— Китайская медицина может исцелить все, — заявляет тетушка. — Знала я одну женщину, так у нее был какой-то женский рак. Она ходила к врачам здесь, и те сказали, что ничего нельзя поделать. Пошла в церковь, помолилась — тот же результат. Поехала в Китай, попила микстуру — и рак ушел. В следующий раз у нее был рак легких — и она снова вылечилась.

— Что она принимала?

— Ну, этого я не знаю. Только сказала, что на вкус отвратительно. А у нее теперь не спросишь, она умерла от инсульта.

Тетушка Хелен резко встает.

— Перл, — строго говорит она. — Пойдем со мной, поможешь мне разрезать торт.

Не успеваю я запротестовать, как ее рука подхватывает меня под локоть. Так я и оказываюсь напротив пластмассового жениха и невесты, стоящих на подушке из взбитого крема.

Она произносит неизбежное:

— Перл, я должна открыть тебе тайну.

— Нет, тетушка, хватит тайн! — со смехом возражаю я. — Я пообещала себе на Новый год: больше никаких тайн.

Тетушка Хелен хмурится.

— Мы ничего не обещаем на китайский Новый год, — говорит она. — Это американская традиция. — А потом кокетливо улыбается: — В любом случае это хорошая тайна. Об опухоли в моем мозгу.

Ну и как мне сказать ей, что я не хочу об этом слушать?

— Я только хотела сообщить тебе, что мы с твоей матерью не едем в Китай из-за моей опухоли.

— Так вы не едете?

— Нет, нет. Я хотела сказать, что мы едем туда не ради меня. Мы едем ради тебя.

Она видит озадаченное выражение на моем лице.

— Тут вот как. Твоя мать хочет поехать в Китай, чтобы там найти для тебя лекарство. Считает, что это она наградила тебя этой болезнью, что эта болезнь произошла из-за нарушения равновесия в ней.

А нарушение началось в Китае. Только она не хотела ехать одна. Вот я и сказала, что мне надо поехать туда из-за моей опухоли. И она сказала: «Да, да, у тебя же опухоль». А я сказала, что она должна туда поехать ради меня, чтобы исполнить мою последнюю волю и помочь мне обрести покой. Как она могла мне отказать? Но знаешь что?

— Что?

— Опухоли-то у меня нет, — тетушка Хелен поднимает руки ладонями вверх.

— Что?!

— Ну да. Я ее придумала! Ох, ну как-то я действительно заволновалась, увидела снимки, там было сказано, что все «доброкачественно». В то время я действительно думала, что умру. Только и думала: что, если я умру? А вдруг умру? Что я забыла или не успела сделать в жизни? И знаешь что? Я забыла поблагодарить твою мать за все эти годы. За то, какой она хороший друг.

— Не понимаю. При чем тут моя мама?

— Ну, смотри: у тебя был секрет, и у твоей матери был секрет. Вот я и наврала, что умираю, чтобы вы обе поделились друг с другом своими секретами. Правда же? Вы же мне поверили, да? — И она захихикала, как озорная девчонка.

Я кивнула, все еще не понимая, к чему весь этот разговор.

— А теперь вы стали ближе как мать и дочь, я вижу. Вот так я отблагодарила твою мать. Ты же знаешь, какая она, ее тяжело благодарить и тяжело что-то ей советовать.

И только сейчас ко мне стало приходить понимание.

— А мама знает, что у вас никогда и не было опухоли?

Тетушка Хелен улыбается и качает головой, радуясь, что ее так и не уличили во лжи.

— Конечно, когда мы поедем в Китай, притворись, что ты поверила, будто меня исцелил волшебный источник. Тот самый, который может исцелить тебя. Иначе она очень разозлится за то, что я заставила ее поехать.

— Что вы хотите сказать? Как это я должна притворяться?

— Ну ты же едешь с нами! А зачем твоей матери ехать без тебя? Она же ради тебя едет, а не ради меня! Я же тебе уже сказала. Я только делаю вид, что я основная причина всей поездки. А ты должна сделать вид, что тоже едешь ради меня. Но на самом деле тебе надо туда поехать ради нее. Ты должна это сделать для нее, за все волнения, которые она из-за тебя перенесла. Только не говори ей об этом. Это будет наш с тобой секрет.

