Патриархи проходили Красным крыльцом, когда принимали посвящение в сан; торжественный традиционный объезд патриарха вокруг Кремля также начинался от крыльца.
Иногда непосредственно на крыльце, а не во дворце, государи принимали послов «меньшего разряда». Например, в 1653 году царь Алексей Михайлович здесь принимал малороссийского посланца от гетмана Богдана Хмельницкого. В погожие дни государи смотрели с крыльца на Москву; здесь же играли царские дети.
И последний путь русских государей пролегал через Красное крыльцо: через него, например, в 1682 году прошла траурная процессия с телом умершего царя Федора Алексеевича, которого несли хоронить из дворца в Архангельский собор.
В обычные дни Красное крыльцо служило своеобразной прихожей царского дворца, где собирались дворцовые служители, «жильцы», незнатные дворяне. Они ждали случая попасться на глаза вельможам или самому царю, обсуждали московские дела и происшествия, ссорились, мирились — похожий повседневный дворцовый быт Лувра, в общем, описал Александр Дюма в «Трех мушкетерах», с поправкой, естественно, на московские реалии.
Соборная площадь в Кремле в первой половине XVII столетия. Старинная миниатюра из «Книги об избрании на царство Михаила Федоровича». В центре — Грановитая палата, слева от нее — Красное крыльцо с лестницами, спускающимися из царского дворца на площадь.
Красное крыльцо, как главный вход во дворец, всегда было местом коммуникации, общения власти и ее подданных. В спокойные времена к нему приходили со смиренными просьбами. «Все челобитчики, — пишет историк И. Е. Забелин, — приходившие с просьбами на государево имя, стояли на площади перед Красным крыльцом и дожидались выхода думных дьяков, которые принимали здесь челобитные и взносили в Думу к боярам».
А в «смутные» времена Красное крыльцо становилось в средневековой Москве местом нелицеприятного диалога властей с народом. К крыльцу приходили делегации или сами волнующие толпы, на крыльцо выходили посланные из дворца, выслушивали просьбы и требования, отвечали что умели, давали разъяснения. После смерти царя Федора Иоанновича, в 1598 году, бояре безуспешно обращались с Красного крыльца к народу с призывом присягнуть Думе и учредить боярское правление.
В 1606 году, во время восстания против Лжедмитрия, его приближенный Федор Басманов пытался с Красного крыльца успокоить народ, но был убит одним из заговорщиков. Толпа тут же ворвалась через крыльцо во дворец. После расправы над Лжедмитрием бояре объявили народу с Красного крыльца, что перед смертью он признался в самозванстве.
С Красного крыльца во время стрелецкого бунта 15 мая 1682 года был сброшен на копья восставших боярин Артамон Матвеев, затем ворвавшимися во дворец стрельцами были убиты родные дядья Петра Великого Иван и Афанасий Нарышкины, бояре Юрий и Михаил Долгоруковы, Григорий и Андрей Ромодановские. Юный Петр, его брат-соправитель Иван и их мать Наталья Кирилловна, потрясенные и оцепеневшие, видели эти кровавые сцены, так как вынуждены были «показаться» народу на верхней площадке («рундуке») Красного крыльца. 10-летний Петр, по словам В. О. Ключевского, «вызвал удивление твердостью, какую сохранил при этом: стоя на Красном крыльце возле матери, он, говорят, не изменился в лице, когда стрельцы подхватывали на копья Матвеева и других его сторонников. Но майские ужасы 1682 г. неизгладимо врезались в его память».
В том же 1682-м, 5 июля, с Красного крыльца взошли в Грановитую палату на знаменитый диспут о вере раскольники во главе с Никитой Пустосвятом. А вышедши обратно, кричали с крыльца в толпу: «Победили! победили! по-нашему молитесь, по-нашему веруйте!» Перед диспутом в Грановитую палату пронесли древние греческие и славянские богослужебные книги намеренно через Красное крыльцо, чтобы народ видел, какие средства имеет церковь против своих мятежников. (Кстати, в середине XIX века служители единоверческой церкви проводили на Красном крыльце «миссионерские» беседы с народом, которые иногда превращались, как в XVII столетии, в диспуты о старой и новой вере с участием старообрядцев.)
