Думаю, что по времени мы выиграли. Мыс Горн мы обогнули за неполные семь суток, а вот по проливу бы шли намного дольше.

До остановки в Чили мы шли неделю, непрерывные шторма тормозили нас и уголь кончался на глазах.

Удивительно, но никто ни разу не потерялся. Основная заслуга в этом была наших новых прожекторах установленных на каждом пароходе, а на вновь пришедших их было по два. В них источником света были масляные лампы, и они обеспечивали нам приличное освещение почти на двести метров.

Конструкцию самих прожекторов разработали какие-то итальянцы и они же изготовили их по заказу Антонио. Может быть есть и более мощные устройства, но наши прожектора работали пока безотказно при всех ветрах и штормах, через которые мы прошли.

В Талькауано мы пришли тридцатого ноября, наш пароход шел буквально на последних килограммах угля. Когда мы бросили якорь было такое впечатление, что у нас на борту его нет совершенно. Угольные бункеры были убраны чуть ли не под метелочку.

В Чили мы простояли десять дней, наши механики единодушно попросили провести профилактику паровых машин.

Провести в море три месяца в тесных каютах удовольствие еще то, но стоять на якоре и смотреть на берег, когда нет возможности сойти на него, еще тоскливее. Думаю если бы в поход пошли бы не староверы, то с пассажирами пришлось бы тяжелее, но эта публика в своей массе железная и очень дисциплинированная. Поэтому особых проблем с пассажирами не было.

Последний переход был самый длинный, но неожиданно тридцать четыре дня пролетели очень быстро. Мне скучать было совершенно некогда, я нес полноценно службу вахтенного офицера, а крохи свободного времени использовал для мореходного образования.

Соня с Еленой Ивановной тоже все время были заняты, они вместе с корабельными священниками образовывали наших переселенцев и сами учились у староверов.

Наш боцман и квартирмейстер следили за порядком на судне, в итоге все: и экипаж, и пассажиры постоянно были чем-то заняты.

Дважды мы с крестным провели инспекцию всех пароходов, требуя чтобы везде была такая же обстановка как у нас.

Двенадцатого января мы прошли Сан-Франциско и утром тринадцатого бросили якоря напротив крепости Росс.

Сразу же началась высадка переселенцев. Но первыми высадились моряки с «Хабарова». У Павла Александровича оказалась десантная жилка и его морячки это делали лучше всех. Я это приметил еще во время техасской высадки.

Вот и сейчас его пароход шел первым и не успели еще даже стать на якоря, как на «Хабарове» начали спускать две шлюпки с десантом.

Десантную партию возглавил сам капитан. Его моряки быстро оцепили большую ровную площадку на берегу и сигнальщик передал: «К высадке готов».

Площадка по моему приказу была специально размещена и оборудована для приема большого количества пароходов. Ни здесь ни в порту еще нет причалов для швартовки пароход и выгружаться приходится шлюпками. А это долго и муторно.

Чтобы хотя бы как-то ускорить процесс я решил, что это надо делать сразу с нескольких пароходов и комендант для этого построил на берегу большую площадку. А оцепление нужно для порядка, чтобы например встречающие не мешали высадки.

Первыми высаживались казаки. Когда они ступили на берег, все калифорнийцы уже выстроились за оцеплением и радостно махали кто чем.

Мы с Соней на шлюпке шли следом за казаками. Она от волнения раскраснелась и с интересом смотрела на происходящее.

Казаки быстро высадились, в этот момент встречающие расступились и мы увидели местных казаков. Их было явно поболее того, что мы здесь оставили. В глаза бросился рослый широкоплечий казак, явно местный индеец.

Местные казаки стояли в одну линейку со своими женами и взрослыми детьми и каждый держал поводья двух оседланных лошадей. Раздалась громкая команда атамана и казачья линия дружно пошла навстречу прибывшим.

Смысл происходящего был всем понятен без слов. Прибывшие казаки бегом бросились навстречу. Такой встречи они явно не ожидали, но сразу сообразили что надо делать.

Лошади тоже поняли происходящее и начали волноваться. Первым подбежал уралец-хорунжий. Он успел приметить себе будущего друга и на бегу достал заготовленную горбушку хлеба. Конь это сразу оценил и не успели остальные казаки добежать, как удалец-хорунжий уже был в седле и окрестности огласил его радостный клич.

