— Такие знания пойдут на пользу молодому дракону. Эльме чистая проверенная девушка.

Я чувствовал себя так, будто меня изваляли в грязи — мои светлые чувства, мою искреннюю привязанность.

— Мне кажется, я люблю ее…

— Тебе кажется. Какая может быть любовь между неравными? Тут много всего намешано, но только не любовь. Эльме тебя боится. Ну и желает, не без этого. Щелкни пальцами, и любая раздвинет перед тобой колени.

— Замолчите!