Строго-настрого запретив пить некипяченую воду, я вручил Светке бутылку лимонада и поехал на базу, предвкушая свое триумфальное появление на мопеде. Как бы не заездили мне его и не сломали. Ведь чтобы кататься на мопеде, нужен определенный навык.
Во дворе Илюхиного дома не оказалось даже бабок, лишь маленькие девочки прыгали в резиночки, и жара им была нипочем.
В будущем можно будет оставлять и мотоциклы, и велики во дворе, но — не сейчас. Сейчас я затащил мокик в подъезд и начал спускать по лестнице в подвал, рассчитывая оставить у входа, чтобы на него сразу не напали и не сорвали тренировку, но меня насторожил властный женский голос, пробивающийся из подвала даже сквозь закрытую дверь. Грудной, хриплый, громкий, как у строгой училки.
Это что еще за номер? Паруйру неймется, и он напустил на нас жэчку? Так на нее есть боевой отряд старушек.
— Я сам так решил! — О, это толстяк Тимоха, его голос я узнал.
Что-то пробормотал дед.
Я ускорился, спустился по лестнице, открыл дверь, прислонил мопед к стене. Что это за женщина? Чья-то родительница?
— Вы тут устроили притон! — повысила голос гостья. — Где это видано? Ну а вы-то, взрослый человек, разлагаете молодежь!
Заговорил Илья, аргументированно и веско:
— Кто кого разлагает? Спорт полезен для здоровья! Мы тут в шахматы играем и тренируемся.
— В шахматы! — возмутилась женщина. — У вас тут, вон, карты, азартные игры! Вы втянули моего внука в ОПГ! Он отбился от рук! Не слушается!
Так-так-так. Кажется, ясно, кто к нам пожаловал. Я пересек коридор и увидел картину, которую назвал бы «Два диплодока. Конфликт поколений». Носатая пожилая женщина с необъятной кормой застыла напротив такого же толстого щекастого подростка, упершего руки в боки.
Я окинул взглядом зал: Ни Наташа, ни Борис вернуться к семи не успели. Интересно, как у них дела?
В разговор вступил дед, тоже повысив голос:
— Гражданка, начнем с того, что я — сотрудник правоохранительных органов. — Он достал удостоверение, оставшееся с незапамятных времен — якобы утраченное или фальшивое — и сунул ей под нос. — И преподаю детям уроки самообороны, чтобы они могли дать отпор хулиганам. Так что волноваться не о чем: ваш внук под присмотром взрослого.
Бабушка бедолаги Тима разинула и захлопнула рот, разинула и захлопнула, будто бы заглатывая кого-то невидимого.
— Посмотрите на своего внука, — распекал ее дед. — Вы превратили его в ожиревшего кота, а это не игрушка и не питомец. Это парень, будущий защитник Родины. И он большой молодец, что понял это.
— Он больной…
— Я здоровый! — взбешенным слоненком проревел Тим. — Я хочу быть нормальным, а не куском сала, и ты задрала мне мешать! Да я вообще сбегу, если ты будешь так меня позорить!
Что называется — вострубил. Довели слоненка.
— У меня наконец появились друзья! — орал он, но дед хлопнул его по спине.
— Успокойся, Тимофей. Думаю, бабушка все поняла. Правда, Людмила Иосифовна? — Не дожидаясь ответа, он продолжил, под руку отводя толстуху в сторону. — Хорошо, что вы интересуетесь здоровьем внука. У него ожирение третьей степени, которое может повлечь ожирение печени, гипертонию и сахарный диабет в раннем возрасте. Хорошо, что он к нам пришел. Ему нужно исключить из рациона питания…
Его бормотание затихало, затихало, превратилось в мерное гудение, громыхнула дверь, и взрослые вышли на улицу. А Тимофей так и стоял в середине зала, сжимая и разжимая кулаки, красный, как рак. Рыкнув, он принялся бить грушу, не надевая перчаток.
Я уселся на диван, Гаечка подвинулась ко мне и, сияя глазами, спросила:
— Ну как мы, ну че мы завтра? По кукурузу едем?
Сашка — свой парень, даже имя у нее мужское. За лето она вытянулась и похудела, но женственности ей это не прибавило, она стала смотреться широкоплечей и мосластой. Если бы не медно-каштановые волосы по лопатки, сзади ее можно было бы принять за парня.
Она не носила платья и юбки, предпочитала штаны и выпячивала свою маскулинность, но смазливая мордашка выдавала девчонку, пусть и вздорную.
