Судя по выражению его лица, ему довольно трудно держать себя в руках, поэтому я поглаживаю его крепко, в отместку за все, через что он только что заставил меня пройти. Не то чтобы я жалуюсь. Только дура будет жаловаться на оргазмы, которые выводят всю твою душу из равновесия.

Проводя большим пальцем по капельке предэякулята на его набухшем кончике, я распределяю ее вокруг, затем подношу к губам. Сколько ночей я провела, мечтая попробовать его на вкус?

Кэмерон опускает голову и нежно целует меня, опускаясь между нами, чтобы заменить мою руку своей, пока он натягивает презерватив и входит в меня. Никакого сопротивления, только восхитительное растяжение и ощущение, что все в мире встает на свои места.

Его глаза вспыхивают, а рот открывается, так что теперь моя очередь заставить его замолчать. Я прижимаю ладонь к его губам, и он с улыбкой целует ее. Ему требуется секунда, чтобы дать мне привыкнуть к его размеру, но затем я двигаю бедрами, прижимаясь к нему, чтобы подтолкнуть его.

Он начинает медленно, но каждая мышца кричит, когда темп нарастает, доводя меня до эйфории. Он сдвигается, переворачивая нас, увлекая меня за собой, когда приподнимается, чтобы сесть у изголовья. Мои колени упираются в матрас по обе стороны от его бедер. Вместе мы задираем мою футболку вверх и полностью снимаем ее, его рот ищет мои ноющие соски.

Его руки тянутся ко мне сзади, обхватывают мою задницу и приподнимают ровно настолько, чтобы он мог войти в меня. Мои ногти впиваются в его плечи, мой висок прижимается к его виску, когда он входит и выходит. Я сосредотачиваюсь на его дыхании, горячем на моей шее, когда давление снова нарастает.

Кэмерон отпускает меня, и я взвизгиваю от полноты ощущений, останавливаясь, прежде чем начать раскачиваться взад-вперед, насаживаясь на него так сильно, как только могу, отчаянно растирая. Его руки поднимаются, чтобы обхватить мое лицо по обе стороны, наклоняя его в одну сторону, чтобы он мог шептать совсем близко:

— Я так близок. Кончи на мой член, Ханна, я знаю, ты этого хочешь.

Его рука опускается между нами, большой палец находит мое самое чувствительное местечко в том месте, где встречаются наши тела. Все, что требуется — это два скользких толчка, когда он наполняет меня, и его слова мне на ухо, чтобы я снова взорвалась.

Я теряю контроль над своим ритмом, но Кэмерон ловит меня, сжимая мои бедра, толкая и притягивая к себе, пока я испытываю оргазм на нем. Он сжимает губы, его глаза делают то же самое, а затем он выкрикивает мое имя в безмолвном крике, когда он толкается, замирает, изгибается и разваливается на части подо мной.

Красивый.

Горячий, великолепный, чертовски сексуальный, очевидно, но и красивый тоже. Лицо Кэмерона светится, грудь поднимается и опускается под моими ладонями, когда он переводит дыхание. Так многое хочется сказать, но почему-то нам это совсем не нужно, даже если бы мы могли.

Два года слуховой прелюдии привели к этому моменту, и теперь я знаю, что никогда не стану прежней.

Я слезаю, натягиваю футболку обратно и переворачиваюсь на бок. Кэмерон разбирается с презервативом, затем устраивается рядом со мной, его рука тянется к одеялу позади меня, чтобы натянуть его на мое быстро остывающее тело.

— Все хорошо? — произносит он одними губами, и я киваю. Лучше, чем хорошо.

— Когда ты это записал? — я шепчу как можно тише.

— Сегодня днем, — говорит он в ответ, его губы приближаются к моему уху. — Твоя мама и Райан были в джакузи, так что у меня не было много времени, прости. Мне пришлось шептать на случай, если они вернутся в дом.

— Как ты можешь за это извиняться? Это самое горячее, что когда-либо случалось со мной. Шепот сделал все еще лучше.

— Я бы хотел остаться здесь, с тобой, — говорит он, убирая мои влажные волосы с лица. Я могу только смотреть на него с тоской о невозможном.

— Я тоже.

Он покрывает мое лицо мелкими поцелуями. Я хочу уснуть в этом блаженстве, но он разрушает чары:

— Мне пора идти.

