Я напряг бицепс. Н-да, качаться и качаться. Жир сходит быстрее, чем нарастает мясо.

Повел я себя, как девчонка: залип, рассматривая нового себя, а когда вышел, мама и Наташка переоделись и ломанулись в ванную к ростовому зеркалу.

— Я тоже помыться хочу! — возмущенно крикнул Борис, но уступать ему место не спешили.

Пока не начались вопросы, я достал шорты, футболку которые купил для Яна, повертел в руках очки, и меня спалил Борька.

— А это что?

Вопрос застал врасплох. Ничего говорить про Яна я им не собирался, потому что непонятно, как они отреагируют, потому просто буркнул:

— Это… Взятка!

Брат не стал расспрашивать, сменил маму и Наташку в ванной, а я сунул подарок Яна под подушку. Вот зачем я его в наш ДОТ притащил? Куда его теперь?

Это для взрослого меня Ян — бедный мальчик, а для меня — непонятный пацан, который лишь на три года младше. Причем я так и не понял, нормальный ли он, вдруг какой псих. Но раз я-взрослый за него подписался, надо доводить дело до конца. Правда до какого?

Когда все освежились, мы разделили «сникерсы» и жвачки. Часть отложили друзьям, каждому из нас досталось по два батончика. Я отгрыз кусок своего. Вкус казался мне обычным, хотя я нынешний «сникерс» и не ел, если не считать тот раз, когда мы его порезали, как торт. Тогда было не распробовать.

Потом мама выставила на стол тарелки с блинчиками и «хворостом», чай с чабрецом и подперла голову рукой, наблюдая, как мы едим. Столько любви в ее взгляде было, столько нежности. А на меня она смотрела с уважением, как раньше — на отца.

При мысли о нем кусок встал поперек горла. На меня обрушилась буря эмоций: страх, злость, благодарность… В детстве нам вбили в головы, что родители — святое, я и мысли не мог допустить о том, чтобы изгнать отца к любовнице, да и не знал про любовницу, мне было пофиг, лишь бы на меня поменьше орали.

А оказывается, без него так хорошо! Мама вон какая красивая стала! Наташка не ходит сычом, брат улыбается. Вообще здорово ходить по квартире свободно и не готовиться к тому, что в любую минуту может прилететь непонятно за что.

Просто за то, что отец маму не любил, да и нас не особо жаловал, зато мы путались под ногами и мешали — как тут сдержаться? У Лики Лялиной отдельная комната, он ее и не щемит.

Перекусив, мы расползлись по кроватям, а мама пошла на дачу.

Как же хорошо вот так просто взять и уснуть! Кофе и валютчик подождут до завтра, друзья — до вечера.

Вспомнилось, что я обещал Яну заскочить к нему утром, сразу, как приеду. Ничего, и он до вечера подождет, не хотелось нервничать, и так меня перетрясло.

Но стоило закрыть глаза, и возникал Ян. Он сидел возле ДОТа и ждал. Как чудище из «Аленького цветочка». Как Белый Бим. Вот и сейчас он ждет и думает, что его бросили.

Я перевернулся на другой бок, и во мне намертво сцепились долг и лень. Уже и Борька засопел на своей кровати, а у меня все не получалось уснуть, и я понял, что, пока не схожу к этому Яну, так и буду ворочаться и себя есть.

Перед выходом я захватил пару блинчиков с рисом и яйцом, другие все мы смели.

Может, Ян уже свалил? Пусть будет так, чтобы он ушел! Камень с плеч скатится.

Поднимаясь к ДОТу, я сбавил шаг, прислушался к стрекоту цикад, к далекому рокоту мотора и позвал:

— Ян! Эй, ты там?

Он не отозвался. Ну слава богу, нет его! Я приходил, обещание выполнил, совесть моя чиста…

— Привет! — донеслось откуда-то из кустов, и вскоре показался сам Ян.

Белобрысый, лохматый, с длинной челкой, закрывающей пол-лица. Но главное, он мне так обрадовался, что ему с трудом удавалось сдерживать улыбку. И снова стало стыдно за свои мысли. Я уселся прямо на подсохший чабрец, покрывающий склон пышным ковром. Ян сел рядом.

— Жрать хочешь? — Я протянул ему блинчики.

— Вау, спасибо!

Он сразу принялся есть. Видно, что голодный, но не запихивается, ест с достоинством.

