— Ну вот, завтра и разберешься, — продолжал Лето. — Чего сюда-то явился?
И тут Вин замер. Действительно, чего он, больной и старый, потащился на другой край деревни, да еще и за своим учеником? Чтобы что? Задать тому трепку? Так он и завтра это может сделать. Чтобы узнать причину сегодняшнего не прихода на учение? Так тоже завтра мог задать этот вопрос. И тут к Вину пришло такое понимание, что он осторожно облокотился о перила и горько вздохнул. Шел в такую даль с больной ногой… И ради чего?
— Хотел… зло вымести на мелком, — признался больше себе, нежели Лету. — Устал я. Очень устал. Спина ноет, глаза плохо видят. Колено донимает. Жара пожирает. Да много еще чего.
Лето понимающе закивал.
— Понимаю. Допекло, — согласился целитель. — Я также, как и ты, думаю всё бросить, да уехать с семьей. Тоже срываюсь, сил нет.
— Куда? — поинтересовался Вин.
— Да хоть куда. Целители везде нужны. Сесть на ближайший корабль до порта Амсвера, да дело с концом.
— Но ведь этот порт…
— У фондатр, верно, — кивнул Лето, прокашливаясь. — Зато от них — все пути открыты. Можно к коммеркам уплыть, либо к дейтрессам на службу. Главное — подальше отсюда. От жары, напастей, болезней.
За разговором Вин не сразу понял, что дверь ему так и не открыли. Когда до него дошло и это, то зачаровник указал Лету на дверь.
— Слушай, а ведь давно не открывают, — сказал тот.
— Старик глух на оба уха, — пояснил ему Лето. — Вот и не слышит ни твоих стуков, ни твоих угроз.
— А мой ученик?
— Да Великие его раздери, где этот мелкий, — пожал плечами Лето. — Я его со вчерашнего вечера не видывал. Ну ладно, старый, пора мне. Жена зовет.
И с этими словами целитель развернулся и ушел в свой дом, оставив Вина один на один с пустой вечерней улицей и запертой дверью в дом Амато. Тогда же зачаровник решился войти. Дверь оказалась не заперта, так многие делают в деревне, ведь здесь все друг друга знают — воров нет.
— Я войду? — громко сказал Вин, проковыляв внутрь дома.
Длинный коридор встретил неприветливой темнотой и глухим шорохом тапочек откуда-то из глубины дома. Впереди была лестница, ведущая на второй этаж, а за нею — комнаты. В одной из них горел свет, туда-то и направился Вин. Звук шоркающих шагов становился громче и зачаровник мог слышать недовольно старческое бормотание, доносившееся из комнаты.
— Что же делать… Что же делать… — говорил кто-то.
— Простите, что врываюсь, — сказал Вин гораздо громче, чем того от себя ожидал, входя в комнату.
На кухне возился старик в старом потрепанном одеянии. На лавке у стены лежал ученик, накрытый одеялом. Лежал не двигаясь, а на полу — закрытый фолиант, который Вин сам же ему одолжил.
— Что же делать, — повторил дядюшка и, заметив зачаровника, тут же оживился: — Зачаровник! Амулетчик! Дорогой, проходи, проходи! Да что же ты стоишь? Не стой, проходи.
Вин прошел дальше, непонимающе глядя то на дядю, то на Амато, который не подавал никаких признаков жизни. Когда же до старого зачаровника это дошло, тот бросился к ученику, хватая его за холодные ладони.
— Амато! — крикнул тот, тряся эльфа. — Амато! Великие тебя раздери! Что с ним? Что?
— Пошто знаю? — ответил ему дядюшка и вновь затороторил: — что же делать…
— Хватит причитать! Говори же, ну! Что с ним?
Но все вопросы оставались без ответов. Дядюшка ходил кругами у стола, то хватаясь за тарелку, полную каши, то вновь отставляя ее. Когда же Вин заметил металлические пластины, то понял, что старик глух и не слышит ни единого слова. Лишь по вопросительному взгляду тот понял, что его спрашивают, вот и ответил первый раз, но смысла слов, скорее всего, не понял. Вин вновь постарался растормошить своего ученика, но тот не реагировал ни на шлепки по щекам, ни на громкие звуки, ни на тряску. По теплым щекам зачаровник убедился, что Амато еще жив, а теплое редкое дыхание было подтверждением.
— Что же делать… — вновь послышался сзади вопрос дядюшки, но Вин старался не отвлекаться.
