– Знаю. К Вику. И если тебя интересует, трахались ли они там, то нет. Я узнавал, – отвечает он и, отвернувшись, снова отпивает кофе.

А я бешено моргаю и только сейчас пропускаю кислород в лёгкие. Всё это время я буквально не дышала. Прикладываю пальцы правой руки к вискам и зажмуриваюсь. Он не изменял. Он не мог. Оказывается, я в себе не боюсь так разочароваться, как боюсь в Вике.

– А вообще, я не его совесть и не секретарь его члена, так что лучше спроси у него, – салютует мне Мик стаканчиком, и почему-то тяжесть от его тона в грудь возвращается. И в нём снова чувствуется неспокойность, прежний Мик вернулся.

Хмурюсь, разглядывая свои вытянутые ноги. Он прав. О таких вещах нужно спрашивать лично, а не искать информацию на стороне.

И на этот раз вопрос задаёт Мик:

– Где ты собираешься жить?

Возвращаюсь в реальность, но тоже несколько секунд молчу. Думаю, как ответить и не выглядеть при этом слишком жалко. Беззвучно выдыхаю и, посмеиваясь, жму плечами.

– Если в общежитии не будет мест, то стану соседкой Лики. Она говорила, что была бы не против моего соседства.

Но на самом деле знаю, что оба варианта, скорее всего, провальные. Денег у меня своих больше нет, а я совершенно не знаю, куда податься. Вот так. Без Вика я ничто. Первый курс я училась на бюджете, получала стипендию, но после знакомства с ним скатилась в учёбе. Этот год оплачен и может стать последним, если я не устроюсь на работу и не начну зарабатывать достаточно.

Остаётся надеяться, что в случае чего, Анжела пустит меня после сегодняшнего ответа Мика перекантоваться на несколько дней, пока я не решу вопрос с жильём. А если не получится, то…

Даже думать об этом не хочу.

– Ты же сейчас шутишь? – цедит Мик и, внезапно спрыгнув с машины, становится напротив меня. Склоняется и опирается двумя руками о капот по сторонам от моих бёдер, снова обрывая мне своими действиями дыхание. До его лица сантиметров десять, но моё горло уже окольцовывает сухость, а в лопатки впиваются иглы. От неожиданности, от близости. – Какая Лика, мать твою? Какое общежитие, Карамелька? – спрашивает, прищурившись.

А мой язык прилип к нёбу, и я просто не могу им пошевелить. Вряд ли мычание расценится как ответ. Мик разглядывает моё лицо слишком внимательно, чтобы сидеть спокойно. Я начинаю ёрзать, а он вдруг хватает меня за бёдра и подтягивает к себе ближе. Обхватывает шею сбоку горячей ладонью.

– Ты ведь знаешь, что мне не всё равно? – сглатывает тяжело, поглаживая большим пальцем горло, и я покрываюсь кусачими мурашками. – Ты ведь знаешь, что не осталась одна? Хватит убеждать себя в другом. Если нужно решить вопрос с жильём, только скажи, – невесомо целует меня в уголок губ и отстраняется на несколько сантиметров, продолжая меня рассматривать.

– Миш… – шепчу, смотря ему в глаза не мигая, и упираюсь ладонями в его грудь.

Но сегодня он не напирает в своей манере, и это будто не даёт мне до конца очнуться. Вводит в сумасшедшее замешательство. Попытки его оттолкнуть совсем ленивые, словно для галочки. Мик подключает вторую руку, касается пальцами моего подбородка и касается их легко, не размыкая наших взглядов. Отстраняется. И во всём этом сегодня не читается тихая дикость, в его прикосновениях действительно нежность и осторожность.

Смотрит так, будто проверяет реакцию. А следующее прикосновение уже смелее и продолжительней. Он обхватывает мою нижнюю губу в поцелуе и перемещает руку с моей шеи на поясницу, прижимает ладонью к себе ещё ближе и касается языком моего.

«Это в последний раз. Только в последний раз…» – повторяю я для себя, потому что отказаться невозможно, и обхватываю Мика ладонями за щёки, сама углубляю поцелуй.

Он тут же перемещает обе ладони вниз, просовывает их между железом и мной, сминает ягодицы и приподнимает меня за них, заставляет податься грудью к нему ещё ближе. Сразу никто из нас не разгоняется слишком сильно. Убираем резкость, растягиваем каждое движение языком, плавно и глубоко погружаемся, широко открываем рты и протяжно кусаем губы.

Но плавность эту мы можем выдержать всего пару минут. Одна моя ладонь соскальзывает к его шее, а затем к груди, облачённой в футболку под распахнутой кожанкой. Горячий, никогда не мёрзнет, в отличии от меня. Кожей ощущаю, как колошматит сердце Мика. Жадно трогаю его полыхающее тело через ткань, перемещаю руку к животу, и Мик хрипло выдыхает мне в рот, резко опускается к моей шее, кусает, а потом облизывает, пока я бешено хватаю воздух губами.

Прикусываю губу, но всё равно глухо стону, откинув голову. Мик несколькими короткими движениями расстёгивает пальто на мне и просовывает руку внутрь. Обхватывает за талию, а затем ведёт ладонью по рубашке вверх, сминает полушарие груди, и я прогибаюсь в спине.

Мы не произносим и слова, обо всём: о жажде, о жадности, о чувствах, о нетерпении, говорят наши прикосновения.

Припадаю к его подбородку, когда он отрывается от моей шеи. Словно хочу его съесть, на это похожи мои поцелуи, ведущие по скуле. Посасываю мочку уха, перескакиваю на шею, всасываю кожу. Его острейший запах выбивает из меня остатки разума, и я начинаю гладить его потвердевший член через джинсы, а вторую руку просовываю под футболку и впиваюсь ногтями в его пресс. Мик, кажется, рычит, рывком отстраняет меня от себя, подхватывает и легко закидывает на себя, накидывается на губы и куда-то несёт меня…

Куда, понимаю, когда поясницей врезаюсь в дверь машины. Мик ставит меня на ноги, и я сквозь барабанную дробь в ушах слышу щелчок. И это заставляет мозг ухватиться за тонкую совестную ниточку. Где вообще моя совесть, раз я уже второй раз иду на такое?!

Хватаюсь за края расстёгнутой куртки Мика и скольжу спиной по машине в сторону, дальше от распахнутой двери. Кое-как удаётся оторвать себя от него, не нырнуть на заднее сидение машины и не совершить ещё одну ошибку. Эта ошибка слишком мучительно манит и дорого стоит. Мик тем временем продолжает сминать мою попу, целует меня влажно в скулу, в шею и выдыхает хрипло в перерывах:

– Хочу тебя… залезь в эту чёртову… машину, Карамелька…

– Мик… – мотаю я головой, хапая воздух. – пожалуйста, не настаивай… – обхватываю его лицо ладонями и заставляю посмотреть на себя. Когда наши горящие взгляды и тяжёлое дыхание встречаются, я сглатываю и продолжаю сбивчиво: – Если ты продолжишь, я… наверняка поддамся… потому что тоже х-хочу тебя. Но, пожалуйста, прошу тебя… не продолжай. Я должна поговорить с Виком, с ним ещё ничего не кончено… Если я сейчас сделаю, как ты скажешь, то потом… мне будет очень плохо… – зажмуриваюсь, тряхнув головой, а голос совсем становится писклявым. – И прости, что ответила… что возбудила. Прости…

Глаз не открываю, так как знаю, что последует дальше. Раздражение, ярость. Пока говорила, его лицо искажали похожие эмоции. Но вот я слышу хриплый вздох и чувствую, как Мик упирается рукой в машину около моей головы. Быстро облизываю пересохшие губы и приоткрываю глаза. А он в очередной раз меня сегодня удивляет.

– Конечно, Карамелька… я не идиот и всё понимаю, – произносит тихо около моего лица, переводя дыхание и пальцами второй руки поправляя мои растрёпанные волосы. Усмехается невесело. – Ещё извиняешься… ждала, что накинусь на тебя? С катушек слетаю я только по четвергам.

Шумно выдыхаю от того, что лёгкие будто сдавили колючей проволокой. Поглаживаю Мика по щекам большими пальцами, чувствую, как глаза наполняются слезами. Мик хмурится. Сегодня он совсем другой. Почему он брат Вика? Почему? Почему? Возможно, будь на одну причину меньше…

Что бы я? Встала на обрыв, рискнула жизнью? А он никуда меня и не зовёт. Просто хочет.

Смотря ему в глаза, приближаюсь и касаюсь его губ в невесомом поцелуе.

– Спасибо за мороженое, этот вечер… за всё, – шепчу ему в губы и, вырвавшись из его рук, быстрым шагом обхожу машину, чтобы собрать мусор.

Мик какое-то время ещё стоит на том же месте. Я собираю стаканчики, пустые контейнеры в пакет, уношу его в урну поблизости и только в этот момент понимаю, что всё это время мы здесь были не одни. Людей не так много, но они есть, гуляют или сидят на лавочках. А мы с Миком на глазах у всех чуть ли не занялись сексом.