Когда я подбежал, Алёна уже очнулась. Но сразу же, закрыв руками глаза, начала плакать. Было очевидно, что она испытала глубокое потрясение от случившегося. Часть её одежды была разорвана, другая часть была в крови. За то время, пока я приближался, твари не успели причинить ей физического вреда, но вот с моральной стороной вопроса было сложнее. Молодой девушке пришлось воочию увидеть звериный оскал гитлеровской Германии и убедиться в том, что наша страна и наш народ воюет с самыми настоящими двуногими нелюдями.

Алёне я очень сочувствовал и хотел бы как-то утешить, найдя нужные слова, но сейчас мне было не до этого. Держа пистолет перед собой, я поочерёдно обошёл всех немцев, и, чтобы не испытывать судьбу, выстрелил в каждого ещё по разу.

После этого помахал Воронцову, чтобы тот спускался, а сам забрал у немцев оружие, сложил его в кучу у заднего колеса полуторки и направился к лежащим на земле телам водителя и молодого бойца. Оба они были в солдатской форме и оба, без сомнения и к сожалению, были мертвы. Каждый получил очередь из автомата в грудь, поэтому шансов выжить у них не было.

Предчувствуя, что увижу точно такую же картину, хотел было открыть дверь кузова, но тут увидел, что со стороны, откуда ехали мотоциклисты к нам, из-за леса выехал немецкий бронетранспортёр.

— Пригнитесь! Немцы! — выкрикнул я, показав рукой направление, и пригнувшись, побежал навстречу к спускающемуся Воронцову, который кроме винтовки Мосина нёс ещё и противотанковое ружьё.

Подбежав, забрал у него ПТР и рванул к дымящемуся капоту полуторки. Поставив на него ружьё, прицелился. Расстояние до цели было около трёхсот метров и с каждой секундой уменьшалось.

Очевидно, немцы в «Ханомаге» заметили, что их мотоциклистов не видно, а потому стали о чём-то переговариваться. Я прекрасно видел и водителя броневика и сидящего рядом с ним офицера, который, что-то крича, показывал в нашу сторону руками. Через секунду у пулемёта, стоящего наверху броневика, появился немецкий солдат.

Ждать больше было нельзя, и я без тени сомнения послал последний снаряд в кабину бронированной цели.

Я рассчитывал, что попадание болванки в металл вызовет множество осколков, которые, как минимум, ранят всех находящихся внутри.

В своих расчётах я не ошибся. Разлетевшиеся в разные стороны куски обшивки сразу же нашли свои цели. Я не успел заметить, сколько и куда попало в водителя, но ему хватило с лихвой. Броневик слетел с дороги, пролетел обочину и с размаху воткнулся носом в кювет.

Учитывая то, что бронетранспортёр ехал с довольно большой скоростью, находящиеся внутри немцы, очень вероятно, получили, как минимум, сотрясение, и сейчас им нужно было время, чтобы прийти в себя.

Этим моментом я, разумеется, собирался воспользоваться. Чтобы не дать противнику очухаться, схватил лежащий на земле трофейный МП-40 и, перекинув его ремень через голову, держа пистолет в руках, побежал вперёд.

Первым словил пулю из ТТ офицер, сидевший в кабине и вытирающий лицо, которое было всё в крови. Далее контрольная пуля прилетела к водителю. Тот, вероятно, и без этого был мёртв, потому что сидел в неестественной позе, воткнувшись головой в руль, однако, на всякий случай, он всё же свою часть свинца тоже получил.

После этого я убрал за пояс пистолет, запрыгнул на посадочную ступеньку кабины, поднял автомат над головой и высадил весь магазин в открытый корпус «Ханомага».

Затем отбросил в сторону МП-40 и вытащил из кобуры убитого немецкого офицера штатный «Люггер».

Стараясь не шуметь, обошёл броневик, прислушался, услышал какие-то стоны и проклятья, резко распахнул заднюю дверь и отстрелял всю обойму по шевелящейся куче из людских тел. Сколько конкретно там было гитлеровцев, я не видел. Просто стрелял по всему живому и всё. Затем забрал у ближайшего фрица пистолет-пулемёт и уже с помощью него поочерёдно расстрелял всю кучу, производя контроль в каждое скотское рыло, что без спроса заявилось на нашу землю.