Я сжал челюсти, вдохнул, выдохнул и сказал:
— Похоже, решение было преждевременным, сперва сам рвану на разведку. Мопед двоих не вывезет, он слабенький.
— А его сделали⁈ — чуть ли не хором воскликнули Димоны.
— После тренировки, — отмахнулся я. — Сложная штука оказалась. Кто-то из вас умеет ездить?
— На велике, — сказал Илья, я мотнул головой.
— Этого недостаточно. Надо передачи на руле переключать.
— Дашь прокатиться? — аж подпрыгнул на месте Ян.
— Где мопед? — спросил Илья.
— После тренировки покажу, — отмахнулся я, глядя на входящего деда, и спросил у него: — Отбил Тимофея?
Толстяк уставился на него с мольбой. Он особо к нам не лез, не надоедал, и был благодарен, что ему разрешено просто сюда ходить.
— Вроде уговорил, — ответил дед. — Ну что, падаваны, строимся?
Всю тренировку я думал о том, как прошло выступление Наташки, и надеялся, что она догадается прийти сюда. Борис, вон, догадался, правда, успел только ко второй части — отработке ударов. Я кивком у него спросил — как, мол? Он показал «класс». Если сестра не придет, я ж изведусь до вечера! А домой вырваться не получится, потому что надо познакомить народ с мопедом, они быстро меня не отпустят. Для Наташки это судьбоносное событие. Может, более важное, чем вступительные экзамены. Попадется какая мегера-режиссерша, позавидует, приревнует и обломает девчонке крылья.
Никогда тренировка не тянулась так долго, и мне ни разу в жизни так не хотелось домой. Понятно, что сестра, может, еще на репетиции и пробудет там допоздна, но блин!
Когда дед наконец объявил конец тренировки, ко мне рванул Ян.
— Покажи мопед!
Даже Гаечка забыла о том, что собиралась мне помогать с кукурузой. Меня окружили друзья со сверкающими глазами, румяные и возбужденные после тренировки.
Я молча направился к выходу, спиной чувствуя их любопытство.
Мопед стоял тут же, прямо возле лестницы, в тени. Я выкатил его, как ослика вывел.
— Вау! — Ян присел и осторожно погладил фару. — Новый?
— Хорошо восстановленный, — ответил дед, стоящий за спинами, протолкнулся вперед и понес мопед к выходу.
— Как ты его назвал? — спросила шагающая рядом Алиса.
Действительно — как? Жужик? Дырчик… нет.
— Пока никак, это ж не… собака. И не конь.
— У него должно быть имя! — настаивала она. — Хочешь, я его назову? Оса!
— Мопед — это он, — сказал Илья, поднимающийся по лестнице.
— Тогда — Ос. Шершень! Муравей. Похож потому что.
— Муравей — это грузовой мопед, — прогудел Чабанов. — Но имя у него должно быть. Все свои машины называют.
— Барракуда! — торжественно объявил Минаев уже на улице. — Хищник! Аллегатор!
Дед усмехнулся.
— Это скорее названия боевых вертолетов.
— Карп! — вдруг сообразил я и мотивировал: — Модель «Карпаты». Карп — большая рыба, которую хочет каждый рыбак. Рыба моей мечты, вот.
— Не похож, но прикольно, — оценила Гаечка.
— Ну, пусть будет Карпом, — согласилась Алиса.
Дед передал мне мопед и посоветовал:
— Лучше вон туда идите, к виноградникам. А то будет реветь двигатель, раздражать жителей, и они на вас озлобятся.
Я покатил Карпа к виноградникам. Дорога там хоть и грунтовая, но ровная и утрамбованная. А клубы пыли — это даже здорово! Дед пошел с нами, у него, как и у детей, горели глаза. Вот уж и правда — взрослых нет.
— Эй! Подождите! — донесся Наташкин окрик, и я обернулся, готовый бежать навстречу и расспрашивать.
Сестра шла широким шагом, размахивая руками, и ничего по ее походке сказать было нельзя. Я отдал мопед деду и сбавил скорость, вглядываясь в силуэт Наташки. Не удержался, крикнул:
— Ну как?
Мой голос будто подкосил ее, она ссутулилась, руки стали болтаться, как плети. Неужели не получилось? Неужели она испугалась, забыла текст, убежала со сцены — да мало ли что. Или я просто плохо разбираюсь в актерском искусстве, и она бездарна? Но нет же! У нее отлично получалось! Аж зло взяло.