Нырнув в один из проулков, двое в плащах поёжились, огляделись и вполне уверенно стали продвигаться вперёд, в самую глубину уличного лабиринта. Стены вокруг были щедро облеплены вонючей грязью, подтёками зелёной плесени и слизью, отдававшей блеском при первых лучах утреннего солнца. Целый букет запахов давал понять: в этом месте не только справляют нужду, но и где-то очень долго лежит труп кошки или собаки и, возможно, даже не один и, возможно, что это никакие ни кошка и ни собака, а кто-то ещё.

— Куда ты меня ведёшь, Адриан? — взволнованно прошептал гвардеец, пытаясь плотнее стянуть капюшон на лицо. — Ты мне ничего толком не объяснил, только сказал, что Лане это может помочь. Я тебе уже говорил, что отец пойдёт сегодня к королю за помощью. И вообще, нас с тобой вздёрнут за эту увеселительную прогулку. Ну не молчи же так долго, скажи что-нибудь!

— Нам глотки перережут быстрее, говори еще тише, — мрачно ответил Адриан. — Ты сказал, что разговор с наместником ни к чему не привёл. Этого следовало ожидать, учитывая напряжение на границах с Шелвудом, где нужны корабли. Не удивительно, что он не даст солдат и корабли для поисков. Не думаю, что король скажет что-то другое, наместник имеет слишком сильное влияние на Его Величество. Вся ситуация против нас, мы должны действовать сами.

— Мы с тобой, между прочим, занимаемся незаконным делом. Ты, я полагаю, знаешь, что происходит с теми, кого вылавливают на Тёмных Улицах. И что значит «действовать сами»?

— То и значит. Королю глубоко наплевать на какую-то девчонку, украденную пиратами, — Адриан нервно передёрнул плечами. — Для него план с прочёсыванием моря большим количеством кораблей покажется полным бредом. Ты думаешь, что ему некуда направить свои войска, кроме как на поиски одного человека?

— Ты, я надеюсь, не считаешь, что план спасения Ланы — это бред? — спросил Габриель.

Адриан остановился, поднял наполненные тревогой глаза к начавшему светлеть небу и глубоко вздохнул.

— Как ты мог такое спросить, — в голосе слышалась обида, — Лана — это все, что у меня есть. Ты знаешь, что твои родители были лучшими друзьями моих ещё до их гибели, а потом заменили мне их. Лана мне как родная. Она единственная понимала мою боль так, будто сама испытала на себе эту горечь утраты. Я обязан вашей семье, Габриель, всем: образованием, положением в обществе и многим другим. Кого не возьми, никто не знает и толику правды обо мне. Я очень люблю Лану и готов спасти её любыми путями, даже если ради этого придётся преступить закон и если это будет стоить мне жизни.

Габриель не нашёлся, что ответить, лишь внимательно разглядывал напряженную фигуру в чёрном плаще. Возможно, впервые за все время он по-настоящему увидел Адриана, который так и не смог стать ему ни братом ни другом.

— У вас с Ланой были плохие отношения, она всегда расстраивалась из-за тебя, ты делал ей больно. Мне сложно относиться к тебе с симпатией, но на ближайшее время мы просто обязаны стать союзниками, — отрезал Адриан.

— Тебе не всё известно, — улыбнулся Габриель, продолжая идти следом за ним. — На корабле мы с Ланой помирились. Это было так приятно, словно у меня с души камень свалился.

— В самый последний момент, — хмыкнул Адриан и вдруг неожиданно разозлился: — Чтоб его! Если король не согласится нам помогать, то мы сами организуем поиски, найдём этих тварей, перережем их всех, как долбанных кроликов, и заберём нашу Лану! И мне плевать на то, что ты называл этих ублюдков непобедимыми — такого не бывает. Убить можно кого угодно! — Тяжело выдохнув, он прибавил: — Уже три недели прошло, две, Гэб, а мы даже не знаем, как она там? Вдруг ее истязают каждый день. И жива ли она?

— Жива, — без колебаний ответил Габриель, — поверь мне. — Поймав вопросительный взгляд Адриана, гвардеец нехотя продолжил: — У нас в семье по материнской линии из поколения в поколение передаётся одна способность. Когда кто-то умер или умирает, — голос его дрогнул, — то мы начинаем видеть это… и даже чувствовать, как рвётся наша связь.

— Любопытно, — помолчав, отозвался Фонтренк.

— Любопытно? — вскинулся Габриель. — Да иди ты. Ты даже представить себе не можешь, какого это. Я бы многое отдал, чтобы избавиться от этого.

— Ладно, извини, — быстро глянул на него Адриан. — Ты когда-нибудь видел..?

— Да, — глухо отозвался гвардеец, — когда умер наш с Ланой дядя, мамин брат, он был воином, погиб в бою. Я... я думал, что схожу с ума, потому что его лицо, наполненное предсмертным страхом и болью, было везде. Лана и мама тоже были напуганы, ведь чем ближе родственные связи, тем сильнее и болезненнее ощущаешь… Позже, после прибытия похоронного письма мама нам все объяснила. Говорила, что планировала этот разговор, но не подумала, что кто-то из близких может внезапно умереть.

— Получается, что и Лана тоже на такое способна? — изумлённо спросил Адриан. — Она мне не рассказывала…

— Разумеется, она тоже может, она ведь моя сестра, — недовольно ответил Гэб. — Смерть дяди — пока единственное, что мы видели. — Голос стал тише. — Каждую минуту я боюсь увидеть и услышать ее, ощутить ее боль.

— Габриель, пожалуйста, успокойся, — дёрнувшись от переполнявшего его волнения, сказал Адриан. Схватил гвардейца за плечо: — Старайся не думать об этом. Всё будет в порядке.

— Будем надеется, что не опоздаем, — прошептал тот, посильнее закутываясь в плащ.

Остаток пути они продолжали двигаться, оглядываясь по сторонам и изредка переговариваясь шепотом. Улицы становились всё извилистее и темнее, несмотря на заметно светлеющее небо. Словно какое-то зло поселилось в этом месте и не пропускает лучи солнца в свои тёмные трущобы. Когда двое молодых людей, порядком продрогшие от сырости и утренней прохлады, выбрались из узкого закоулка на небольшую грязную улицу, то перед их взором предстало жалкое зрелище: по бокам уличной дороги, залепленной нечистотами, среди хлама, а чаще прямо в грязи сидели люди, прислонившись к стенам двухэтажных домиков. Почти все здания были покосившимися, как будто проживали свои последние минуты жизни перед полным обрушением в гнилую труху. Среди людей было много женщин с младенцами, завёрнутыми в грязные тряпки. Мужчин почти не было, только старики, кутающиеся в какие-то лохмотья и прячущие лица, а если и промелькнула где-то мужская физиономия, то сразу было видно, что её обладатель лишён руки или ноги, а порой и того и другого.

Дойдя до полусгнившего окна деревянного дома, Адриан и Габриель остановились, изо всех сил стараясь не рассматривать людей вокруг. Фонтренк вытащил из под плаща руку и несколько раз ударил по ржавому звонку, потом прислушался. Сначала никаких признаков жизни за дверью не обнаружилось, но минуту спустя из окна вылезла такая тучная, грязная рожа, обильно обросшая смердящей щетиной, что двое чужаков как по команде отшатнулись.

— Чехо надо? — гаркнул беззубый рот, источая тошнотворный смрад. — Хто тахие? Пошли прощь! Местов нету, даше в сарай хойку не сдам!

— О, Творец, пощади… — пытаясь не дышать, простонал Габриель. — Это что, гостиница? Адриан, мы же не собираемся здесь останавливаться надолго?

— А что тебе не нравится? — хмыкнул тот. — Насколько долго мы тут задержимся от нас не зависит. Насчёт койки я с ним сейчас договорюсь, — прибавил Адриан, медленно вынимая саблю. Рявкнул: — Эй, морда! Мы гости из далека и ищем одного человека. Его имя Керресиа Альбинои. Я прекрасно знаю, что тебе оно очень известно, настолько известно, что ты нам без промедлений скажешь, где найти обладателя этого имени.

— Шо? Вы наверное ощиблися. Я не знаю никохо с тахим именем! — прошепелявил мужчина в окне.

Сторож гостиницы, если его так можно назвать, начал стремительно затягивать голову вовнутрь домишки, но Адриан оказался проворнее. Одним молниеносным движением он схватил мужика за волосы левой рукой, а правой приложил лезвие сабли к заплывшему жиром горлу.

— Ответ неверный, — злобно прошипел Фонтренк. — Ты мне скажешь, где его найти, а я не стану перерезать тебе глотку, идёт? Я не шучу.