— Чувствую, мне следовало принарядиться.

— О нет, — говорит Ханна, качая головой. — Оставь это на ужин.

— Эм, я не взял с собой ничего подходящего.

— Ты приехал без цилиндра и фрака? — говорит она, склонив голову набок.

— Ты же просто проверяешь меня, верно?

— Так и есть. Не волнуйся, надевай все, что тебе захочется.

— Французы называют это Le Réveillon de Noël (прим. канун Рождества), — сообщает мне Шерил. — Традиция — устраивать продолжительную семейную трапезу вечером. Нам же просто нравится, чтобы она длилась целый день.

Марк разливает игристое вино по нашим бокалам, пока я накладываю себе лосося.

— Это твое первое Рождество вдали от дома, сынок?

— Конечно, сэр. На самом деле я всего второй раз за пределами США.

— На что похоже Рождество в Калифорнии? — спрашивает Шерил. — Райан говорил, что скучал по снегу, когда не смог присоединиться к нам.

— Это странный опыт. Во всех фильмах и книгах, на которых мы выросли, Рождество показывают именно так, — я указываю большим пальцем через плечо на окно позади меня. — Повсюду снег, семьи веселятся вместе, огромные елки, горы подарков. Декабрь все еще довольно теплый там, где мы находимся на западном побережье, так что иногда трудно почувствовать, что у нас настоящее Рождество, понимаете? Тем не менее, мы стараемся изо всех сил. Везде горят огни, у нас есть рынки, а на Голливудском бульваре проходит Голливудский парад.

— В прошлом году я ходил туда с ребятами с работы, — говорит Райан, проглатывая еду. — Это было безумие.

— Да, это грандиозное событие. Санта выступает с группой и танцорами, и у них есть все эти платформы, по которым они ходят, как мультяшные персонажи в эльфийских шляпах и прочем. Хотя это больше пиар, не очень-то рождественский дух.

— А что насчет самого Рождества? У твоей семьи есть какие-нибудь традиции? — спрашивает Шерил, пока я намазываю сливочный сыр на хлеб.

— Мои родители оба дантисты, поэтому один из них всегда на дежурстве, и кому-нибудь приходится уходить, чтобы разобраться с какой-нибудь чрезвычайной ситуацией. Обычно это кто-то, кому выбили зубы во время семейной ссоры. В основном мы проводили Рождество у сестры моей мамы. У них было четыре девочки, и они были избалованными маленькими засранками, — я кашляю в ладонь, — простите за мой французский. Они всегда хотели больше игрушек, дрались за то, у кого что лучше. Так много криков. И им вечно нравилось подшучивать надо мной, так что Рождество было неподходящим временем для расслабления.

— Звучит ужасно, — искренне говорит Ханна, ее рука ложится мне на плечо. Я чувствую тепло ее пальцев через толстовку, и снова вспыхивает прежняя искра. С ней всегда возникают эти чертовы искры.

Она сжимает меня, затем медленно отстраняется, как будто только что не прикасалась ко мне на глазах у всей своей семьи.

Кэмерон

После завтрака Шерил и Марк заняты приготовлением следующих блюд, в то время как Ханна, Райан и я направляемся в гидромассажную ванну с еще большим количеством шампанского в пластиковых бокалах.

Сегодня не так солнечно, небо затянуто снежными облаками, скрывающими вершину горы из виду. Воздух прохладный, вокруг нас падает легкий снежок, хотя мы хорошо защищены под навесом, который закрывает джакузи и балкон.

— Мне нужно прийти в себя, иначе я вырублюсь еще до полудня, — говорит Ханна, когда появляется Марк, чтобы предложить нам долить. Все, о чем я могу думать, это о том, как хорошо было бы раздеться вместе с ней и вздремнуть после обеда. Проснуться сонными и с руками в руках. Вдыхать аромат ее кожи от шеи, пока она прижимается ко мне задницей.

Когда-нибудь.

Сидеть здесь напротив нее — настоящая пытка. Когда над водой видны только тонкие бретельки ее бикини, легко представить ее обнаженной, а я не хочу испытывать стояк, пока ее брат сидит между нами и рассказывает какую-то историю о работе, которую он начнет в новом году. Я откидываю голову на подголовник и закрываю глаза, пытаясь думать о чем угодно, кроме того, как хорошо было бы, если бы она ездила на мне верхом.