Тогда же он достал один из амулетов из своих кармансов и перевернул задней стороной. Нашел острие на дне своей сумки и принялся бегло и очень быстро вычерчивать руну. Приговаривая на старом наречии, Вин не спускал глаз с ученика. Резьба была плохой, еле заметной, а теплое голубое сияние из пальцев лишь слегка-слегка осветило руну. Пальцы полностью светились, когда зачаровник заканчивал заклинание. Ногти удлинились, а сами руки стали полу-прозрачными, отливая синевой. Внутри бурлила и искрилась яркая ни на что не похожая магия. Внутри ладоней проглядывались созвездия, то ярко вспыхивая, то пропадая. Руки стали гладкими-гладкими, молодыми, совсем не руками старика. Руна становилась всё ярче с каждым словом Вина. Дядька ходил взад и вперёд, невнятно бормоча себе под нос и лишь иногда зачаровник слышал нечто в роде "что же делать?". Это сильно отвлекало. Этот бубнеж, шарканье по старому деревянному полу, скрип половниц. Но отвлекаться было нельзя.
— Ashera, shitru colvantra, — повторял Вин снова и снова слова на древнем наречии.
— Ах, что же делать? — услышал он вновь позади себя. — Что же делать? Но я ведь не виноват. Не виноват, ведь так?
Когда же заклинание закончилось, то и свечение пропало вместе с ним. Рука Вина вновь сделалась старческой, сухой, потрескавшейся. Руна на амулете сияла ярким голубоватым свечением, отливая слегка фиолетовым. Вин поднёс амулет к своему ученику, положил на грудь и предмет задрожал. Так сильно, что по самому амулету пошли маленькие трещинки. Дядюшка Амато остановился, перестал бубнить и замер в ожидании. Наконец дыхание ученика выравнилось, стало спокойным и ровным, как если бы он пребывал во сне.
— Ну что? — тихо уточнил старик, подхода к Вину.
— Жить будет, — громко ответил ему зачаровник, припоминая, что собеседник его глух. Видя непонимание в глазах, Вин прокричал: — ЖИТЬ БУДЕТ!
— А-а, — протянул дядька, — всё, всё, хорошо. Жить, так жить.
И с этими словами он медленно направился к столу, всё также неприятно шоркая ногами. Вин скривился от неприятных звуков, но постарался их не замечать. Он обратил свой взгляд к Амато и к почти сломавшемся амулету. Вин взял его в руки, провёл пальцами по шершавой поверхности, полной сколов и трещин, и вздохнул. Руна больше не светилась.
День 13, месяц Двух Сестёр.
Вин решил остаться в доме ученика, намереваясь приглядывать за ним. Благо в соседнем доме жил целитель и зачаровник непременно направил к нему фею с просьбой. Пусть он долго отказывал себе в этой затеи, постоянно откладывая письмо, но странное состояние его ученика всё таки заставило попросить Лето заглянуть.
Целитель явился с первыми лучами солнца. Красные усталые глаза медленно взглянули на Вина и Лето лишь слабо кивнул ему, приветствуя.
— Редко зовёшь, — сказал целитель.
— Я бы и сейчас не позвал, не будь состояние моего ученика странным.
Лето медленно подошел к лавке, где все еще спал Амато. Медленными шагами на вялых уставших ногах, он опустился на стул, что Вин любезно поставил для него.
— Лихорадило? — зачаровник кивнул. — Скверно. Как бы не пустынная лихорадка, ну, сам знаешь, — Лето говорил эти слова так спокойно, что у Вина по спине пробежали мурашки. Он старался не думать о лихорадке, но такой спокойный тон заставил мужчину о ней задуматься. — Как давно он в таком состоянии?
Вин слегка замешкал.
— Я нашел его таким уже вчера вечером, когда заметил что-то не ладное, — ответил он целителю. — Мой ученик не явился и даже не додумался предупредить, что его не будет. Только ближе к позднему вечеру я решил узнать, почему же Аматино не явился.
Лето помрачнел.
— То есть, неизвестно, сколько он провел в таком состоянии? А ну-ка, — он потянулся поближе к парню, слегка приподнимая его. — Тяжелый. Все еще спит крепким сном. А ты что же? Проверил на болезнь своим амулетом?
— Сломался, — печально вздохнул Вин.
— То есть как это — "сломался"? — удивился целитель, доставая из своего сундучка склянки с мазями и настойками. Вскоре единственный небольшой стол на кухне оказался полностью забит лекарственными препаратами.
