— Что?

— Я-то легкораненый, в отличие от вас, товарищ командир. — Подал руку одному из НКВДшников, чтобы тот помог мне подняться в кузов, и, когда залез, добавил: — Я вообще удивляюсь, товарищ лейтенант госбезопасности, как вы на ногах держитесь, с вашим-то ранением.

— Как все, так и я, — поморщился чекист и, не споря, поковылял к Садовскому. — Не время болеть.

Через десять минут наша машина выехала из города с восточной, тыловой стороны, миновав пропускной пост. Проехав по асфальту около полукилометра, не удаляясь из зоны видимости блокпоста, свернули на просёлочную грунтовую дорогу.

Та была хоть и земляной, но всё же в ней присутствовали песок и камни, а потому даже после прошедших дождей она была вполне пригодна для езды.

Через пять минут были у лесопосадки. По всей видимости, именно это место было выбрано для полевых испытаний нового для нас оружия.

— Алексей, — аккуратно спустился с подножки Воронцов, — забыл сказать. Утром на совещании с командирами мы приняли решение: когда прибудет подкрепление, и нас отправят в тыл на переформирование, тебе нужно будет заняться обучением красноармейцев снайперскому делу.

— Мне? — свесив ноги с борта, буквально сполз я на землю. — Да ты, то есть — вы, что⁈ Я же сказал: не умею никого обучать. Да и не знаю я ничего о снайперском деле. Что я скажу солдатам, если сам не знаю ничего⁈

— Так ты скажи, что знаешь. Скажи о том, что на точность стрельбы влияет множество факторов. Например, таких, как температура воздуха, скорость и направление ветра, влажность, а также уход пули вправо из-за вращения.

Я был полностью согласен со всей только что услышанной информацией. Только вот был нюанс: слышал я о ней сейчас впервые в жизни. Нет, конечно, не исключено, что я где-то когда-то из статей в газетах, из фильмов или из книг что-то подобное, возможно, и знал. Но если это и так, то никогда особо в эту информацию не вдумывался. Не было нужды, ибо на столь дальние дистанции, на которых такие факторы могли бы играть решающую роль, я никогда в своей прошлой жизни не стрелял и стрелять не собирался.

А потому сказал командиру, как есть:

— Вот эту информацию вы знаете, а я об этом даже и не задумывался. Я уже несколько раз даже комдиву говорил, что не знаю, как именно мне удаётся попадать в цели. Никакие кручения, влажности и скорости ветра я не учитываю. Просто стреляю и всё. Поэтому, если кому-то и обучать снайперов, то уж точно не мне. А, например, вам, товарищ лейтенант. Ты вон сколько знаешь всего. Вот и обучай.

— Ладно, — махнул рукой тот, — позже мы с тобой ещё поговорим. А сейчас давай попробуем освоить новое вооружение.

Садовский и сидевшие в кузове бойцы спрыгнули на землю, споро разгрузили снаряжение (деревянный ящик и замотанное в тряпицу ружьё), и Воронцов отпустил машину, сказав:

— Приедете через час. Если вдруг тревога, и немцы попрут, то ехать сюда не надо. Мы сами доберёмся, а на передовой каждый человек будет на счету. Понятно?

Я, посмотрев вслед уезжающему грузовику, спросил:

— Зачем они уехали? Мы ж с тобой раненые оба. Ты вообще еле-еле на ногах держишься. Они бы хоть таскать помогли.

— Тут ничего таскать не нужно. Всё здесь, — показал он на замотанное в тряпицу ружьё и два ящика. — А насчёт для чего отпустил, так я же тебе уже говорил: стрельбы секретные. Не надо им видеть, что мы тут делать будем. Вдруг кто из них в плен попадёт. А так ничего не видели, а, значит, ничего и рассказать не смогут.

В логике отказать чекисту было нельзя. Вздохнул, в очередной раз напомнив себе, что война идёт по всем фронтам, и даже такая незначительная деталь, как отстрел пяти патронов в стороне от линии фронта, может пошатнуть равновесие на целом направлении. Заодно и по-новому взглянул на сотрудника НКВД, который не просто предусмотрел подобную «мелочь», а должен и обязан ежедневно предусматривать их тысячи просто по долгу службы.

