— Еще есть носки. Кому по семь? — Протянулись три руки с деньгами.
Так ушли носки, потом — мужские трусы по тысяче триста, а толпа, желающая потратить деньги, не иссякала, и когда появились колготки, которых осталось всего шесть штук, они продались буквально с молотка аж за 3500. Причем две тетки из-за них едва не подрались: та, которой они не достались, стала толкать девушку, взявшую аж две коробочки. Той пришлось чуть ли не убегать.
Драка в очереди, говорят, — обычное дело. И в сытые времена случались, но я такое видел впервые. И главное — паникуют одни женщины.
Вот все и продалось, и никакого позора. Товар размели буквально за десять минут, дед дольше ящики искал и сооружал стол. Я снял с ящиков клеенку, начал ее сворачивать, и тут из-за спины донеслось:
— Кто вам разрешил тут торговать?
Мы с дедом повернули головы. Позади стояли те самые быки, что погнались за эксгибиционистом-валютчиком.
Быки были, как двое из ларца, только не веселые, а с глазами холодными и злыми, как у голодных животных. По спине прокатилась волна жара. В горле пересохло, а слюна стала вязкой. Дед попытался сторговаться:
— Сколько стоит аренда места?
— Аренда места — там, — бык указал на ворота рынка и встряхнул рукой, глянул на покрасневшие костяшки. — Это место наше.
— Сколько? — повторил дед.
Быки переглянулись, и тот, что постарше, с массивной челюстью, прошипел:
— Слышь, отец, базарить раньше надо было. Поздняк метаться. Ты сюда пришел, чтобы нас нае… наколоть, так что…
Я понял: что бы дед ни сказал, они отберут все, потому что так решили. Если начнет возмущаться, они ему зубы выбьют. Но можно было кое-что попробовать. Авось прокатит.
— Нам Павел разрешил, — прохрипел я, и они вдвоем на меня уставились.
— Слышь, баклан, шо ты нам тут свистишь. Какой Павел?
— Валютчик. Там, на ступенях стоит, у входа.
Быки переглянулись. Их микроскопических мозгов хватило, чтобы понять: если я знаю имя валютчика, то, может, и не вру. Но жадность пересилила здравый смысл.
— Завали хлебало, баклан, — рыкнул второй, а то мы его тебе сами…
— Проблем хотите? — прошипел я, пятясь. — Если с ним что-то случится, вам звездец, поняли?
Я рванул на рынок.
— Стоять? Куда пошел? Отдай бабло!
— К Павлу! — крикнул я на бегу.
Ввинтился в толпу у входа. Выбивая сумку из рук женщины, побежал сквозь рынок к выходу. Как там дед? Вняли ли эти уроды? На месте ли валютчик? Если нет, это будет попадалово. Если да — впишется ли за меня? Его ли эти торпеды? Выше ли он в криминальной иерархии?
Ровно мне под ноги старушка сунула тележку, я налетел на нее, перевернул — рассыпались по проходу зеленые яблоки, а я на них прокатился вперед. Не чувствуя боли, поднялся и побежал дальше.
Овощные ряды. Пустые — где торговали одеждой. Выход. Ступени.
Заполошно дыша, я завертел головой, но не обнаружил валютчика на месте и запаниковал. Что делать? Бежать спасать деда, отдав все деньги? Черт, черт, черт!
— Привет, тезка! — бодрым голом сказали за спиной, я аж подпрыгнул.
Валютчик Павел смотрел на меня лучистыми глазами и улыбался.
— Век тебе благодарен буду, малой…
— Мне нужна помощь, — выпалил я, — там торпеды на моего деда наехали! Быстрее!
Валютчик быстро сообразил, кивнул лысому напарнику и рванул за мной. Он не шествовал степенно, а именно летел, расшвыривая прохожих и заранее объявляя:
— Всем разойтись! Дор-рогу! — Его вкрадчивый голос стал командирским и жестким.
Только бы с дедом все было в порядке! Никогда себе не прощу, что…
Мы выбежали из рынка, и я опешил: покупателей на площади поубавилось. Отойдя подальше, они наблюдали, как пожилой мужчина держит под прицелом двух амбалов, а те пятятся, недоуменно переглядываясь.
— Этот? — усмехнулся Павел, сбавляя шаг и кивая на деда.
Мне даже неловко стало за то, что я представил деда беспомощным стариком. Он же офицер милиции, который пошел против системы! Но о том, что он носит при себе пистолет, я узнал только сейчас.
— Тёма, что за кипеш? — обратился валютчик к главному быку.
