Впрочем, никто не воспринял эту формулировку всерьез, да и сам Гэллоуэй, вполне возможно, не верил в свои слова. Большинство делегатов не видели никакого противоречия в том, что права колонистов покоятся, по выражению Ричарда Генри Ли, «на четверояком основании: законах природы, британской конституции, хартиях и обычае». «Самое широкое основание — законы природы» предлагают наибольшую защиту колонистам, и Ли имел в виду, что колонистам может потребоваться такая защита против дальнейших посягательств. Джей, Уильям Ливингстон и Роджер Шерман придерживались, к вящей радости конгресса, того же мнения, и на следующий день после начала дебатов комитет пришел к выводу, что права колонистов основаны на законах природы, британской конституции и колониальных хартиях.
Превращение такого заключения в Декларацию о правах было поручено особому подкомитету, а основной комитет сосредоточился на вопросе о том, какие практические меры необходимо принять в ответ на «Невыносимые законы». Дебаты по этому вопросу продолжались остаток сентября и почти весь октябрь, до самороспуска конгресса.
Начались они с неразберихи, так как вопросы о запрете импорта, экспорта и потребления товаров из Британии поднимались наспех и без всякого порядка в конце сентября. Делегация Массачусетса устами Томаса Кушинга и братьев Адамс заявила, что их устроит только немедленное прекращение всяких торговых отношений с Великобританией. Вот здесь-то и произошел первый конфликт интересов, когда виргинцы, до тех пор столь преданные общему делу, сообщили, что приехали в Филадельфию с наказом не соглашаться с тотальным запретом экспорта до 10 августа 1775 года, когда, по их расчетам, виргинский табак, выращенный в 1774 году, будет собран, высушен и отправлен на продажу. Делегаты от Южной Каролины также имели свои соображения насчет запрета экспорта, рассчитывая добиться исключения для риса и индиго, шедших на британские рынки. Противодействие виргинцев вступлению в действие эмбарго до августа 1775 года усилило решимость каролинцев образовать с ними единый блок[450].
Однако худшие из опасений южан начинали сбываться, так как конгресс все же проголосовал за запрет импорта, причем значительным большинством, и постановил, что ввоз любых товаров из Британии и Ирландии должен быть прекращен с 1 декабря текущего года. Теперь можно было вернуться к вопросу о запрете экспорта в метрополию. Делегаты готовились к дискуссии, а между тем Джозеф Гэллоуэй предложил разрешить конфликт с Англией не принудительными экономическими мерами, такими как запрет экспорта, а конституционным путем, учредив колониальный парламент, члены которого избирались бы легислатурами. Такой «большой совет» мог бы рассматривать совместно с британским парламентом законопроекты, касающиеся совместных интересов Британии и колоний, например в сфере торговли. Чтобы такие законопроекты приняли силу закона, они нуждались в одобрении обоими «парламентами», а вопросы исключительно местного значения следовало бы отдать на откуп легислатурам[451].
У плана Гэллоуэя была простая логика, основанная на постулате, по-прежнему широко популярном как в Британии, так и в Америке: «В каждом государстве, патриархальном, монархическом, аристократическом или демократическом, должен действовать верховный законодательный орган». Гэллоуэй представил свой проект со всей присущей ему убедительностью, и Джеймс Дуэйн, Джон Джей и Эдвард Рутледж проголосовали за него, причем последний заявил, что находит этот проект «практически совершенным». Однако другие поставили его совершенство под сомнение. Например, Патрик Генри полагал, что принятие плана Гэллоуэя «освободит наши колонии от власти погрязшей в грехе палаты общин, но передаст их в руки американского парламента, который может быть подкуплен этой нацией, открыто возвещающей миру, что подкуп является частью ее системы управления». Возможность превращения американского парламента в коррупционный орган наподобие английского тревожила и других делегатов, однако еще большие сомнения план Гэллоуэя вызывал в качестве средства для разрешения кризиса. Ричард Генри Ли предпринял маневр, который испокон веку предпринимали депутаты, находившиеся в щекотливом положении: он настаивал на том, что ему перед принятием решения требуется посоветоваться со своими избирателями. Конгресс отложил рассмотрение этого проекта на более поздний срок, однако перевес был небольшим: шесть голосов «за» против пяти[452]. Гэллоуэя и его консервативно настроенных сторонников удалось нейтрализовать, и конгресс учредил сразу несколько комитетов для того, чтобы скорее завершить работу. Работа предстояла очень сложная, в частности, необходимо было запустить механизм вступления в действие соглашения о запрете импорта, экспорта и потребления британских товаров. Кроме того, нужно было разрешить вопрос о правах колонистов, дискуссии по которому длились с сентября до того момента, когда уже практически все делегаты валились с ног от усталости. Наиболее осмотрительные из них предложили подать петицию королю, где содержалась бы просьба загладить обиды, нанесенные жителям колоний, а также направить подобную петицию и народу Великобритании. Для составления таких петиций также были назначены соответствующие комитеты.
В первые дни октября, пока постоянные комитеты занимались настоящей работой, остальные делегаты не сидели сложа руки. Каждый из них чувствовал необходимость завершить начатое, и чувство это активно подпитывали вести об изменении политической ситуации. Делегация Массачусетса распространяла слухи, доносившиеся из Бостона, о лишениях, которые продолжает испытывать город. В Филадельфию 6 октября прибыл Пол Ревир с письмом от бостонского корреспондентского комитета и «Саффолкской резолюцией».
«Саффолкская резолюция», написанная соратником Сэмюэля Адамса доктором Джозефом Уорреном и одобренная советом округа Саффолк 9 сентября являла собой образчик риторики, слишком оригинальной даже по меркам эпохи, когда к оригинальности стиля привыкали очень быстро. В ее преамбуле составители даже не остановились на том, чтобы назвать «Невыносимые законы» неконституционными: они использовали слово «кровавые». Именно это побуждало к неповиновению: пока эти законы не будут отменены, жители Массачусетса будут оставлять себе налоги, ранее взимавшиеся Короной, а также прекратят любую торговлю с Великобританией, Ирландией и Вест-Индией, перестанут потреблять «британские товары и изделия» и начнут готовиться к войне.
Помимо этого в письме, доставленном Ревиром, содержалась просьба к Континентальному конгрессу посоветовать, как поступать жителям Бостона: британская армия укрепляла город, и, в связи с приостановкой деятельности легислатуры, требовалась помощь, а по сути дела, предлагалось возглавить сопротивление. Жители Бостона могли как покинуть город, так и остаться в нем, но на любое их действие нужна была санкция конгресса[453].
Не вполне ясно, какой именно ответ от делегатов конгресса рассчитывали получить лидеры мятежного города. На деле же они получили компромиссную, «мягкую» резолюцию, клеймившую тех, кто принял новые должности согласно Массачусетскому правительственному акту. Кроме того, резолюция гласила, что если для исполнения «Невыносимых законов» будет применена сила, то «вся Америка должна поддержать Бостон в его борьбе»[454]. Прежде чем дойти до этой резолюции, были внесены предложения оставить Массачусетс наедине со своими проблемами (благородный Гэллоуэй) и собрать ополчение и атаковать британцев, прежде чем к тем придет подкрепление (неистовый Гадсден). Помимо этих крайностей, прозвучало и предложение Ричарда Генри Ли эвакуировать город, которое в создавшейся ситуации было едва ли не самым разумным, но и оно было отвергнуто.
