И вот теперь — такой позор. Его полк и приданная ему танковая рота понесли существенные потери и деморализованы. И виноват в этом не злой и зубастый противник, у которого был перевес в танках и живой силе, не налёт полчищ вражеских самолётов, не цинга, малярия или чума, что могли бы скосить весь личный состав. Отнюдь нет. Виноваты бесчисленные орды советских снайперов, которые своим метким огнём уничтожили всех водителей и командиров низшего и среднего звена.

По всем канонам войны, по всем канонам истории, наконец, по всем канонам здравого смысла этого просто не могло быть. Но это было. Вопреки всему разумному и логичному, приходилось признать, что до этого практически никогда не используемый в мировой истории вид снайперских подразделений, как отдельная единица, имеет место быть на просторах этой варварской страны. А то, что данные подразделения могут действовать очень эффективно, причиняя непоправимый урон, менее часа назад доказали проклятые большевистские стрелки, нанеся непоправимый вред непобедимым доселе войскам Вермахта.

И вот сейчас боевой офицер, полковник, словно нашкодивший ребенок, стоял перед генералом и, опустив голову, смотря от стыда в пол, не знал, как оправдать произошедший позор.

— Рёпке, я ещё раз спрашиваю, и хочу получить внятный ответ. Почему Новск не захвачен? Почему в этом чёртовом городке, в котором скопились лишь кучки разрозненных групп отступающих русских, не развевается наш флаг⁈ — холодным тоном осведомился генерал Ханс Фридрих Миллер.

— Мы остановлены вражеским снайперским огнём, — вновь промямлил командир полка.

— Каким ещё снайперским огнём⁈ Вы мне это уже то ли бубнили, то ли докладывали по телефону. Говорите яснее, Вальтер. Что это за снайперы такие, которые могут танки выбивать? Вы в своём уме⁈ Или Вы хотите сказать, что у русских есть винтовки, пробивающие броню танка за несколько километров? А? Не слышу?

— Никак нет, господин генерал. О таких винтовках нам неизвестно. У русских есть винтовки, которые способны стрелять до трёх километров. Но прицельная дальность у них варьируется в районе километра, и это максимум. Да и с километра, не каждый снайпер способен так метко поражать свои цели.

— Вы говорите о стрелковом вооружении? Оно же неспособно пробить броню?

— Да, господин генерал. Неспособно. И русские наши танки не подбили.

— Тогда как понимать, что вы умудрились потерять все экипажи танков без поражения самих танков?

— Снайперы выбрали удачный момент и поразили их на марше, пока наши колонны ещё не успели развернуться в боевые порядки. Вот в этот момент стрелки и открыли чрезвычайно точный огонь.

— Хорошо, пусть будет так. Но почему Вы не стали наступать⁈ — Холодом в тоне генерала можно было проморозить Рейн до дна. — Допустим, у вас не осталось механиков-водителей танков, ну так начали бы наступать без танковой поддержки. Вы же мне сами докладывали вчера, что разведка не выявила серьёзных воинских соединений противника. Это подтверждали и данные авиаразведки. Так почему же вы остановились, раз противник находится в меньшинстве? В конце концов, потеряв водителей танков, почему не сформировали новые танковые экипажи? Уверен, хотя бы несколько таких экипажей можно было бы собрать из водителей бронетехники и грузовиков, раз уж вы без танковой поддержки наступать не хотели!

— Господин генерал, мы тоже не смогли сделать этого. Русские уничтожили практически всех водителей, в том числе и грузовиков.

— Всех? Как такое может быть⁈ — Интонация генерала мгновенно сменилась с бесконечного холода на пылающую самим пеклом ярость пробудившегося вулкана.