Покаяться за свои прегрешения они перед смертью, естественно, не успели, и всё потому, что я спешил, выдавая по свинцовому аргументу между глаз. А спешил я, небезосновательно полагая, что пропажу солдат в ближайшее время наверняка заметят и к ним на подмогу отправят ещё кого-то.

Желания воевать без патронов к мосинке и ПТР у меня абсолютно не было. А потому, раздав гитлеровцам проездные билеты в ад, решил собрать ещё несколько трофеев.

— Лёша, как дела? Сколько их тут? — приковылял на помощь Воронцов, держа в руках немецкий МП-40.

«Молодец! Догадался винтовку с одним патроном заменить», — отметил я и доложил.

Чекист кивнул.

— Лёша, а зачем ты ихние автоматы забираешь? Как мы их понесём-то? — увидел он, чем я занимаюсь.

Вопрос меня застал врасплох. Я пожал плечами и ответил в том смысле, что пока не знаю.

— Но оставлять оружие врагу точно же не стоит. Они ведь потом из этого оружия по нам стрелять будут.

— Так-то оно так, только не дотащить нам всё это. ПТР же ещё.

— Подумаем, — сказал я.

И мы пошли к нашей полуторке.

Подойдя к машине, заметил, что немецкий бронетранспортёр стал дымиться. Вероятно, там разгорался пожар от разлившегося топлива.

— Дым непременно заметят, — понял мой взгляд Воронцов. — Нам надо срочно отсюда уходить.

— Надо, — согласился с ним я. — Только сейчас посмотрю в кузове санитарки, может наши раненые там есть.

— Может быть… Немцы туда вроде бы не стреляли, — дрожащим голосом произнесла Алёна и вновь зарыдала.

У девушки была истерика. Анна Ивановна успокаивала её, но не могла этого сделать. Надо было помочь со стороны.

Я подошёл к ней, положил руку на плечо и как можно более ласково произнёс:

— Всё, Алёна, всё. Их нет больше никого. Те, кто тебя обидел, уже ответили за своё мерзкое преступление. Успокойся.

Девушка убрала от лица руки и дрожащим голосом спросила:

— Правда? Ты их… Ты их…

— Ликвидировал, — помог ей я, смягчая слова. — Так что не волнуйся, они больше тебе не причинят вреда.

— Да? — с надеждой прошептала она.

— Конечно, — подтвердил я, радуясь тому, что девушка успокоилась. А затем, улыбнувшись шире, чтобы ещё больше разрядить обстановку, добавил: — А то, ишь, клубнички захотели.

Однако моя шутка, призванная разрядить напряжённую и безрадостную атмосферу, к глубокому моему удивлению, не то что не вызвала хоть сколько-нибудь положительной реакции у девушки, испытывающей стресс, но подействовало наоборот.

Девушка зло посмотрела на меня, глаза её налились слезами, и она, в голос назвав меня дураком, зарыдала и убежала за кузов полуторки.

Я непонимающе перевёл взгляд с неё на закуривающую папиросу Анну Ивановну.

— Чегой-то она?

— Ничего, это пройдёт. Не обращай внимания, — посмотрела она в сторону убежавшей медсестры. — Просто шутка у тебя неуместная получилась.

— Ну да, не очень шутка. Но реакция, на мой взгляд, всё же чрезмерная. Я просто развеселить хотел. Отвлечь от плохих воспоминаний.

— Это я поняла. А вот «клубничка» твоя поняла это по-своему. И знаешь, почему? А потому что фамилия у нашей Алёнки — Клубничкина. Вот и приняла всё слишком близко к сердцу.

— Клубничкина? Правда? — обомлел я и, краем глаза увидев, как ко мне направляется Воронцов, быстро отвернувшись, побежал к «клубничке» просить прощения: — Клубничкина… Алёна, прости дурака! Я не знал, что тебя так зовут, а потому дурак! Но давай эти вопросы оставим на потом, а пока возьмём ноги в руки и будем сматываться отсюда, как можно скорее и как можно дальше!

(Продолжение следует)

Конец первой книги

25 марта 2024 года

Максим Арх