Наша шлюпка притормозила и на берег мы ступили минут через десять.

Нас встречал комендант, а за спиной у него стоял конный строй казаков. Они были уже единым целым и атаман успел их даже разбить на две сотни.

Костромитинов с поклоном преподнес хлеб-соль, тут же прозвучала команда и казаки дружно отсалютовали своими шашками.

На «Дежневе» молодцы, всё отлично поняли и в ответ ударили две носовые пушки. Получилась трогательная и торжественная церемония.

Высадка и выгрузка длились двое суток. Те, кто должны идти на Аляску и Камчатку тоже естественно сошли на берег и разместились в специально сооруженных шалашах.

Пока шла высадка новых поселенцев, я проинспектировал калифорнийскую колонию.

Свежие силы, влившиеся в неё больше года назад просто придали космическую скорость её развитию.

Население поселения Росс, то есть крепости, двух ранчо, казачьей станицы и двух деревень составляло просто фантастическую цифру — больше тысячи человек только взрослых, из них мужчин было пятьсот двенадцать и ровно пятьсот женщин. Это те, кому больше восемнадцати, а если младше, то семейные. Детей точную цифру назвать никто не может, но явно больше тысячи.

Конечно возраст согласия, брачный и тому подобное должен быть восемнадцать лет. В моей первой жизни это закреплено законом и за нарушение могут нахлобучить по первое число. И сейчас, в 19-ом веке, уже появились борцуны за это дело. Конечно я в некоторых моментах с ними согласен, особенно с докторами, говорящими, что многим женщинам и в 18-ть рожать еще рановато.

Но жизнь есть жизнь, да и вековые устои немного другие. Например Наталья Алексеевна Шелихова вышла замуж в тринадцать, да мы с Соней обвенчались не в восемнадцать. А в шестнадцать Государь признал меня совершеннолетним, хотя по законам империи это происходит постепенно с восемнадцати лет до двадцати одного.

В то же время дети солдатские идут служить с пятнадцати, а казаки с восемнадцати. Так что реально создание семьи в шестнадцать сейчас это нормально. Но а если ты в этом возрасте заявляешь о своей взрослости в вопросах женилки, то будь добр им быть во всем. Так что, под венец сходил и тут же, пожалуйста, вливайтесь в ряды взрослых мужиков.

Строевых казаков больше сотни, но есть еще и кандидаты. Условия приема в казачество такие же как в Техасе: вера, язык и согласие на казачий образ жизни.

Новообращенными казаками стало несколько русских из староживущих, две ирландские семьи, а остальные местные креолы, индейцы и одна мексиканская семья. Индейцев желающих стать казаками достаточно много, но Костромитинов и атаман решили это дело притормозить до моего приезда. Основная причина — обряд крещения.

Месяц назад в крепости был наездом священник с Аляски и он окрестил ирландцев, креолов, индейцев и две мексиканские семьи.

Со вновь прибывшими казаков теперь двести пять сабель и не меньше полусотни кандидатов. Можно уже говорить о появлении Калифорнийского казачьего войска.

Здесь это единственная реальная военная сила. У мексиканцев на всю Калифорнию и полутысячи солдат не наберется. Поэтому наши казаки уже хозяева всей территории до Сан-Франциско и практически во всей долине реки Сакраменто.

Население нашей колонии выросло за счет притока индейцев. Они стали приходить и просить разрешения жить рядом с русскими.

Мои уроки комендант похоже усвоил хорошо и начал проводить другую политику по отношению к индейцам.

Разрешая селиться рядом, Костромитинов стал требовать трех вещей, русского языка, соблюдения «устава нашего монастыря» и в перспективе крещения.

В итоге колония Росс стала представлять из себя порт Румянцев, куда переселились две креольские семьи из Сан-Франциско, достаточно большую деревню вокруг ранчо на реке Славянке со смешанным населением, там обосновались две больших русских семьи и основное поселение вокруг крепости. Кроме увеличившегося ранчо Хлебникова, это была казачья станица и большая смешанная русско-ирландско-индейская деревня.