— Как ты тут? — спросил я, просто чтобы не молчать. — Никто не гоняет?

Он мотнул головой и ответил, прожевав:

— Не, ваще не трогают. И море недалеко, и речка. Есть где постираться.

— Я тут тебе, вот, одежду привез. Примерь, подойдет ли.

Лицо у него было, как у мамы, когда она получала платье: он не верил своим глазам, потому переспросил:

— Мне?

— Ну, мне оно как бы мало.

Ян помолчал, косясь с подозрением.

— А за что? Оно же новое!

— Просто так. Мультик видел? Ну, где просто так и щенок с ромашками?

— Ага. Спасибо.

Ян провел рукой по целлофану, аккуратно раскрыл пакет, отложив его в сторону, развернул коричневую футболку с мультяшным футболистом, стянул свою подранную, надел новую и просиял:

— О! Ваще!

— Ага, — кивнул я.

Негодование и злость прошли, их место заняло теплое чувство, как… Раньше я такого не испытывал, а память себя-старшего того не передавала. Было чувство, будто я — Дед Мороз, который стоит на площади и раздает детям жвачки. И все радуются, благодарят.

— Там еще шорты есть.

Шорты тоже подошли. Старший я специально выбирал немаркую одежду, чтобы не было видно, когда она испачкается, учитывая образ жизни Яна. Вспомнив еще кое-что и придавив жабу, я снял очки, которые самому нравились, и тоже отдал, сказав:

— Ты стесняешься шрама, а так видно не будет. Крутые, как у Сталлоне. Ну-ка?

Очки были велики, но на то и расчет: они почти полностью скрыли ожог. Поджав губы, Ян помолчал немного и сказал, глядя в землю:

— Я знаю, что так не бывает. Если тебе нужно что-то сделать, то я готов.

У бабушки помощник уже есть. Копать на даче нужно будет нескоро… Дача! Там есть сарай. Не сарай, скорее — будка на деревянных ножках, но под крышей, дождь туда не затекает, и до октября можно жить. Там хоть вода есть и картошка в огороде.

Но прежде с мамой надо поговорить, без нее Яна приглашать нельзя. А вот делать заготовки товара для деда он вполне в силах. Например, может обдирать алычу, собирать абрикосы. Позже — таскать виноград с поля. Рабочие руки мне понадобятся. Да и сам он вполне может продавать на рынке подбитые ананаски, если, конечно, их сезон не прошел.

— Мне домой надо, — сказал я, — а то не спал нифига.

— Спасибо, — улыбнулся Ян, но погрустнел и добавил шепотом: — Ты еще придешь?

— Приду. Как же я теперь тебя брошу?

— Подожди-ка!

Он рванул в ДОТ, принес книги.

— Вот, все прочитал. Есть еще че?

— Ничего себе ты быстрый! Есть конечно. Но, наверное, уже завтра принесу.

Я засунул книги в рюкзак и побрел домой. У меня даже кота никогда не было, за которого я бы отвечал. Теперь, выходит, надо отвечать за всех, но как?

Спустившись с горы, я посмотрел на наш дом. Раньше жил себе и думал, что нормально все у нас, у других еще хуже, а теперь в голове лежали воспоминания, в каких хоромах жил я-взрослый, и наша квартира казалась сараем. Даже богатая квартира Ильи — сарай…

Причем те хоромы я считал обычной квартирой…

Илья! Я ему даже не позвонил, что приехал, и деду не сообщил, а он, наверное, переживает!

Потоптавшись на месте, я понял, что уснуть все равно не смогу. То, что случилось, давило неподъемным грузом. Если ни с кем не поделюсь, он меня сомнет. Только одному человеку можно доверять полностью, и я-старший это подтвердил. Илья! Еще будучи взрослым, я ему рассказал, что со мной случилось. Поверил ли он — другой вопрос. Но теперь я просто обязан ему доложить, что вернулся тот я, которого он знал.

Ноги сами понесли меня к Илье. Я поздоровался во дворе с бабками, изгонявшими Паруйра, взбежал на последний этаж и принялся звонить, но никто не вышел.

Илья и остальные могут быть в подвале, но идти туда я не готов. Ощущение было, как если в ров с крокодилами прыгнуть. Потому я решил идти на море один.

У меня появились взрослые мысли, которые всплывают в самый неожиданный момент. И с каждым часом они кажутся все более правильными, все более… своими. Скоро они…

Интегрируют в сознание.