Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Во что ты сейчас одет? — спросила я томно.

Муж ответил, что на нем белая майка и синие шорты. Я вздохнула, простонала что-то интимное и почувствовала, что двигаюсь в верном направлении. Наши голоса зазвучали увереннее, вскоре мы наперебой шептали непристойные фразы и фантазировали, как ласкаем друг друга.

В конце концов мы рассмеялись.

— Знаешь, я чувствую твой запах, — проговорил Пьетро.

Никогда, даже в первые месяцы знакомства, мы не занимались сексом по телефону и сейчас получили от него невероятное удовольствие. Прижимая телефоны к ушам, мы чувствовали полную свободу и были готовы на все, несмотря на сотни километров, которые разделяли нас в эти мгновения, тогда как, находясь рядом, в супружеской постели, мы оказывались не в силах преодолеть пару десятков сантиметров и подарить друг другу наслаждение. Расстояние смягчило нас и дало новую надежду.

Звук телевизора, стоящего в нашей спальне, снова сделался громче. Ни Пьетро, ни мне не требовалось продлевать этот контакт на расстоянии, муж хотел вернуться к своему фильму, а я к своим мыслям. К тому, что сейчас произошло, можно было отнестись как к сновидению. Мы простились, будто сообщники, и вскоре я погрузилась в безмятежный сон.

Седьмой ноктюрн

Я держу на руках котенка-девочку с темной шкуркой. Присматриваюсь и вижу, что она вовсе не котенок, а неведомое бесшерстное создание. На мордочке у нее есть только глаза и нос, а больше ничего; она глядит на меня, она хотела бы заговорить, но не может. «Бедный немой котеночек», — сочувствую я, поглаживая малышку по шейке, проводя пальцем за ушками. Моя ладонь доходит до ее гладкого безволосого живота, и я вдруг понимаю, что у нее нет гениталий. Испугавшись, я отталкиваю кошечку, та, не издавая ни звука, прыгает как мячик, отскакивает от стен, вот она уже не одна, она бесконечно размножается, заполняет дом, но, возможно, это не мой дом, это просто дурное место, куда меня непонятно как занесло и откуда я надеюсь выбраться?..

Часть третья. Голос

Несчастье не правило для всех, а исключение для нас

На следующее утро я включила телефон, проверила уровень заряда батареи и подождала, пока на экране не появятся уведомления.

В сообщении, которое муж прислал мне ночью, говорилось: «Я приеду к тебе, Ида. Не могу больше без тебя».

Через три минуты: «Ты спишь?»

Через шесть минут: «Кстати, сегодня принесли квитанции за воду и за свет».

Благодаря сексу на расстоянии вчерашняя ночь стала для меня приятным потрясением, и я пока не знала, хочется ли мне, чтобы Пьетро явился сюда. Трудно желать того, что у тебя уже есть, тогда как любить того, кого нет, очень легко, — вся моя жизнь этому доказательство.

Я отправила мужу ответ, попросив потерпеть несколько дней, и усмехнулась, поймав себя на мысли, что его послания напоминают открытки, пришедшие из страны, где вода и свет — всего лишь квитанции, и для того, чтобы их успокоить, достаточно просто заплатить денег.

— Поедешь со мной покупать коробки для вещей, которые решила оставить? В «Треместьери»[13] есть магазин, там всяких коробок и контейнеров полно. Выберешь сама.

Приветливый, даже радостный голос матери отвлек меня от размышлений. Впрочем, возможно, мама говорила своим обычным тоном, просто я все еще чувствовала себя счастливой, как человек, который ночью отыскал некий секрет и знает, как сохранить его днем.

— Те два черных мешка с вещами можно выбросить, мам.

— Хорошо, завяжи их, возьмем с собой и выкинем по дороге.

С тех пор, как я приехала, мы ни разу не выходили из дома вместе. Едва я уселась в машину, мне захотелось петь, как в давние годы, когда мы с мамой — девочка-подросток и моложавая женщина — ездили развеяться. Вспомнилась одна из поездок, во время которой мы тоже кое-что выбросили в мусорный бак.