— Кто-нибудь хочет в сауну? — предлагает Ханна через некоторое время.

— Конечно, пойдем, — говорит Райан.

Нет, только не ты, чувак. Отъебись хоть на пять минут.

Ханна заворачивается в полотенце когда вылезает, что является преступлением, и мы следуем за ней через дверь подсобки в сауну с другой стороны. Две скамьи стоят по обе стороны узкой комнаты, третья приподнята сзади. Мы с Райаном сидим друг напротив друга, пока Ханна подливает еще воды на угли и запрыгивает сверху. Я заставляю себя не смотреть на ее задницу, когда она проходит мимо. Она прислоняется спиной к стене напротив меня, вытянув перед собой длинные ноги. Я чувствую на себе ее взгляд, пока мы сидим в тишине, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не смотреть в ответ.

— Чем сегодня занята Кайла? — спрашиваю я, надеясь, что у Райана есть планы, которые в какой-то момент избавят нас от него.

— Этим утром она со своей семьей. Мы, вероятно, встретимся с ней попозже, на параде.

— На параде?

— Ты не рассказал ему о параде? — Ханна ахает.

— Подумал, это будет восхитительный сюрприз, — смеется он. Я перевожу взгляд с одного на другого, сбитый с толку тем, какие события вот-вот развернутся. — Поверь мне, братан, это лучше, чем Голливуд.

Воздух здесь душный, горячий, как и должно быть в сауне, но в то же время насыщенный напряжением и потребностью. Я чувствую, как пот стекает по моей спине и груди, и я делаю медленные, глубокие вдохи, преодолевая сопротивление, чтобы свалить.

— Ладно, я закончил, — говорит Райан, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Выходите?

— Я мог бы посидеть еще немного, — второпях отвечаю я.

— Пока все хорошо, — соглашается Ханна.

Блядь, да.

И еще, черт возьми, нет. Как будто единственный момент, когда я могу заполучить ее к себе, это в раскаленном шкафу под лестницей.

Капли пота стекают по ее груди. Я провожаю их взглядом и жду минуту, пока Райан уйдет, прежде чем нарушить тишину:

— Твое бикини сводит меня с ума.

— Я подумала, что тебе может понравиться, — ее глаза встречаются с моими, когда она выпячивает грудь и откидывается назад, упираясь ладонями в дерево.

— Ты надела его, чтобы помучить меня?

— Возможно, — пожимает она плечами.

— Считай, что я по-настоящему измучен.

— Покажи мне свой член.

— Ханна Ричмонд. Ты, чертова непослушная девчонка, — я опускаю пояс своих шорт, открывая ей себя, теперь уже полностью возбужденного.

Ханна спрыгивает с верхней скамейки, усаживается напротив меня, затем наклоняется вперед, чтобы лизнуть его от основания до кончика, впитывая влагу.

— Вкуснятина, — говорит она, откидываясь назад и облизывая губы.

Вот тебе и застенчивость.

Я бросаю взгляд на дверь, неудобную панель из темного стекла, которая не дает нам столько уединения, сколько мне хотелось бы.

— Покажи мне свою киску.

Она поднимает ноги, кладет их на скамью, раздвигает их и отводит тонкий лоскуток материала в сторону. Другой рукой она стягивает треугольник своего бикини вниз, обнажая твердый розовый бутон, который так и просится ко мне в рот. Какое, блядь, зрелище.

— Засунь туда пальчик, — шепчу я, и угли в сауне шипят, когда она выполняет мои приказы.

— О боже, я так возбуждена, — стонет она, приподнимая бедра со скамейки и опираясь на руку. Я мог бы часами наблюдать, как она это делает — приватное шоу только для меня. Прошло бы совсем немного времени, и она стала бы умолять меня прикоснуться к ней, но я бы так легко не сдался. И ей я бы тоже не позволил кончить, просто заставлял бы держаться на грани, пока она не превратилась бы в извивающееся мокрое месиво.

— Дай мне попробовать тебя.

Ее глаза расширяются, и она опускает ноги и наклоняется ко мне. Она протягивает руку, и я открываю рот, чтобы пососать ее пальцы, но она держится на расстоянии, как будто знает, что подходить слишком близко — опасная игра со мной.