— Смотрите сами. Или так, или никак. Хорошо будет, если они кусать перестанут.

У самого голова зачесалась, стоило представить этих зловредных паразитов. Воцарилось молчание. Так можно было сидеть бесконечно. Тащить детей на обработку волоком я не собирался и даже испытал облегчение, что не придется ехать в далекую даль за кукурузой. Я сделал все, от меня зависящее, каждый сверчок должен знать свой шесток.

— Ладно, не хотите — как хотите.

Я встал с плиты и направился прочь. Жаль, конечно. Можно хорошо заработать на такой ерунде, я поделился с Гаечкой и Наташкой, но торговать на пляже они категорически не хотят, стыдно им. Вдруг одноклассники увидят — засмеют же!

Когда уже отошел на приличное расстояние, меня догнали Света с Ваней.

— Мы согласны! — крикнул мальчик.

Я обернулся и понял, что это еще одна проблема: Бузи с ними не было. Он постарше, ему лет двенадцать, и он справился бы с варкой и всем прочим, эти совсем мелкие, Ване лет десять, Светка хорошо если первый класс закончила. Их надо за ручку водить и учить, первую партию вместе с ними готовить… Да и не факт, что потом сами справятся. Или справятся?

Посмотрим. Уже ввязался, обратного пути нет.

— У вас есть большая кастрюля? — спросил я. — Есть где достать воду, вскипятить ее и долго варить кукурузу?

Дети, топающие рядом, помотали головами. Я продолжил допрос:

— Там, где подвал, кто-нибудь живет поблизости, или это заброшенные дачи?

— Живут, — закивала Светка. — И заборы с двух сторон.

Это хорошо, с соседями можно договориться о воде. Если, конечно, они адекватные. Могут посчитать, что беспризорники под боком — неизбежное воровство и притон.

— А ты сама считать-то умеешь? Продавать сможешь и сдачу давать?

— Я знаю сто рублей! И двести! Теперь еще и пятьсот!

— Приплыли. Смотри, ты продала один початок за двести, тебе дали пятьсот рублей. Твои действия? Сколько надо дать сдачи?

Девочка разочарованно засопела.

— Триста, — ответил Ваня. — Я умею и ее научу. Или она будет предлагать, я — давать сдачу.

— Ладно. А лет вам сколько?

Светке в апреле исполнилось семь, Ване — десять, и тоже в апреле.

Вскоре мы пришли в детскую поликлинику, я отловил проходившую мимо медсестру и спросил, где проверяют детей на педикулез и есть ли возможность обработать.

Оказалось, что такие процедуры проводят только в кожном диспансере или в поликлинике по месту прописки. Но за тысячу она согласилась осмотреть детей и обнаружила вшей у Светы, да и Ванька живучесть тварей недооценил. На всякий случай я и себя проверил — не хватало еще принести в дом паразитов, но был чист.

В КВД, расположенном в центре города, мне пришлось расстаться с пятью тысячами, что было предсказуемо: не положено брать никого с улицы, все строго по направлениям. Зато дети вышли вымытые, чистые, и оказалось, что у Светы вьются волосы, а у Вани много веснушек.

Я же получил рекомендацию, как и когда обрабатывать голову повторно. С Ваней и Светой придется провозиться дольше, чем займет добыча кукурузы. Ну а что я хотел? Они маленькие, их толком никто не учил.

— Какая ты красотка! — сказал я Светке, и она зарделась.

Зайдя в аптеку, я купил таблетки от глистов — «Декарис», которые мама периодически давала нам — заставил детей принять лекарство, потом надо будет повторить. Ну все, теперь они полностью готовы работать в общепите, а вот я — нет. Я не знаю, на ходу ли мой мопед, без него кукурузу мне не дотащить

До обеда оставалось два с половиной часа, и дети повели меня показывать подвал, где они живут. Идти туда пришлось около тридцати минут — сперва пересекая центр, потом — мимо рынка вверх, где Ян отсиживался после побоев, и еще выше на холм, в частный сектор.

Сначала дорога, ведущая вверх по склону, была асфальтовой, потом истончилась и превратилась в сплошной овраг, где проехать можно разве что на «Ниве» или «Уазике». Самая верхняя улица наполовину состояла из недостроев, были и пустые участки.

