В XIX — начале XX века крыльцо использовалось уже лишь для высочайших выходов в Успенский собор. Пожалуй, Красное крыльцо было единственным местом в империи, где не народ кланялся царю, а наоборот — так соблюдался древний обычай. Вот, например, газетный отчет о пребывании Николая I в Москве в сентябре 1834 года: «Государь император, обошед соборы, возвратился во дворец и с высоты красного крыльца низко поклонился народу». Дореволюционная фотооткрытка запечатлела царский выход 1898 года: с крыльца спустились Николай II и императрица Александра Федоровна. А их же коронационный выход с Красного крыльца в 1896 году был заснят французским кинохроникером К. Серфом; документальный фильм о коронации с успехом шел потом в столичных синематографах. Народное ликование так запомнилось Николаю II, что в 1909 году, когда его в Севастополе приветствовали военные моряки, он записал в дневнике: «Раздалось такое ура!, которое можно сравнить с московским на Красном крыльце».

Облик Красного крыльца, сложившийся к началу XX века, — лестница, приводившая внизу к двум перпендикулярным аркам, украшенным гигантскими фронтонами в духе «московского барокко» рубежа XVII–XVIII столетий, — заметно отличался от его древнего вида. Как выглядело крыльцо в старину, помогают представить его довольно многочисленные изображения. Это и древний, начала 1600-х годов, план «Кремленаград», и миниатюры из рукописных книг о восшествии на царство и бракосочетании царя Михаила Федоровича, и гравюры мастеров XVIII столетия И. Соколова (из «Коронационного альбома» императрицы Елизаветы Петровны) и Н. Саблина, и акварель знаменитого зодчего Д. Кваренги (конец XVIII века), и картина известного художника Ф. Алексеева «Вид Красного крыльца» (начало 1800-х годов).

Средневековые изображения рисуют поначалу простую открытую лестницу. Можно разглядеть и весь существовавший до пожара 1737 года ансамбль галереи с тремя лестницами. Собственно Красным крыльцом в старину называлась вся галерея с тремя лестницами, и лишь впоследствии, в XIX веке, это название перешло на Красную лестницу, примыкавшую к Грановитой палате. Под крыльцом были ворота во внутренний двор великокняжеского дворца. В 1630 году крыльцо увенчали кровлей на бочкообразных столбах; над маршами лестницы высились шатры, увенчанные двуглавыми орлами. В 1667 году царь Алексей Михайлович повелел расписать яркими красками крыльцо и южную стену Грановитой палаты. Описание крыльца приводит в старинном «Обозрении Москвы» А. Ф. Малиновский (1820-е годы): «На нем была крышка с тремя башенками, яркими красками раскрашенными, а при входе с площади медные дверцы, которые растворялись только для самого государя для парадных выходов». Научные реконструкции вида крыльца тех времен рисуют четыре шатра и каменную «бочку» над серединой лестницы. Лестница из 32 ступеней была белокаменная, покрытая железными плитами; с внешней стороны ее ограждали каменные резные перила. Внутри она была расписана золотом и красками. Лестница имела кровлю, покрытую золоченой медью, отсюда и название Золотой.

Замечательным украшением крыльца были медные скульптуры львов на площадках-рундуках; в старинных книгах сохранились их изображения, и по их подобию, кстати, в конце XIX века отлили двух бронзовых львов для вестибюля Исторического музея. Фронтоны крыльца венчались двуглавыми орлами, перила его были резными. В торцовой стене Святых Сеней и сейчас сохраняются два великолепных заложенных портала, выводивших некогда на Красное крыльцо.