— Я пойду с тобой и схожу в ванную, чтобы не было похоже, что кто-то ушел и не вернулся.

Мы осторожно идем по коридору, одновременно открывая дверь ванной и его дверь. Молча прощаемся, протягивая руки через коридор для последнего электрического прикосновения.

Наши праздники начнутся завтра с завтрака, но я ложусь спать с таким чувством, будто уже получила лучший рождественский подарок всех времен.

Кэмерон

Просыпаться в одиночестве кажется неправильным. Все, о чем я могу думать — это теплое тело Ханны в ее теплой постели. Вот где я должен быть. Прижавшись к ней сзади, чувствовать запах ее шампуня и играть с поясом ее шорт.

Я наполовину возбужден и едва открыл глаза, страстно желая ее прикосновений, изгиба ее бедер, этой гладкой выпуклости ее прекрасных сисек. Я думал, что прошлая ночь, возможно, была рискованной, но все не просто получилось, это оказалось самой горячей вещью, которую я когда-либо делал. Наблюдая, как Ханна кончает для меня, тихо постанывая от слов, которые, как я знал, возбудят ее. Я хочу делать это снова, весь день, каждый день, но сегодняшний день уже работает против меня.

Очевидно, канун Рождества — главное событие во Франции, и у семьи Ричмонд есть куча традиций, в которых они принимают участие. Сегодня я вряд ли смогу часто заполучать Ханну для себя одного.

— Мы пойдем кататься на лыжах сегодня утром? — спрашиваю я, наливая свой первый кофе за день.

Пожалуйста, скажите «да», чтобы я мог убедить Ханну остаться со мной.

Побыть с ней наедине необходимо мне как воздух.

— О нет, мой мальчик, — восклицает Марк. — Сегодня мы пируем. Если у тебя штаны не на резинке, возможно, ты захочешь переодеться, — он зацепляет большим пальцем свой пояс и растягивает его для пущей выразительности.

— Ты точно заразился лыжами, да? — говорит Райан. Я бормочу свое согласие, когда мой взгляд падает на его сестру.

— Да, это нечто удивительно особенное, — я не добавляю, что мои намерения не совсем чисты.

— Мы могли бы попробовать сделать несколько заездов попозже, — говорит Ханна, читая мои мысли. — Но сегодня канун Рождества, и есть много других вещей, которые ты не захочешь пропустить.

— Начнем с завтрака, — окликает Шерил от кухонной двери. — Который почти готов, так что, пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Марк, принеси шампанское.

Я сажусь рядом с Ханной и сжимаю ее колено под столом, пока ее отец скрывается на кухне. Если бы я мог, я бы поцеловал ее прямо здесь, и я надеюсь, она это знает.

Шерил настояла, чтобы мы оставили ее одну накрывать на стол вчера вечером, и это то еще зрелище. Стопки тарелок, хрустальные бокалы и множество ножей, вилок и ложек. Аккуратно свернутые салфетки в деревянных подставках, разрисованных остролистом. Миски со свеженарезанным французским хлебом, сливочным сыром и бледно-желтым сливочным маслом стоят на обоих концах стола, а между ними разбросаны веточки настоящего остролиста. Это необычно, но по-домашнему уютно, и, как и много раз в этой поездке, меня поражает чувство сопричастности. То, чего я давно не испытывал.

— Да начнется пир! — говорит Шерил, появляясь с длинным деревянным блюдом в руках. Марк откупоривает шампанское, а Шерил ставит тарелку на середину стола. На ней лежит копченый лосось, посыпанный свежим зеленым луком, с дольками лимона, спрятанными в розовых складочках, возвращается на кухню и появляется снова с горячей сковородкой, на которой идеально приготовленный омлет.

Она снимает фартук и забрасывает его на кухню, прежде чем занять свое место: — Ну. Налетайте.

Рядом со мной встает Ханна, чтобы сфотографировать нашу трапезу с высоты, затем садится и жестом предлагает мне приступить к еде:

— Сначала гости.

— Все выглядит потрясающе, Шерил. Большое вам спасибо.

— Мне очень приятно, дорогой. Ты правда выбрал лучшее время, чтобы приехать и погостить у нас. Мы любим вкусно поесть.