– Я сказала всё… что сказала, тому, кто уважал моё мнение там на пруду. Я тебя просила…

– А я просто заебался! – яростно выплюнул он шёпотом. – Что изменилось с тем, что ты кончила в лифте? Вы один хрен разойдётесь, ты уже со мной трахалась! Какая разница, сколько раз трахнешься ещё? Между. Вами. Всё. Кончено. Хватит выносить мне мозг!

– Замолчи, замолчи!.. – стала толкать его в грудь, но он перехватил мои руки и сжал их. – Если для тебя нет разницы, то это не значит, что и для меня нет!

– Всё, спокойно, – выдохнул, успокаивая то ли себя, то ли меня.

Я тоже сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. Мы могли разбудить Вика, чего мне категорически не хотелось.

– Давай откровенно, Карамелька, – с шёпота Мик перешёл на тихий бас, от которого завибрировало в груди. – Мы с тобой хотим друг друга. Больше, чем хотим. Хотим пиздец как. Вы с Виком разойдётесь в понедельник. Ты будешь свободна, и…

– И что? – обессилено и я спросила уже не шёпотом, глядя ему в глаза, не моргая. – Что, Мик? Нет других девушек, кроме как бывшей девушки твоего родного брата, потому что ты влюбился и теперь не представляешь без неё жизни? Я в этом очень сомневаюсь, поэтому, что тебе от меня нужно? Что ты можешь мне предложить? Отношения? Секс без обязательств?

Мик отпустил мои руки и снова склонился ко мне, уперевшись ладонями о стол позади. На этот раз я стояла неподвижно. Потому что знала, он сейчас проиграет.

– Наверняка ты хочешь услышать всякие слова о навсегда и вечной, всепобеждающей любви, но я ничего не буду обещать. Влюбился? Не знаю. Если говорить о чувствах, то на данный момент я сильно хочу тебя, Карамелька. Хочу смотреть, иметь тебя. Во всех смыслах. И не знаю, сколько это продлится. Мы можем надоесть друг другу уже через месяц, а можем вообще через два дня. Наверняка с Виком ты думала о том, что вместе навсегда, что любишь его, никогда даже не подумаешь о другом. И что по итогу? Я могу много чего тебе наговорить, но какой смысл от трёпа? – я прикрыла глаза, когда костяшками пальцев одной руки он провёл по моей щеке. – Мы можем просто получать удовольствие, а что будет после, вряд ли знает хоть кто-то.

Чувствую лёгкое касание на губах и, открыв глаза, отворачиваюсь.

– Я тоже буду с тобой откровенна, – повернулась к нему, когда он опустил руку обратно на стол и немного отстранился. Нахмурился, а мой пульс снова ускорился, но слова из меня вылетали на удивление легко. – Я хочу тебя и влюблена в тебя, это так. Но ты брат Вика, и если тебя это ни капли не беспокоит, то для меня этот факт не на последнем месте. И даже если закрыть на это глаза и получать просто удовольствие друг от друга, то может случится так, что одному из нас надоест раньше. Например, тебе. Ты удовлетворишь себя и пойдёшь дальше перебирать «желанных», чему я совсем не удивлюсь. А я снова буду морально умирать, потому что мои чувства не заключаются в глаголе «иметь».

– Не поверишь, но меня беспокоит больше, чем ты думаешь, Карамелька. Ты, что ли, белая и пушистая у нас? Уверена в том, что тебе не надоест раньше? Твои чувства, как мы знаем, тоже имеют свойство исчезать…

После этих слов во мне взъелась жгучая злость. И не знаю, на кого больше, на себя или на него. Решил надавить на больное? Да, мне тоже больше нельзя доверять после измены Вику.

– …Не надо делать из меня морального урода. А то, как я высказался, не говорит о том, что чувствую я меньше. У меня своя манера выражаться, у тебя своя, – поморщился Мик, а потом вдруг обхватил снова мою щёку и, поцеловав в скулу, проговорил мне на ухо: – Никто не застрахован, а я хочу тебя себе, и плевать, насколько эстетично это звучит. Поговоришь с Виком, и я тебя заберу.

Он отстранился, а я сморгнула собравшиеся слёзы и сглотнула. Последнее процедила, ощущая леденящий холод в груди:

– Ты меня не понял. С чего ты взял, что мне нужны хоть какие-то отношения? С чего ты взял, что нужен мне? Я больше не хочу делать больно кому-то или себе. Хочу оградить себя от страданий путём малых страданий. Мне надоело страдать в этой долбанной жизни. Не трогай меня больше, не приближайся, я хочу остаться одна.