Я размотал ткань с собранного ПТР и открыл ящик. В нём оказались несколько патронов к ружью, которые по своим габаритам и массе больше напоминали небольшие снаряды.

Воронцов победно посмотрел на меня, очевидно ожидая, что я тут же впаду в священное благоговение.

Не стал сразу же разрушать его восторг, ибо было видно, что он считает, что даже этот один единственный экземпляр ПТР может кардинально переломить ситуацию. Однако и лишние надежды питать было бы неправильно.

А потому сказал аккуратно, чтобы не деморализовать:

— Товарищ Воронцов, не нужно тешить себя иллюзиями. Перед нами просто крупнокалиберная винтовка. Тем более, как ты мне сказал, она у нас всего одна. Сам посмотри на неё. Неужели она тебе кажется каким-то чудо-оружием, которое может перевернуть всю картину войны?

По его реакции и явно расстроенной гримасе на лице было видно, что он прекрасно понимает, что это так, но все же хочет надеяться именно на чудо.

Постоял с минуту, переводя взгляд то на меня, то на ПТР, а потом посмотрел в сторону пропускного пункта и, увидев грузовик с красным крестом на борту, который выезжал из города, пространно произнёс:

— Медики наших бойцов на операцию в Чудово повезли, — а потом перевёл взгляд на меня и, словно бы стараясь мне что-то объяснить, уставшим тоном добавил: — Понимаешь, мы просто подумали, что если ты с обычной винтовкой столько дел смог наворотить, то с такой сможешь сделать ещё больше. Ты хочешь сказать, мы ошиблись?

Не хотелось расстраивать его ещё больше, тем более, что положение у нас и без этого было более чем сложное. Поэтому решил держаться позитивного настроения, небезосновательно считая, что умирать лучше с музыкой.

— Естественно, наворотим! Да таких, что в Берлине от злости лопнут!

Сказал и засмеялся, хотя смешного особо ничего не было.

Однако, к моему удивлению, моя совершенно плоская шутка немного добавила настроения чекисту, и он тоже улыбнулся.

— Ладно, — решил я перейти к делу, — хватит лясы точить. Давай, опробуем инструмент.

А инструмент оказался странным для человека моего времени. И дело было в том, что выглядел он не совсем так, как те образцы, которые я неоднократно видел на фотографиях и в фильмах. Охарактеризовать это оружие можно было как немного необычный, более массивный вариант самозарядного «Mauser C96», к которому был приделан большого диаметра ствол с трёхкамерным дульным тормозом на конце. Заряжалось ПТР через магазин на пять патронов, винтовка имела складные сошки и ручку для переноски. Кроме того, оружие обладало необычным деревянный прикладом с кожаной подушкой на затыльнике, размер которой показался мне не очень убедительным, а потому я сразу решил использовать дополнительную меру по защите плеча от отдачи. Картину завершала открытая конструкция прицела, состоящая из размещённых на оружии прицела с прорезью и мушки.

Данное оружие отличалось от моего представления о нём. Но, тем не менее, оно было противотанковым, а значит, именно тем, которое нам могло помочь при обороне.

Открыл сошки, зарядил патроны, каждый из которых напоминал маленький пушечный снаряд, кинул на землю плащ-палатку, установил семнадцатикилограммовое ружьё, на позицию. Лёг, поёрзал, поудобнее устраиваясь на земле, под плечо себе подложил около десяти сантиметров нарезанного из валенка войлока. Выбрал цель в пятистах метрах от нас, на должность которой была назначена старая берёза, сфокусировал зрение, разглядел в стволе дупло, прицелился и выстрелил.

Грохот выстрела раздался, словно бы из пушки. Отдача ружья довольно сильно ударила в плечо, но, к счастью, моя идея насчёт войлочного «компенсатора» оказалась очень удачной и явно кстати. Удар почувствовался хотя и сильным, но, тем не менее, вполне терпимым.

Выпущенный снаряд вошёл точно в цель и пробил дерево насквозь, брызнула в стороны щепа, с треском покосился ствол молодой берёзки, что стояла за моей мишенью метрах в пяти — из её ствола пуля беспощадно вырвала приличный кусок дерева, после чего маленький снаряд закончил свой путь, разворотив корневище ещё одного деревца неподалёку. Я кивнул сам себе — стало наглядно видно, что убойная сила у ружья вполне хорошая.