В ноябре 1682 года крыльцо пострадало от пожара: сгорела деревянная кровля, расплавились львы. В 1683 году крыльцо было возобновлено, а в 1685-м восстановлена и вызолочена шатровая кровля. Золочеными были и новые львы, высеченные в 1686 году из камня мастером Григорием Ивановым. Шатры Красного крыльца сгорели в пожаре 1696 года и больше не возобновлялись. Облик конца XVII века крыльцо сохраняло до пожара 1737 года, после которого оно никогда не имело уже кровли. В 1753 году, в связи со строительством нового Кремлевского дворца для Елизаветы Петровны, Красное крыльцо было основательно переделано архитектором князем Дмитрием Ухтомским и «каменным мастером» Диселем. Правда, Ухтомский сохранил старинные резные камни, вставив их в новую вычиненную кладку. Красное крыльцо было внесено отдельным пунктом в список зданий, которым никоим образом не должно было повредить строительство баженовского Кремлевского дворца. При Екатерине, судя по гравюрам того времени, колонны нижней площадки крыльца не имели резьбы, но Ф. Алексеев в начале 1880-х годов изображает их уже резными. В 1812 году, когда французами была «слабо взорвана» Грановитая палата, Красное крыльцо уцелело. Его отремонтировали и укрепили в 1815 году. Вот голос восхищенного туриста из 1822 года. Историк М. П. Погодин записывает в дневнике: «Ходили на Красное крыльцо. Здесь по этим ступеням ходил царь Алексей, за ним в трескучий мороз на руках несли Петра… Какие воспоминания!»

Воспоминания, однако, очень быстро и в самом деле стали только воспоминаниями. Реставрация крыльца при Николае I, когда восстановили по старинным рисункам резные столбы нижней площадки, на деле обернулась его реконструкцией, проще говоря, строительством «новодела» на месте старого крыльца. Эта поучительная и, к сожалению, весьма актуальная для современной Москвы история изложена недавно в фундаментальном исследовании «Памятники архитектуры в дореволюционной России» (М., 2002). В 1842 году архитекторы Ф. Ф. Рихтер, Н. И. Чичагов и А. Н. Бакарев предложили перестроить крыльцо «с сохранением древнего его вида… ибо ступени и площадки устроенные из дикого камня и в особенности камни ступеней получили от осадки такие неровности, что многие камни вышли за определяемые для них линии и тем делают безобразие… чрез переделку означенного крыльца вновь сохранится приличный вид во всех частях возводимого Кремлевского Дворца».

Сколько древностей в России уничтожили и продолжают уничтожать ради «приличного вида»… В XIX веке, впрочем, монархи не были в рядах энтузиастов. Высочайшего разрешения на перестройку не последовало, однако заведовавший строительством нового дворца барон Л. К. Боде поручил архитекторам составить проект крыши над Красным крыльцом «по древнему образцу». Ф. Ф. Рихтер сделал копии старинных изображений Красного крыльца, и Николая I стали спрашивать, «не благоугодно ли будет разрешить, по случаю необходимой перекладки в ветхость пришедшего Красного крыльца, восстановить над оным по прежнему и крышу с башнями и воротами». Высочайшего повеления в 1843 году опять не последовало, наоборот, царь повелел оставить крыльцо как есть, без крыши, но договор на работы был уже заключен в 1842 году. Из документов ясно, что старое крыльцо разобрали, а когда начали восстанавливать «по указанию архитекторов без малейшего отступления от деталей и шаблонов», то «по непредвиденности» оказалось, что высота новых ступеней меньше, чем у старых, и число их пришлось увеличить, т. е. фактически выстроить новое крыльцо на месте старого.

Позволим себе процитировать диалог на этот счет между бароном Боде и княгиней М. П. Волконской, большой любительницей московской старины. Впечатление такое, что это в современной Москве разговаривают, например, защитники памятников старины и глава комплекса реконструкции города В. И. Ресин. Княгиня высказала барону сожаление, что «не пощадили Красного крыльца, современного московским допетровским царям». «Мы вам лучше его выстроим», — возразил энтузиаст реконструкций николаевской эпохи. — «Да не нужно лучше, — уговаривала княгиня, — оно будет тогда искажением средневекового типа». — «Ну так мы вам его перестроим заново в том виде, каковым он был», — отвечал Ресин XIX века.

Древность и подлинность в России ценятся, увы, менее «приличного вида». Туристам, не вдающимся в подробности, «новоделы» нравятся.