Когда-то отец обратил внимание на мои «восхитительные стопы» (так он выразился) и уверенно заявил, что у меня феноменальные задатки к катанию на коньках. Я считаю эти его слова признанием в любви, ведь папа увидел то, чего во мне и в помине не было. Он купил мне ролики, и вскоре я рассекала по городу, временами чувствуя, что отрываюсь от земли и парю над проливом. Объявления о соревнованиях, которые упоминал отец, нигде не публиковались, да и навыки мои были более чем скромными, но это не имело значения. Катание на роликах стало моей страстью, и потому было бы неудивительно, если бы коньки продолжали храниться в шкафу или какой-нибудь коробке рядом с другими памятными вещами, однако от них уже давно не осталось и следа. Я сама запихала ролики в мешок для мусора, собираясь на очередную прогулку с матерью на машине, сама открыла окно, когда мы подъехали к мусорному баку, сама протянула руку и разжала пальцы. Пакет с глухим стуком приземлился на дно бачка.

Через неделю я купила билет второго класса до Рима в одну сторону.

Мама притормозила возле мусорного контейнера, я ощутила резкую боль в сердце, а еще — потребность принять эту боль и с ее помощью справиться с самой собой и своими воспоминаниями.

— Подожди секунду, я выйду и выброшу, — сказала я, взяв в руки два черных мешка и опустив планку внутреннего сопротивления как можно ниже.

Мама расслабилась, довольная тем, что я стараюсь помогать ей в делах. Грохот пакетов со старыми вещами, падающих в бак, воскресил в наших душах аналогичную сцену из прошлого.

Я вернулась в машину, мама включила радио, мы открыли окна и запели.

На протяжении тех лет, что мы с ней жили вдвоем, мы непостижимым образом тоже были счастливы. Наше счастье состояло словно из кусочков матового стекла, которые дети находят на пляже; мы уезжали из дома, чтобы хоть на короткое время почувствовать себя свободными, и колесили по автострадам и прибрежным дорогам то на восток, в сторону Ионического моря, то на запад вдоль Тирренского; мама вела автомобиль, я глазела в окно. Когда шел дождь или пропархивал снег, пролив начинал бурлить волнами, за стеклами машины проносились семьи с детьми и влюбленные парочки, желающие поскорее укрыться от непогоды, и бродяги, которые тоже убыстряли шаги и делали вид, будто торопятся домой. Мы делали остановки, чтобы заправить бензобак, проверить масло, подкачать шины, угоститься маттонеллой — длинным узким мороженым, которое официанты нарезали на ломтики и подавали в белых блюдцах, накрытых бумажной салфеткой. Единственным счастьем, которое мы испытывали, было сбивчивое дыхание таких вот перерывов на мороженое или техобслуживание. Мы никогда не приближались к морю, а ехали параллельно ему по автомагистралям; я мечтала, чтобы морские воды дотянулись до колес машины и у меня появилась возможность уплыть, возможность выжить.

— Мама, осторожнее! — подскочила я, услышав резкий вжик тормозов.

— Сядешь за руль?

— Нет уж. Но ты, пожалуйста, будь внимательнее.

— Хочешь вести — пересаживайся на мое место. Не хочешь — молчи и не мешай.

— Ты получила новые права?

— Нет, езжу без документов. Кстати, я ждала, что ты мне об этом напомнишь.

Мы пикировались всю дорогу и не могли уняться в магазине, на сей раз темой спора стали коробки, которые показались мне безвкусными и сделанными тяп-ляп. Послонявшись между прилавками, я выбрала две — одну в красно-белую полоску, вторую в синий горох.

— То, что ты захочешь оставить, в две коробки не уместится. Бери еще.

— Мам, ну к чему мне всякое старье? Своего барахла хватает.

— А вдруг ты решишь увезти в Рим больше вещей, чем думала?

Мы балансировали на грани и ощущали приятную легкость. Притворяясь, будто обсуждаем внешний вид и полезность разного рода предметов, мы отдыхали душой и понимали, что за взаимным поддразниванием на самом деле кроется перемирие.

В прошлом между нами случались куда более мучительные ссоры.

вернуться

13

Торговый комплекс в центре Мессины.

24
{"b":"885087","o":1}