Упираясь локтями в стол, я опускаю голову на руки и потираю виски.

— Ты хочешь уехать из этого города? Ты хочешь оставить все это позади, не оглядываясь назад? Потому что это то, что она предлагала. Она знает о штате Огайо. Либо я соглашусь с ней, либо навсегда застряну здесь, в Найт-Крик.

— Это чушь собачья, и ты это знаешь, — возражает Хантер. Один и тот же аргумент, снова и снова, начинает действовать мне на нервы. — Ты выбрал легкий выход. Почему? — бросает он вызов, и меня раздражает, что я позволяю своим эмоциям проявляться.

Откидываясь на спинку стула, я убираю руки от лица и смотрю в окно, ведя себя, как всегда, бесстрастно, и Тобиас хихикает.

— Ты снова заставил его замолчать, Хантер. Теперь он ни в чем не признается.

— Что ты хочешь этим сказать? — Я рычу.

— Это значит, что ты даже не замечаешь, как играешь в Бога с нашими жизнями, как это делает твоя мать, — отвечает Тобиас с улыбкой, наклоняясь вперед над столом, его слова режут, как нож по груди, именно так, как он и хотел.

Любой мой ответ прерывается звонком моего телефона на столе рядом со мной, на экране высвечивается имя моей матери.

— Вспомни о дьяволе, и она появится, — бормочет Хантер, пока я обдумываю ответ, но я бы предпочел иметь дело с ее гневом, чем с их обиженными чувствами прямо сейчас.

Я нажимаю зеленую кнопку, чтобы принять вызов, и подношу телефон к уху.

— Мама, — приветствую я, ожидая, когда ее голос проскрежещет в трубке.

— Ксавьер, ты не хочешь объяснить, почему Иден Грейди все еще не там, где я хочу, чтобы она была? Игрушка — это не игрушка, если ты с ней не играешь.

Грозные выражения на лицах Хантера и Тобиаса говорят мне, что они слышат каждое ее слово, даже несмотря на весь шум закусочной, окружающий нас. По крайней мере, мне не придется повторяться.

— Мы точно знаем, где она, — вежливо отвечаю я, хотя сердце бешено колотится в груди.

— Хм, я тоже. Как дела у Бетани и малыша Коди?

Моя кровь стынет в жилах от скрытого тона в ее голосе, а лицо Хантера начинает краснеть от гнева. Никто им не угрожает. Никто. Даже моя собственная мать.

Может быть, мне тоже следовало вести себя так с Иден, когда дело касалось этой сучки, но, как сказал Тобиас, я уже в спешке заправил свою постель. Теперь я должен придерживаться этого.

— Чего ты хочешь, мама? — Выпаливаю я, потирая затылок, пока Тобиас остается мертвенно неподвижным.

— Я хочу, чтобы она вернулась в школу Эшвилла, и я хочу посмотреть, как она сломается под твоими прикосновениями. Кстати, как она восприняла новость о своем дорогом брате?

— Я возьму это под контроль, — выдавливаю я, и она напевает в трубку.

— Не подведи меня, Ксавье. Ты знаешь, что поставлено на карту.

Линия обрывается, но мне требуется мгновение, чтобы отвести телефон от уха, поскольку я пытаюсь взять свои эмоции под контроль.

Я ненавижу быть у нее под каблуком, но мы здесь.

— Богом клянусь, Ксавье. Если она приблизится хоть на шаг…

— Она не сделает этого, — рычу я, прерывая тираду Хантера, когда поднимаю руку. — Я, черт возьми, позабочусь об этом, хорошо? Я не позволю, чтобы с ними что-нибудь случилось.

— Как будто ты не позволишь, чтобы с Иден что-нибудь случилось? — Вмешивается Тобиас, раздраженно хихикая, и мне хочется выбить из него все дерьмо. Он ни хрена не помогает ситуации прямо сейчас.

— Будем надеяться, что она поймет намеки, которые мы уже послали через мистера Бернарда и Бетани, и появится завтра.

— А если она этого не сделает? — Спрашивает Хантер, и я качаю головой.

— Тогда мы, блядь, поедем к Бетани и вытащим ее оттуда, брыкающуюся и кричащую, нравится ей это или нет, — отвечаю я, и они оба понимающе кивают — вероятно, потому, что они просто хотят, блядь, увидеть ее. У них вообще нет самоконтроля.

Я все равно для нее мертв. Выражение ее глаз, когда она пробормотала мне эти слова, прежде чем повернуться и уйти от всей этой драмы, которая нас окружала, навсегда запечатлелось в моем мозгу.