Я смеюсь, запутавшись в нескончаемом хитросплетении лжи.

А может, это нельзя назвать ложью.

Это их собственная форма верности друг другу, преданности и привязанности, которые нельзя выразить словами и которые мне никогда не понять.

— Это же хороший секрет, да? — спрашивает тетушка Хелен. — Как думаешь?

Я грожу ей пальцем. А потом наконец отвечаю:

— Согласна.

Не знаю, на что именно в данный момент я соглашаюсь, но чувствую, что поступаю правильно.

Фил уже отвез девочек в мамин дом, а тетушка Хелен подвезет туда меня и маму. Мы складываем еду, оставшуюся после банкета, в коробки, чтобы забрать с собой.

— Рыбу не бери, — советует мама. — Приготовленная на пару рыба на следующий день невкусная.

— Бери, бери! — перечит ей тетушка. — Завтра решишь, вкусная она или нет.

— Но она же на пару! — протестует мама.

— А снаружи обжарена, — говорит тетушка, совершенно не обращая внимания на подругу.

Я не даю втянуть себя в их перепалку и занимаюсь курицей и свининой. Между делом наливаю себе оставшегося чая с хризантемой, пока официанты не унесли его со стола.

— Действительно, очень вкусный чай, — замечаю я, пытаясь перенаправить разговор тетушки и мамы в нейтральное русло.

— Подожди, ты еще не была в Ханчжоу, — говорит мама. — Там лучший чай во всем мире.

— О! — отзывается тетушка, и ее глаза вспыхивают энтузиазмом. — Надо сходить к тому волшебному источнику, у которого мы когда-то были. — Она поворачивается ко мне: — В нем вода тяжелая, как золото. Твоя мать тоже ее пробовала.

— Слишком сладко, — критикует мама. — Они кладут слишком много сахара.

— И вовсе не сахар! — вскидывается тетушка. — Это какие-то семена цветов, очень редких. Они цветут раз в девять лет. Семена надо раздавить и положить в воду.

— А еще очень дорого, — продолжает мама. — Дают вот столько, — она сближает большой и указательный пальцы. — А платишь очень много.

— Достаточно и щепотки, — возражает тетушка Хелен. — Делаешь этот глоток, он спускается внутрь и меняет все на своем пути: твой желудок, сердце и разум. И все становится сладким.

— Спокойным, — поправляет мама. — Все внутри тебя наполняется покоем, и больше не остается ни боли, ни волнений.

— Твоя мать купит тебе такой напиток.

— Если мы поедем, — напоминает мама.

Тетушка смеется:

— Если сможем поехать, и если его найдем. Может, я уже и не вспомню, где он.

— Я помню, — говорит мама.

— Помнишь? — хмурится тетушка.

— Ну конечно. Я помню все в точности.

— Как такое может быть? Это же я тебя туда отвела!

— Зато я могу найти это место.

Я наблюдаю за их непрекращающимся спором, хотя, возможно, это вовсе не спор. Они так вспоминают и мечтают. Вместе. Они уже видят все это перед собой: гору, на которую можно подняться пешком, и время, когда они были такими молодыми и верили, что перед ними лежит жизнь, в которой их ждет много хорошего. И вода в источнике именно такая: тяжелая, как золото, и сладкая, как семена редкого цветка.

Я тоже ощущаю этот вкус и тоже чувствую это: один небольшой глоток, чтобы вспомнить все, что ты считал забытым, и заново обрести все оставленные надежды.

Сегодня в мой магазин пришла новая клиентка. Она накупила много дорогих товаров: больших букетов и мандариновых деревьев для торжественного открытия ресторана. А еще сегодня позвонил муж Перл и спросил, могу ли я посидеть с детьми на следующих выходных, пока они с женой уедут на второй медовый месяц. Мы с Хелен ели остатки с банкета Бао-Бао, и она сказала:

— Ты была права. Эта рыба совсем невкусная на второй день.

И я подумала: сегодня у меня счастливый день.

А потом Хелен сказала вот что:

— Я должна признаться кое в чем. В том, что говорила много нехорошего.

И мне показалось, что день становится еще лучше. Она продолжила: