— Деньги есть, — сказал я, но бабуля продолжала:

— Давеча соседи грибов привезли с гор, дык закрутила малость…

И тут наконец дошло, что она глухая и просто не слышит меня. Поставив Карпа, я подошел к забору и прокричал:

— Бабуля, деньги на детей будут!

Она замахала руками.

— Чей-то громко так! Я глухая, но не до конца.

— И вам помощь, и детям крыша над головой, — проговорил я громко, она кивнула. — В магазин сходят, еды купят, могут и по дому помочь…

На мой крик выбежала Светка, бросилась обниматься. Бабуля улыбнулась, потрепала ее по голове сморщенной морщинистой рукой в пигментных пятнах.

— Ласковая какая. Гля, любить тебя как. А ты им кто? Брат?

— Друг, — ответил я. — Меня Павел зовут.

— Марфа я, баба Марфа. Ой, и не знаю. Сын приедет зимой, прогонить. Он у меня в Якутии, и семья егойная там. Только уехали, на Новый год всегда приезжають, вот до января могу в дом их пустить, но нехай помогають.

Я глянул на Бузю, стоявшего на пороге дома. Вспомнился Каюк, он был таким же рахитом, с аналогичным дебиловатым выражением лица, а сейчас — просто добрый молодец! Интересно, Бузя выровняется? Ваня — да, он еще маленький, но насчет их старшего приятеля я сомневался.

— Ну, что думаешь? — спросил я у него, и вдруг до меня дошло, что я не знаю его имени — Бузя и Бузя. — Поживете у бабушки Марфы? Но надо будет помогать: когда в магазин сбегать, когда во дворе подмести, посуду помыть.

— А можно? — просипел он. — Типа жить?

— Ежели хорошо вести себя будете, тады можно.

— Будем, бабушка! — воскликнула Света. — Спасибо!

— Но до января, — сказала она виновато и напомнила: — там сын приедет.

До зимы я разбогатею и что-нибудь придумаю, а пока — как раз то, что надо!

Из дома вышел Ваня и тоже побежал ко мне, спросил:

— Работать сегодня будем?

— Будем, — кивнул я, собрался рассказать бабушке о том, чем мы занимаемся, но Светка призналась:

— Мы рассказали за пирожки.

— Молодцы какие! — одобрила наше занятие бабушка. — Вечером жду!

— Мы раньше освободимся, у нас немного. — Я обратился к Бузе: — А ты машины мыть пойдешь? Самое время, они все грязнющие.

— Пойду, я не дармоед! — гордо бросил он, и от доброй бабушки Марфы мы шли вчетвером.

Как я и думал, освободились мы в два часа дня. Сироты стали богаче на шесть тысяч, Гаечка, которая делилась с парнями, заработала три, но и этому была рада, Наташка — две двести.

Поскольку Саша тратила на продукты, я попросил ее записывать расходы, чтобы вычесть из общей суммы, и за «крышу» предложил скидываться: пятьсот Гаечка, пятьсот — дети, а то Сашке ничего не доставалось, хотя работала она больше всех.

Когда вез ее домой, она всю дорогу мечтала, что купит на эти семнадцать тысяч. Точнее, что я привезу ей из Москвы. Если сравнивать с нашими рынками, то Черкизон — это нечто фантастическое, мешок Деда Мороза! С такими ценами Сашке теперь по карману даже крутой пуховик, а ведь лето не кончилось, еще заработается! И джинсы можно взять, и крутые кроссовки!

Уже когда слезла с мопеда, Гаечка отвела взгляд и сказала как бы между делом:

— Алиса к матери вернулась. Вчера вечером.

— Это ж хорошо, — улыбнулся я, но понял, что не совсем, потому что Гайке было грустно.

— Наверное, — прошептала она.

— Будем надеяться, что Аллочка изменилась. Вон, Каюк же смог, и она сможет.

Гаечка кивнула и вяло махнула мне рукой.

Следующие два дня прошли обычно, если не считать, что парни надрали задницы паре малолетних отморозков, которые хотели забрать деньги у детей прямо на пляже.

В итоге дети за это время заработали сто семьдесят тысяч, Гаечка — двадцать восемь, Наташка на трубочках — двенадцать триста.

Завтра утром вместо того, чтобы отвозить Гаечку, я на мопеде поеду получать кофе, который передал дед. Он потратил все свои деньги, там аж три пака: один — валютчику, два — в областной центр по старым и новым точкам. Как все распродам, мы вместе с бабушкой и дедом заработает свою первую тысячу долларов!

По нынешним временам это солидный стартовый капитал, и можно думать о расширении бизнеса. И еще можно поговорить с ребятами, чтобы отправлять им из Москвы мелочевку, которой тут пока дефицит: жвачки, шоколадки, резинки для волос, заколки — пусть продают на рынке, зарабатывают на карманные расходы. Кто захочет, конечно же. А то непорядок, что моя команда нищенствует! Скоро школа, мы все должны прийти в класс другими людьми — модными, дерзкими, уверенными в себе.

По сути-то, я собрал всех неудачников класса. Кроме Ильи, конечно. Он неудачником никогда не слыл, просто был белой вороной. А вот меня прежнего гоняли гопники, Баранова доставала, мажоры наши, Райко с Кабанчиком, подтрунивали. Выходя на улицу, я оглядывался и предпочитал безопасные маршруты. А теперь, вон, Руся от меня прячется.

Гайку в классе побаивались, не зная, чего от нее ожидать, но с ней никто не дружил. Тихие Димоны держались особняком, их словно и не было в классе. Рамиль со всеми воевал, ему казалось, что его притесняют, а на самом деле — просто не любили, но открыто не нападали.

Наш класс был настолько недружным, что коллективно кого-то не любить не получалось. Только над Желтковой прикалывались все.

Осенью нам предстояло то еще испытание: девятый «А», самый отстающий, расформировывали, поскольку оттуда треть учеников ушла в ПТУ, а оставшихся распределяли по двум классам. В итоге наш недружный, но относительно мирный класс пополнится четырьмя отмороженными на всю голову парнями и тремя более-менее нормальными девчонками.

Я-взрослый с наибольшим отвращением вспоминал именно девятый класс, мне тогда здорово досталось. В этой реальности все будет по-другому!

Помогу друзьям завоевать авторитет, а дальше, если будет тяжело совмещать учебу и дела, или договорюсь об экстернате, или уйду в вечерку.

Как же все легко и просто с валютчиком Павлом! Сдал ему кофе, получил деньги, перевел в доллары. Пообещал доставить пак через неделю.

И совсем другое — искать новые точки сбыта. Из тех, что я нашел в прошлый раз, взяли товар только в двух местах, и то по три упаковки. Спасибо, во время второй поездки в областной центр бабушка мирно сидела сзади и вязала свитер для Юрки.

Самое сложное — пересилить себя и первые три раза предложить товар. Натянуть на лицо улыбку, когда поджилки трясутся и спина от напряжения деревенеет, подойти к незнакомому человеку, ожидая от него чего угодно, и заговорить, лучась уверенностью и дружелюбием.

«Здравствуйте, меня зовут Павел. У меня для вас уникальное предложение! Натуральный бразильский кофе, который будет отлично смотреться на вашей витрине!» Нужно, чтобы голос звучал уверенно, и никто не догадался, что колени подгибаются и спина взмокла.

Взрослый я просто пришел бы, припечатал, надавил, и хочешь-не хочешь, купишь. Мне приходилось вживаться в роль взрослого.

«Пошел нафиг, мальчик» — восемь ответов из десяти. Иногда отказывали с улыбкой и отшучиваясь, и тогда настроение не портилось, иногда — равнодушно глядя в сторону: «Спасибо, не надо». С хамством я не столкнулся ни разу. Отжать товар или обокрасть меня тоже не пытались. Наверное, огромный Каналья, который взял в комиссионке ношеные, но бодрые брюки и черную футболку с пиратским логотипом, изгонял из голов потенциальных грабителей такие мысли.

Второе по сложности — не скиснуть, получив десять угрюмых отказов подряд, когда ощущаешь себя назойливой мухой, от которой все отмахиваются, и сам начинаешь верить, что это не уникальное предложение, а тупой питчинг никому не нужной ерунды.

В этот раз кофе брали в основном кафе, причем не булочные, а крупные рестораны, которые держат марку, но — брали мало, по одной-две пачки, на пробу.

Весь день мы мотались по городу, и только к пяти вечера продали пак, но оно того стоило! Сто долларов чистыми! Чтобы столько заработать, надо впахивать три месяца, а тут — день работы. Да, неприятной, не каждый так сможет, но ведь это только сейчас надо стучаться в закрытые двери, потом буду просто звонить клиентам, собирать заказы и развозить желающим.