После этого на кухне повисла звенящая тишина, разбавляемая тихой работой холодильника и настенных часов. Даже наше дыхание слышно не было. А потом Мик медленно отстранился, посмотрел в сторону и усмехнулся словно не веря.

– Вот это охренеть меня отшили, – посмотрел он на меня. В его тяжёлом взгляде было столько всего, что мне стало горько от собственных слов. Так будто я пожалела, что сказала всё это. Отошёл на шаг, снова отвёл взгляд. – А ведь у меня тоже есть гордость, и ты её сейчас задела… Никогда ни перед кем так не распинался, как перед тобой, – растёр лицо ладонями и кивнул. – Я тебя услышал. Можешь не сомневаться, больше и пальцем не трону, пока сама ко мне не придёшь и не попросишь… Окей…

Взял наполовину полную бутылку со стола и, потирая лоб ладонью, медленно вышел с кухни.

И только в этот момент я смогла полноценно вдохнуть, будто до этого в лёгких застрял булыжник. Но вот тело чувствовать не стала. Оно гудело и ощущалось только в некоторых местах.

Я дошла до дивана, легла на бок, подложила руки под щёку и пролежала, не двигаясь и почти не моргая, ещё почти час.

После того, как Мик вышел с кухни, все запахи словно пропали. Я будто потеряла обоняние. Не было ничего, кроме бесконечной тяжести в груди.

Там забился страх, который перебил всё своей мощью в тот момент. Ожидание разговора с Виком, вину за измену, злость…

Мне стало страшно, что Мик действительно больше не подойдёт ко мне и не притронется. А я не приду и не попрошу.

– Жёлтая папка, малыш, я оставил её на журнальном столе в гостиной. Машину тебе уже вызвал. Всё, жду, котёнок, – быстро проговаривает Вик на той стороне провода и после моего «хорошо» кладёт трубку.

Сдавливаю веки пальцами и выдыхаю. Так, соберись. Жёлтая папка, там какие-то важные графики, и Вик попросил срочно привезти её к нему в офис.

Собрать мысли в одно целое получается с трудом. Они бегают в моей черепушке и бьются о стенки, вызывая головную боль. Два часа дня, в квартире по-прежнему никого, но всё равно эти стены на меня давят и напоминают обо всём, о чём не хочу вспоминать.

Я быстрым шагом прохожу в гостиную, подмечаю на столе нужные документы, хватаю их и бегу одеваться.

Когда уже еду в такси, перед глазами вновь возникает образ и всё с ним связанное. Я чем-то занята, и он не так настойчив. Но вот я просто сижу в машине, где тепло, тихо играет музыка, а Он колотится в моё сознание с бешеной силой…

Плотная ткань белой рубашки, запах кондиционера, Его запах, клубы пара от утюга…

Сегодня встала я часов в десять, Мик ещё был в квартире. Его я впервые увидела в коридоре, когда шла в ванную, а он направлялся в гостиную в чёрных зауженных брюках, с голым торсом и чем-то белым в руке.

Едва ли я обратила на всё это поначалу внимание, ведь мне в переносицу вонзился его запах. При виде него я встала как вкопанная, просто застыла от неожиданности для ещё не проснувшегося до конца мозга, от страха, от… взволнованности. Смогла только развернуться на 180. А он, даже не обратив на меня внимания, прошёл дальше. Видела из коридора, как он кинул вещь на диван в гостиной и стал ходить по комнате, видимо, ища что-то.

Очнулась я и вспомнила, куда шла, только тогда, когда он вернулся в гостевую спальню, хлопнув дверью. Снова не смотря на меня. В тот момент я уже подметила то, как он выглядит. По-видимому, он только недавно вышел из душа, потому что волосы на голове были ещё немного влажными. Брюки. Да, брюки на нём я уже видела. Но как перекатываются при движениях косые мышцы его живота у края низко сидящих брюк со вставленным кожаным ремнём с тяжёлой пряжкой – ещё нет. Мышцы уже на моём животе свело от такого вида, и я поспешила скрыться в ванной.

Приняв душ и умывшись, я накинула на себя свой розовый махровый халат и пошла на кухню. Почему-то думалось, что Мик уже ушёл, потому что в ванной я пробыла достаточно долго. Поняла, что он куда-то собирался. Поэтому и зашла по пути в гостиную, где на спинке дивана всё ещё висела… белая рубашка.