В 1689 году царевне Софье самой пришлось беседовать у крыльца с недовольными стрельцами, а затем она, по словам историка С. М. Соловьева, «велела собрать весь народ, бывший в Кремле, и держала перед ним, по свидетельству очевидца, длинную прекрасную речь».
К крыльцу приводили для разбирательства и преступников из знатных родов: в 1688 году, например, сюда «в простых санишках» был привезен князь Яков Лобанов-Ростовский, ограбивший обоз с царской казной на Троицкой дороге. На крыльце объявляли и царскую волю провинившимся и опальным боярам и дворянам. Под Красным крыльцом было и специальное помещение для преступников: протопоп Аввакум упоминает в «Житии…», как царь Алексей Михайлович, которому сподвижник протопопа Федор юродивый излишне дерзко передал его письмо, «осердясь, велел Феодора взять и совсем под Красное крыльцо посадить».
Новые времена
В раннее петровское время крыльцо по-прежнему служило самой торжественной трибуной города. В финальном акте торжеств 1696 года по случаю Азовского похода с Красного крыльца глашатаи объявляли приказы о наградах героям азовского взятия.
С переносом столицы и переездом двора в Петербург Кремль опустел. Но и после Петра государи приезжали короноваться в Москву, и снова оживали Соборная площадь и Красное крыльцо. Через крыльцо императоры, как и в глубокую старину, проходили в Успенский собор, через него и возвращались во дворец. М. И. Пыляев пишет в «Старой Москве» о коронации Екатерины II (13 сентября 1762 года): «Как только государыня из дворца вышла на Красное крыльцо, начался звон во все колокола и военная салютация». В полночь после коронации Екатерина «инкогнито» любовалась с крыльца праздничной иллюминацией Москвы. Схожи описания коронации Николая I (22 августа 1826 года): с крыльца он приветствовал народ тремя поклонами. Старинная гравюра запечатлела, как выходит на крыльцо, направляясь для коронации в Успенский собор, император Александр II.
Гравюра И. Стрижова. Вторая половина XVIII века.
Впрочем, предания старины оживали лишь в дни торжеств, а в прочее время обычная жизнь оставленной царями столицы текла своим чередом. Поэт К. Н. Батюшков говорит в очерке «Прогулка по Москве» (1811–1812): «Здесь нищий отдыхает на красном крыльце, положив голову на котомку; он отдыхает беспечно у подножия палат царских, не зная даже, кому они некогда принадлежали».
Красное крыльцо часто упоминается в мемуарах начала XIX столетия (как раньше — в деловых документах XVII). Из них можно узнать, например, как ждали москвичи у Красного крыльца 16 июля 1812 года императора Александра I и как, добравшись в Кремль глубокой ночью, он прошел Красным крыльцом в Успенский собор на молебен об избавлении России от наполеоновского нашествия. «Я входила туда (во дворец. — К. М.) по лестнице, по которой несколько дней назад шел император Александр», — напишет знаменитая французская писательница Жермена де Сталь, побывавшая в России в 1812 году.
Примечательно, что Красное крыльцо в те времена не воспринималось как пристройка к Грановитой палате. Авторы всех описаний Москвы XVIII — первой половины XIX века говорят о нем как об отдельной кремлевской достопримечательности, перечисляют крыльцо в ряду других достопамятных кремлевских зданий. Особое историческое значение Красного крыльца как трибуны, с которой обращались к народу, прекрасно осознавалось и в XIX веке. Граф Ф. В. Ростопчин, например, так и назвал свою публицистическую книгу (1807) — «Мысли вслух на Красном крыльце…».
Всех знаменательных событий, связанных с Красным крыльцом, конечно, не перескажешь. Стоит упомянуть разве что об одном: в 1818 году на крыльцо вышел гостивший в Москве прусский король Фридрих Вильгельм, окинул взором панораму Первопрестольной и воскликнул: «С Москвой не может соперничать ни один город в мире!»
