Старец притворно вздохнул, и, шагнув назад, неожиданно лягнул ногой, наклонившись вперед всем телом. Этот пинок бросил чужеземного воина в короткий полет, окончившийся на стволе одной из окружающих поляну сосен. Незадачливый воин со стоном сполз по нему вниз. Сяо-Фань во все глаза смотрел на это безжалостное издевательство над чужеземцем, столь надменным какие-то минуты тому назад.

- Расскажи о себе, и твоих соучениках, младший, - старый даос заметил, что юноша потерял нить разговора, и поспешил помочь ему, явно не желая делать свой “поединок” менее унизительным для Фудзивара Наоки.

- Простите, я забыл о манерах, - повинился юный воитель. - Ваше боевое искусство, и, особенно, его применение сегодня, - он невольно расплылся в насмешливой улыбке, - ошеломило меня. Я - Ван Фань, третий ученик четвертого поколения долины Сяояо. Зовите меня Сяо-Фань, пожалуйста.

- Сяо-Фань? - весело оглядел его старец. - Какие, все же, меткие прозвания избирает нынешнее поколение юношей.

- Безусловно, мудрец, - довольно покивал головой его собеседник. Любовь этого даоса к незамысловатым шуткам пришлась Ван Фаню по нраву - он видел в Тяньцзи несомненную родственную душу. - Этим замечательным прозвищем я обязан моему второму старшему, Цзин Цзи. Его, в свою очередь, поименовал наш старший брат по учебе, Юэсюань, найдя его младенцем в терновом кусте. Все же, мой брат не слишком утруждал свое воображение тогда[1], - юноша притворно вздохнул. Его шутка нашла живейший отклик в старом даосе - Тяньцзи прыснул, прикрывая лицо рукой, и пусть он тут же состроил глубокомысленную мину, смех неуклонно прорывался сквозь нее.

Тем временем, боец из Страны Восходящего Солнца все не желал сдаваться. С трудом поднявшись на ноги, он медленно похромал к старцу, судорожно сжимая рукоять своего меча. Даос, вздохнув с нарочитой печалью, повернулся к нему. Склонив голову на бок, Тяньцзи остановил на чужеземце взгляд, которым, наверное, любопытствующий ученый мог бы глядеть на препарируемую лягушку. Фудзивара Наоки застыл на месте, и, неожиданно, развернулся и спешно заковылял в противоположную от даоса сторону, вскоре скрывшись за деревьями.

- Наконец-то эта надоедливая мошка прекратила зудеть над ухом, - обернулся Тяньцзи к Сяо-Фаню. - Не откажешься ли выпить со мной чаю, младший? У меня с собой есть замечательный билочунь с дунтинских гор.

- С удовольствием, мудрец, - воодушевленно откликнулся Ван Фань. - Мне собрать хворосту?

- Незачем, - безмятежно отозвался старец. - Садись, Сяо-Фань, я поухаживаю за тобой.

Юноша присел на траву, глядя, как даос достает из небольшой поясной сумы коробочку с чаем. Он запоздало понял, что Тяньцзи неоткуда взять чайный прибор - маленький кожаный кармашек, прикрепленный к поясу старца, был единственным вместилищем пожитков последнего, и цилиндрическое вместилище чайных листьев занимало его полностью. Ван Фань все же не стал задавать вопросов, и ожидающе посмотрел на старого даоса. Тот не разочаровал.

Бережно вынув из коробочки с чаем щепоть листьев - бело-зеленых, свернутых в небольшие катышки, - он неожиданно подбросил их в воздух. Немедленно, его ладонь проделала круговое движение, и исторгнутая ей ци собрала чайные листья в зависший в воздухе комок. Новый импульс энергии резко охладил воздух лесной поляны, и вокруг чайного шарика почти мгновенно намерз бесформенный кусок льда. Тяньцзи легким движением взял из воздуха эту льдинку, размером чуть побольше куриного яйца, и сосредоточенно уставился на нее. На этот раз, исходящая от него ци дохнула сухим жаром, и кусок льда медленно поменял цвет на янтарно-желтый с прозеленью. Старец коснулся верха льдинки, и часть ее испарилась, открывая исходящий паром чайный напиток, наполняющий ледяное вместилище.

- Угощайся, Сяо-Фань, - радушно предложил юноше Тяньцзи, протянув ему необычную чашку. Тот, взирая на действо широко распахнутыми глазами, машинально принял поданное, и отхлебнул. Вкус чая, приятный и отдающий фруктовой сладостью, несколько вернул его в реальность.

- А-хре-неть, - машинально высказал он вслух единственную мысль, бьющуюся в его мозгу. Старый даос на глазах Сяо-Фаня применил, для совершенно бытовых целей, несколько мистических искусств высочайшего уровня, что поразило юношу до глубины души.

- Это какой-то чужеземный язык? - с легким интересом спросил Тяньцзи, творя - иначе и не скажешь, - и себе чашечку чая.

- Да, из царства Э Ло Сы[2], что на северо-западе, - неверным голосом ответил Ван Фань. - Тамошний говор менее красив и текуч, чем наречие Поднебесной, но ему нет равных в выражении чувств с помощью неприличных слов, - он снова отхлебнул поистине магического чая, пытаясь привести в порядок мысли. Он настолько растерялся, что выложил новому знакомому толику своих иномировых знаний, даже не заметив этого.

- Неприличных? - рассмеялся старец. - Тогда я, пожалуй, не буду спрашивать тебя, что оно значит.

- Искреннее восхищение, старший, - все еще оторопело высказался юноша. - Пожалуй, это я оказался сегодня лягушкой, которой солнце выжгло глаза.

- Не будь к себе слишком строг, Сяо-Фань, - рассеянно заметил Тяньцзи, попивая чай. - Мир полон невероятных чудес, и мои скромные умения - мелочь, по сравнению с многими из них.

- Вам знаком стиль Кулака Великого Предела, мудрец? - неожиданно для себя спросил юноша.

Он почему-то не чувствовал трепета перед сидящим напротив него человеком, обладающим мощью, достойной небесного духа. Наоборот, атмосфера их необычного чаепития ощущалась настолько дружеской, насколько Ван Фань доселе чувствовал себя лишь со своими старшими и Ши Янь. Ему хотелось побеседовать с Тяньцзи на отвлеченные темы, не поднимая никаких приземленных и практичных вопросов, и он заговорил с дружелюбным даосом об идее, не дававшей ему покоя с самого посещения Удана, так как подозревал - этот старец легко сможет ответить на загадки и посложнее.

- Ему обучал меня мудрец Гу Е из Удана, - продолжил он. - Чтобы помочь моему пониманию, мудрец Гу упомянул, что ступни сходны формой с почками, а легкие - с руками, и для осознания Великого Предела, нужно использовать эти сходные формой органы сходным способом. Не правда ли, эта идея кажется полной бессмыслицей? Руки не могут вдыхать воздух, а почки не служат опорой. Движение ци по меридианам, что пересекают их, сходно в той же мере, что и токи энергии в любом другом канале человеческого тела. Пусть слова мудреца Гу и помогли мне осознать новое, мой разум кипит, когда я пытаюсь их обдумать. Каковы ваши мысли об этом?

- Бессмыслица, говоришь? - весело улыбнулся Тяньцзи. - Не задумывался ли ты, что все слова всех языков мира суть бессмыслица? Люди придают им смысл. Только потому, что Нюйва[3] и Фу Си согласились, что слово “рис” будет означать маленькие белые зерна, годные в пищу, оно означает именно это, а не, скажем, курицу, или срамную болезнь, - Ван Фань невольно хихикнул на это неожиданное высказывание.

- Да, но приходя к соглашению о значении слов, люди определяют многообразию звуков четкие рамки законов, делящие их на бессмысленные, и несущие смысл. Слова мудреца Гу Е нарушают законы осмысленного, и тем самым, они бессмысленнее прочих, - возразил юноша.

- Верно, Сяо-Фань, - довольно ответил даос. - Но скажи мне, разве мистические искусства не нарушают законы мира? Ты владеешь техникой Шагов по Облачной Лестнице - я ясно вижу это в твоих движениях и дыхании. Разве она не идет против всего, что составляет основу движения небесных тел? Так почему бы словам, объясняющим суть нарушения законов мира, не нарушать законы осмысленности? Они, как мне кажется, даже обязаны это делать.

- И правда, - с удивлением ответил юноша. - Но не значит ли это, что в любой бессмыслице кроется мистическое искусство, и чем более сумбурна эта бессмыслица, тем глубже сокрытое в ней таинство? - он хитро улыбнулся.

- Почему бы и нет? - ответил Тяньцзи, смеясь. - В любой былинке можно найти столь много скрытого, и столь бесчисленное множество сложного, что и самый изощренный ум не сможет полностью счесть его. Наши предки создавали мистические искусства, наблюдая за дикими зверями, горением огня, и движением облаков в небе. Быть может, даже в бормотании того глупца из Страны Восходящего Солнца скрыто некое могущественное боевое умение.