«Они тебе не понадобятся», — шептал он, и я чуть не кончала на месте.

Он бы дразнил меня всю ночь. Пальцы на моем бедре. Насмешки мне на ухо. Это было бы пыткой, но мне бы понравилось. Предвкушение, страстное желание, знание в глубине души, что в конце концов он меня трахнет, но мне придется быть хорошей и терпеливой еще немного.

К тому времени, как мы доберемся домой, я буду изнывать от боли и буду промокшей насквозь, практически дрожа от желания. Опьяненный моим желанием ощутить его в себе, он садился на край нашей кровати, заставлял меня раздеться для него, затем укладывал меня и раздвигал мои ноги. Он не торопился, дразня, пока я извивалась и умоляла под ним.

И я бы с радостью умоляла, не просто обезумев от вожделения, но потому что знаю, как сильно ему нравится слышать, как отчаянно я нуждаюсь в нем. Когда он, наконец, позволил бы мне кончить, я бы сделала это за считанные секунды, но это только раззадорило бы его. Он никогда не позволял мне кончить один раз, а потом остановиться. Он едва давал мне перевести дыхание. Он заставлял меня считать. Я сбивалась со счета. Оргазмы накатывали один за другим, обрушиваясь на меня прежде, чем у меня была секунда, чтобы оправиться от предыдущего.

Это был бы один из многих идеальных дней в нашей идеальной жизни. Мой идеальный, обманный маленький мир.

— Deux chocolat et banane, et deux chocolat chaud (прим. французский: Два шоколада с бананом, и два горячих шоколада), — зовет женщина за прилавком, и я вздыхаю, жалея, что у меня не было еще пары секунд, чтобы помечтать.

— Oui, merci beaucoup (прим. Да, большое спасибо).

Я выношу наш поднос на улицу, хватаю столовые приборы с подставки у двери и топаю по деревянному настилу. Нет привлекательного способа подойти к мужчине в лыжных ботинках.

— Это было потрясающе, — говорит он, когда я сажусь рядом с ним. — Но мои ноги меня убивают.

Мои собственные ноги словно желе, но рядом с ним в этом нет ничего нового. Я опускаюсь перед ним на колени, задираю его лыжные штаны и расстегиваю застежки на ботинках.

— Это должно помочь, — только тогда я понимаю, куда положила руку, чтобы удержать равновесие, и слова вылетают прежде, чем я успеваю остановить себя. — Ого, у тебя такие крепкие бедра.

Кэмерон переводит взгляд с моего лица на мою руку, которая почему-то все еще находится опасно высоко на его бедре, а теперь еще и сжимает?

Я сошла с ума.

— Я тренируюсь. Много приседаю. И раньше катался на роликах, — говорит он, находясь в каком-то своем собственном трансе.

Я, наконец, прихожу в себя и отстраняюсь:

— Так это все объясняет. Думаю, что катание на лыжах и роликах задействует во многом одни и те же мышцы, один и тот же баланс.

— Я говорю «раньше». Прошли годы с тех пор, как я в последний раз использовал эти мышцы.

— Завтра они у тебя будут сильно болеть. Двадцать минут в горячей ванне после ужина приведут тебя в порядок. И еще у нас есть маленькая сауна под лестницей. Не уверена, показывал ли тебе Райан.

— Черт, он описал это жилище так, будто это какая-то крошечная деревянная хижина в лесу. Вы, ребята, необычные.

— Ну, моя бабушка была необычной, — поправляю я его. — Думаю, мы просто счастливые потомки, — оглядываясь назад, на холм, я наблюдаю, как пожилой джентльмен пересекает склон с ребенком, которому не больше четырех лет, зажатым между его ног. Когда-то такой была и я.

Бабушка научила нас кататься на лыжах и любила, к большому неудовольствию папы, выводить нас с Райаном за пределы трассы, показывая нам свои любимые места по всей горе. Она любила рисковать, нарушала правила и была дерзкой до самого конца. Я ужасно по ней скучаю.

— Ты в порядке? — спрашивает Кэмерон, прижимаясь своим плечом к моему. Его рука лежит на столе всего в дюйме от моей. Клянусь, я чувствую, как мои волоски встают дыбом, притягиваясь к нему.