Я встаю, собираясь уйти, но следующий посетитель, входящий в двери закусочной, заставляет меня остановиться, и я откидываюсь еще дальше на спинку стула, когда он направляется прямо к нам, опускаясь рядом с Тобиасом, когда тот без приглашения подходит к столу.

Этот ублюдок знал. Он знал все это время. Что, на самом деле, многое объясняет.

— Мы все в такой жопе из-за тебя, Найт, — рычит Арчи, его руки упираются в стол, когда он смотрит на меня сверху вниз, в его голубых глазах плещется боль, которая очень напоминает мне глаза Иден. Еще один кусочек головоломки, которого нам всем не хватало.

— Мне не о чем переживать, Арч…

Он хлопает ладонью по столу, заставляя тарелки и чашки дребезжать, он еще больше наклоняется вперед, пытаясь приблизиться ко мне, его лицо при этом краснеет.

— Заткнись нахуй, Ксавьер. Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Я сказал тебе в тот день, когда ты появился в моем доме, что я выбираю ее. Каждый. Чертов. Раз. Ни ты, ни команда, ни моя собственная гребаная жизнь. Она. Знал ли я об этом за пять минут до того, как она появилась в моем доме? Да, да, знал. Видел ли я гребаное отчаяние в ее глазах? Да, именно поэтому она важнее всего остального. Моя сестра на собственном горьком опыте узнает, насколько извращенные и долбанутые люди во всем этом городе, и ты должен был позволить этой информации исходить от кого-то другого. Твоя мать сказала тебе это сделать? — В конце его голос немного срывается, эмоции берут верх, когда я смотрю на него сверху вниз.

Я наблюдаю, как на его лбу вздувается вена, как гнев и отчаяние разыгрываются на его лице. Хантер и Тобиас просто переводят взгляд между нами, не вмешиваясь и не останавливая его за то, что он так разговаривает с одним из нас, и я знаю, в глубине души это потому, что я, черт возьми, заслуживаю этого. Но ему не нужно этого знать. Мне нужно напомнить ему о его месте, как и всем остальным. Очевидно, что Иден сделала нас всех чертовски слабыми, и я не позволю этому продолжаться.

— Я предлагаю тебе убраться к чертовой матери из-за моего стола и с глаз долой, прежде чем я напомню тебе, с кем ты разговариваешь, — спокойно заявляю я, принимая его позу и наклоняясь вперед, опираясь на руки. — Мне наплевать на тебя или твою так называемую сестру, Арчи. Ты сказал то, что хотел, и это гораздо больше, чем получили бы другие, но теперь тебе нужно уйти. Ты тоже знал. Помни это, Арчи. Ты сам это сказал. Ты можешь винить меня, мне наплевать, но ты тоже виноват.

Он свирепо смотрит на меня, как и Хантер и Тобиас, и когда он видит, что я имею в виду каждое слово, слетевшее с моих губ, он ударяет кулаками по столу, прежде чем встать.

— Я намерен стать барьером между тобой и ней. Я предупредил ее о тебе, когда она приехала. Теперь я защищу ее от тебя. Даю тебе мое гребаное слово, Найт.

Я смотрю, как он выбегает из закусочной, расправляясь плечом со всеми на своем пути, и все, о чем я могу думать, это о том, как я надеюсь, что он говорит серьезно, потому что с пути, который я выбрал сейчас, уже не свернуть. Ей кто-нибудь понадобится.

Четыре

Иден

— Еще, еще, Де-де! — Коди кричит, расплескивая воду, пока его рука удерживает его на плаву в бассейне, и я ухмыляюсь. Мне нравится здесь, с пальмами и бассейном свободной формы, которые подчеркивают средиземноморскую атмосферу на заднем дворе.

В ту секунду, когда этот маленький светловолосый голубоглазый негодяй проснулся, он полностью сорвал мой сеанс принятия солнечных ванн, но, кажется, я даже не могу жаловаться. У него есть этот заразительный способ вызвать улыбку на моем лице, поднять мне настроение, и прямо сейчас я чувствую себя очень хорошо.

Сегодня я не пошла в школу, как того явно хотели "Звезды", и поддержка Бетани придала мне сил. Мы провели день абсолютно ничего не делая, только сплетничали, читали, и попросили кое-кого прийти и сделать нам одинаковый бледно-розовый маникюр-педикюр и нежились в лучах солнца.