Как ни странно, лидером оказался мужик похудее, а не здоровенный с квадратной челюстью.
Дед посмотрел на меня, на валютчика и опустил пистолет.
— Так это наши? — растерянно забормотал бычок Тема.
— Я ему говорил! — сказал я.
Дед задрал рубаху, сунул пистолет в набедренную кобуру, неразличимую под темной тканью и выпирающей барсеткой.
— Что ж ты, Тема, не слушаешь, когда говорят? — с упреком спросил валютчик, и бык стал похож…
Провинившихся собак видел, котов — тоже. Теперь увидел провинившихся быков, старающихся втянуть шеи и притвориться ветошью.
— Так не предупреждали, — развел руками лидер.
Валютчик ничего не сказал, перевел взгляд на деда и представился:
— Павел.
— Шевкет, — дед пожал руку.
— Родной? — спросил валютчик.
— И единственный, — кивком подтвердил я.
— Что вы тут делали? Торговали? — поинтересовался валютчик, когда быки ушли.
— Да. Завалявшуюся мелочевку привези. Трусы, носки, мыло. — Я кивнул на пакеты, которые собирал дед. — Немного совсем было
— Ясно.
— А вы что, тоже работаете? Как потом же менять столько…
Он подмигнул.
— Наверное, так же, как это собрался делать ты. В следующий раз просто на рынок идите. Еще раз спасибо. — Он припечатал пятерню к моей спине. — Мне пора.
Валютчик уже развернулся, собираясь уходить, но обернулся и уронил:
— Зайдешь потом ко мне?
— Позвольте поинтересоваться, зачем? — строго спросил дед.
Валютчик просто улыбнулся в ответ и ничего не сказал, направился ко входу на рынок.
— Отойдем, — процедил дед и потащил меня с кишащей покупателями площади.
Отвел к плитам, где я кормил беспризорников, и прошипел, прищурившись:
— Ты рехнулся? С криминалом связался⁈ Что у тебя с ним за дела⁈
— Это валютчик, — честно ответил я. — Я у него меняю деньги, и весь рынок у него меняет, — вспомнил я про то, что они собирали доллары какой-то Таньке. — И кофе сбываю — ему. Он вроде нормальный…
— Именно что — вроде! Хоть не говорил, где берешь кофе?
— В Ростове, — улыбнулся я.
— Все у тебя просто, — проворчал дед. — Вот вычислит, где живешь, сделает наводку, и хату вынесут!
Вспомнилось, что бывших ментов не бывает, вот из деда и полез мент, который всех подозревает и во всех видит преступников. Может, так и правильно. Но опыт прошлой жизни подсказывал, что, сколько ни стели солому, все равно упадешь там, где ее нет, да мордой в асфальт.
— Но он же помог? — хрипнул я, глядя на руки: вроде не трясутся. — Помог. Не будь у меня с ним нормальных отношений, что бы ты делал? Завалил бы быков?
— Да они уже в штаны навалили.
Он оперся на плиту и потер поясницу.
— Ты меня осуждаешь? — спросил я.
Дед посмотрел уже без злости, мотнул головой.
— Предостерегаю. Вотрется в доверие, разведет как маленького. Хотя…
— Я и есть маленький, — пришлось поделиться взрослыми мыслями. — Он тоже человек. Все люди, кроме Костаки и быков. Но даже такие могут быть любящими отцами и мужьями. Валютчик опекает маленького, вот и все. Он видит во мне себя, может же такое быть? Иногда банан это просто банан, и он ни на что не намекает.
— Хочешь мира — готовься к войне, — проворчал дед.
— Нельзя всю жизнь готовиться к войне. Становишься ее заложником. Нужно научиться терять и отпускать. Паникеры, вон, готовятся, и теряют кучу денег. Мы еще дешево все продали.
Дед рассмеялся — сперва горько, но его смех становился все более азартным, я сам невольно заулыбался. Наконец он сказал:
— Яйцо яйца учит меня жизни! И ведь грамотно как учит! Откуда ты это взял? Где прочитал?
Не говорить же ему о своем прежнем опыте, когда я всю жизнь готовился к войне, терял женщин, не умея доверять им и принимать их, и в конце концов война меня и прикончила.
— Придумал, наверное, — пожал плечами я и перевел тему: — Давай сходим к Павлу вдвоем, если ты обо мне переживаешь. Он не бандит, я видел, как он гопников гонял, чтобы они за людьми не увязались. Но прежде — пересчитаем прибыль. Где? Опять в туалет идти? Он тут такой, что глаза вытекают.