— Я в порядке. Просто предаюсь воспоминаниям, — я указываю на его еду и принимаюсь за свою. — Ешь, пока шоколад не затвердел.

Мы едим в тишине, к счастью, слишком голодные, чтобы делать паузы между укусами, но разговоры — это вся жизнь Кэмерона, и у меня такое чувство, что ему тяжело сидеть здесь и ничего не говорить. Я просто надеюсь, что он не вспомнит о вчерашнем вечере.

— Хочешь рассказать мне о своей бабушке? — он промокает салфеткой капельку шоколадного соуса в уголке рта.

— Может быть, как-нибудь в другой раз.

— Тогда расскажи мне о себе, — он сдвигается, наклоняя свое тело ко мне, и предплечье мечты оказывается вне досягаемости.

— Что ты хочешь знать? — это опасный вопрос. Он уже знает гораздо больше, чем я когда-либо хотела бы рассказать. Не знаю, почему я дала ему возможность узнать о более подробной информации.

— Все.

Вот черт.

— Это довольно широкий круг тем.

— Хорошо, — говорит он, постукивая себя по губам. — Давайте начнем с… любимый вкус мороженого?

— Фисташковое.

— Классное, мне нравится. Любимое время года?

— Все. У каждого есть свои изюминки.

— Я против эксклюзивности. Влюблена в кинозвезду?

Закатываю глаза, не желая отвечать на это. Вряд ли я скажу ему, что все кинозвезды потеряли свою привлекательность в ту минуту, когда я услышала его голос.

— Нам нужно вернуться к катанию на лыжах, пока погода на нашей стороне.

Это жалкое оправдание. На небе ни облачка. Я встаю и ставлю наши тарелки на поднос.

— Подожди, — Кэмерон хватает меня за запястье и притягивает к себе. — Последний вопрос. Я умираю от любопытства, — проходят часы, пока я жду, когда он перестанет пялиться на мой рот и спросит, что он, по-видимому, так отчаянно хочет узнать обо мне. — Что тебе нравится слушать?

Нет, нет, нет. Пожалуйста, не будь таким наглым.

У нас все было так хорошо. Разве мы не можем просто притвориться, что мы проводим хороший день в горах и между нами нет этого большого невысказанного секрета?

— Ну?

— Я… э-э…

— Давай же, — его другая рука поднимается, обхватывает мое предплечье и слегка сжимает, кончики его пальцев вдавливаются в меня. Я чувствую жар даже сквозь слои своей куртки. — Чем ты любишь заполнять свои ушки, когда остаешься ночью одна, Ханна?

Его голос насыщенный, настолько пронизанный соблазнением, что я бы отшатнулась назад, если бы он не удерживал меня. Его взгляд снова прикован к моим губам, и мои губы уже готовы произнести слово «тобой», когда я спохватываюсь и вырываюсь из его хватки:

— Пойдем.

Мак’и’Наслаждение

Встреча с бывшей

Чаю?

Конечно, я помню, какой ты пьешь. Я помню все.

Боже, твои духи.

(Глубоко вдыхает)

Они навевают столько воспоминаний.

Конечно, хороших.

Это местечко у тебя за ухом, которое всегда пахнет твоим шампунем. Раньше мне нравилось целовать тебя здесь. Я до сих пор помню твой вкус.

Знаешь, как некоторые пары занимаются сексом после расставания. Ты когда-нибудь жалела, что мы этого не сделали? Последний раз вместе, чтобы попрощаться.

Нет? Я жалел. Я все время думаю об этом.

Кэмерон

Эта женщина — закрытая книга. Кирпичная стена. Железная крепость.

Все, чего я хочу — это чтобы она признала, что знает, кто я такой, тогда, возможно, ей не было бы так неловко рядом со мной. Она стеснялась меня все утро, а я не пытался сделать это более неловким.

Мы должны суметь посмеяться над этим, признать, что это дикое совпадение. Если бы она так не нервничала рядом со мной, держу пари, мы, вероятно, могли бы хорошо повеселиться. Она такая великолепная, и поскольку я знаю, что она увлекается во многом тем же, чем и я, практически невозможно не представить, как хорошо мы бы провели время вместе.

Наводящие вопросы явно не работают, поэтому мне придется применить другой подход. Думаю, что, возможно, я знаю, как достучаться до нее, но мне понадобится немного времени, чтобы привести это в исполнение.