Мы свернули к полутораэтажному недострою из шлакоблока. Первый этаж был выгнан полностью, правда, без армопояса, и плиты перекрытий лежали на местах, второй — только три стены. А может, четвертую просто разобрали соседи — судя по валяющимся в бурьяне осколкам шифера и треснутым, негодным для использования стропилам. Даже дверь имелась — покосившаяся, частично дощатая, частично забитая фанерой. Оконные проемы тоже были заложены почерневшей от сырости фанерой.

Внутри имелась полуразобранная печь, все чугунные элементы, ясное дело, вынесли воры. Но в ней вполне можно было развести огонь, как в кострище, и дым уйдет в дымоход в потолке.

— Пойдет, — вынес вердикт я, глядя на кучу тряпья — лежанку.

Меня захлестнул протест, неприятие происходящего. Так не должно быть! Дети — не животные, чтобы жить вот так, в грязи, спать на тряпье. Но я ничем не могу им помочь. Пока — не могу. В моих силах лишь накормить их, одеть, научить хоть чему-то.

Выйдя из дома, я огляделся. Справа был новенький деревянный забор, слева — старый покосившийся. Я подошел к этому второму, заглянул во двор. Там было чистенько, хоть асфальт потрескался и порос мхом. На веревках сохло белое постельное белье, панталоны, цветастый халат и выцветшие штаны. Ясно, тут живут старики, вот у них и следует попросить воды, они скорее помогут и войдут в положение, чем состоятельные. Вспомнилось: «Кто знает, как мокра вода, как страшен холод лютый, тот не оставит никогда прохожих без приюта».

Но не сейчас. Сейчас нужно обзавестись ведрами и кастрюлей для варки кукурузы. У бабушки должны быть старые и ненужные. Если не найдутся — куплю. Но только после того, как добуду кукурузу.

Еще надо бы соорудить дощатый настил, чтобы дети не спали на земле, и какие-никакие полки. Но тоже не сейчас, без молотка и гвоздей вряд ли получится, а доски можно взять валяющиеся в траве.

— Ладно, я поеду по делам, вечером заскочу к вам, расскажу, что и как.

— А нам что делать? — с грустью спросила Светка, которая готова была продавать кукурузу прямо сейчас, и в глазах ее мелькали значки долларов, как в игровых автоматах.

— К сожалению, только ждать. Транспорт делается, кукурузы еще нет. При самом лучшем раскладе только завтра утром поеду за кукурузой и вечером привезу ее вам.

Иван тоже вздохнул, по привычке поскреб в затылке.

— Ваня, — сказал я. — Тебе боевое задание: научи сестру считать до тысячи, а то как она сдачу будет давать? Ладно, я побежал.

Пока шагал на остановку, думал о том, могу ли я, хочу ли я или магнолия. Как ни крути, все упирается в деньги. Без них никто тебя слушать не станет и этих сирот не накормить. Вот даже банально вшей вывести — тоже деньги. Без денег можно разве что себя посвятить служению и кануть в безвестность, ничего не изменив. Или воевать с ветряными мельницами — с тем же результатом. Как говорится, пистолетом и добрым словом можно добиться большего, чем только добрым словом, что доказало столкновение деда с торпедами на рынке.

А мне, например, нравится лепить бумажных журавликов, а рулить коллективом — ну вообще не нравится. И что?

Вот сейчас денег мало — возможностей на что-то влиять тоже мало. Потом их появится больше, соответственно, вырастут проблемы и те, кому моя деятельность не понравится. И если не думать об этом заранее, не обзаводиться нужными знакомствами, меня просто-напросто прихлопнут. А если думать заранее, то руки опускаются. Проще построить тот же отель, или набрать недвижимости в Европе, получить несколько гражданств и лепить бумажных журавликов, нырять за жемчугом и есть банан под пальмой.

Но как, когда часики-то тикают? Надеяться, что там — не долбанет? Но когда рухнет привычный мир, начнется большой передел, и местные сперва поднимут на вилы нас, богатых чужаков.

Пошатнуть систему не в моих силах, будь я хоть трижды Супермен. Или все-таки смогу? Но готов ли я пожертвовать собой ради этого? Своими желаниями и интересами? Готов ли стать проводником идеи?