— Увы, но это факт! Вначале, как я уже говорил ранее, были выбиты все механики-водители танков, затем командиры танков, а затем и остальные члены экипажей танков. После этого снайперы переключились на бронемашины и грузовики. Их огонь был настолько плотным, что долгое время никто ничего не мог понять. А потом, в образовавшейся суматохе, началась паника. Она усугублялась тем, что все командиры к этому времени уже были убиты или тяжело ранены. Видя, что в условленное время атака не началась, а командиры танков перестали выходить на связь, я лично выдвинулся в начало колонны, чтобы разобраться с тем, что там у них случилось, но добраться до первых танков не успел. Где-то в середине стоящей колонны мне в лоб попала пуля, и я потерял сознание. Очевидно, что пуля была с дефектом или на излёте. Она застряла в мягких тканях, не сумев пробить кость. Это меня и спасло. Моего же заместителя подполковника Шмидта и адъютанта постигла более печальная судьба. Что одному, что другому пули неприятеля попали в глаза. С той лишь разницей, что подполковнику в правый глаз, а ефрейтору в левый. Оба, естественно, от полученных ранений скончались на месте. Меня же вытащили мои солдаты. Причём, как мне потом доложили, шесть солдат при моей эвакуации погибло от пуль всё тех же снайперов.

— Сколько всего погибло солдат и офицеров? — Генерал мгновенно взял себя в руки, лишь сжатые в тонкую линию сухие губы говорили о бушующих внутри эмоциях.

— Общая численность погибших — двести восемьдесят два человека. Пятеро ранено — в том числе и я.

Генерал сжал зубы и ударил кулаком по столу.

— Вальтер, Вы умудрились потерять такое количество опытных солдат и даже в бой не вступить!

— Мне нет оправданий, господин генерал! — с тяжестью в голосе, обречённо произнёс полковник.

Да, он действительно опростоволосился. Ведь он не просто обычных солдат потерял. Он потерял именно боевой состав. Все они прошли огонь и воду. Они могли бы принести огромную пользу Рейху. А теперь, из-за проклятых русских, они бесславно погибли и их удел — гнить в земле. И произошло это всё по вине командира приданной ему танковой роты, майора Клауса Фишера. Именно он настаивал на том, что наступление нужно начать не как только рассветёт, а как ляжет туман, и это несмотря на то, что в тумане его танкисты могут не справиться с управлением и совершить тараны друг друга, что ему не раз пытался донести Вальтер.

И вот сейчас полковник, из-за того, что покойный майор его таки смог убедить, стоял, сам лишь чудом выживший, словно бы привязанный к столбу позора, и смиренно ждал своей участи. А участь его должна была быть незавидной — по меньшей мере, лишение звания и перевод в другое подразделение.

Рёпке ждал, а генерал озвучить своё решение не спешил.

Ханс Фридрих Миллер, не сводя с подчинённого холодных глаз, сделал глоток кофе из чашки, а затем, чуть прищурившись, спросил:

— Скажите, Вальтер, а с чего Вы взяли, что это именно отдельное снайперское подразделение? Возможно, в том тумане, обычные пехотинцы противника сумели приблизиться к нашей бронетехнике почти вплотную и расстрелять бедных солдат?

— Увы, но это именно снайперы, господин генерал. На эту мысль меня натолкнул тот факт, что почти все убитые были поражены в область глаз. У них свой почерк. Это могло сделать только специально обученное элитное подразделение врага. К тому же никаких вражеских солдат поблизости нам найти не удалось.

— Вы, Вальтер, рассказываете что-то невероятное. Ничего подобного ранее, и в том числе на соседних с вами флангах, не происходило. Города, хоть и с проблемами, возникающими из-за отчаянного сопротивления русских, но были взяты! Все города, Вальтер, кроме того, который должны были занять Вы. Мы не можем продолжать наступление, пока Новск не будет наш, — генерал подошёл к висевшей на стене карте. Постоял с минуту и вздохнул. — Но и терять понапрасну время и людей мы тоже не можем. И хотя изначально этот город мы хотели оставить неразрушенным, чтобы там организовать штаб и госпиталь, приходится от этой мысли отказаться. Вызовите авиацию, пусть они поработают в ваших интересах. А сами восстановите в кратчайший срок боеспособность подразделения и возьмите уже этот проклятый городишко!

Сказав это, генерал не услышал ожидаемой радости от подчинённого. Он подождал несколько секунд, а потом, отвернувшись от карты, удивлённо посмотрел на своего подчинённого и спросил: