Я вернулась в вестибюль и вышла на улицу. По длинному извилистому проезду дошла до ограды. Я как будто что-то искала. Я не ощущала себя в Китае; я вообще не ощущала себя где бы то ни было.
После того как мои родители эмигрировали, я только один раз была в Китае. Я приезжала в Фучжоу, когда училась в старших классах. Отец болел, и эта поездка задумывалась как акт примирения с родственниками, которые не могли ему простить, что он бросил их и уехал в Штаты. Я встретилась со всеми своими родственниками; кого-то я помнила, кого-то нет. Бабушка, увидев меня, заплакала. С тех пор я почти не поддерживала с ними отношения.
Подойдя к ограде, я увидела грязную дорогу с чередой пыльных лавок; некоторые были закрыты роллетами. Разница между отелем и окружающим его пространством была разительной. У одного магазинчика на пластмассовом ящике сидел пожилой китаец в майке и пластиковых шлепанцах. Перед ним была витрина с пыльными конфетами. Он посмотрел на меня и что-то сказал. Но диалекта, на котором он говорил, я не понимала.
Я робко поздоровалась по-китайски.
Но тут он встал и начал со злостью что-то говорить. Я не понимала слов, но ясно было, что он считает, будто мне здесь не место.
Я развернулась.
Утром к гранд-отелю подъехал другой белый фургон. Пока мы с Блайз ждали в вестибюле, она коротко рассказала мне о наших задачах. Типография называлась ООО «Феникс, Солнце и Луна». Это был один из самых крупных подрядчиков «Спектры», которому мы поручали самые большие тиражи Библий. Блайз нужно было решить проблему с обложкой Дорожной Библии. У этого издания небольшого формата должна была быть обложка из непромокаемого картона. Но тут возникла одна сложность: картон плохо впитывал краску, цвет получался грязным. В качестве альтернативы «Феникс» предложил использовать тиснение. Блайз должна была посмотреть на тестовые образцы и принять решение от имени заказчика.
Я кивнула, стараясь не запутаться.
— Вот что мы станем делать, — сказала Блайз. — Я буду изучать образцы тиснения, а ты пойдешь на экскурсию по типографии.
— Здорово, — сказала я.
В животе у меня урчало. Я не завтракала. В гостинице подавали английский завтрак: фасоль с помидорами и грибами, кровяную колбасу. Еще была китайская рисовая каша с добавками вроде утиной кожи и лука. Для такого раннего утра это было как-то чересчур.
В вестибюле было полно постояльцев, в основном бизнесменов из Америки или Европы. Одного из них, грузного и лысого, я узнала — вчера из окна я видела, как он играет в гольф. Тут только до меня дошло, что все они тоже приехали сюда по производственным делам, чем бы они там ни занимались — одеждой, мобильниками, аксессуарами для мобильников, кроссовками, ершиками для туалета и так далее. Они делали то же самое, что и мы.
В вестибюль вошел невысокий китаец в поло и темных очках. Блайз встала, чтобы привлечь его внимание.
— «Феникс»? — спросил он по-английски с сильным акцентом. Блайз дружески с ним поздоровалась. Он возил ее и в прошлые ее приезды.
День опять был жарким и влажным, но кондиционер в машине дул так сильно, что можно было почувствовать себя в Арктике. Водитель выехал на магистраль, которая проходила через весь город. Вдоль нее тянулись заводы и жилые дома. На оконных сушилках развевалось белье. Колыхались пальмы, с них облетали листья и падали на проезжую часть. Шофер перескакивал с полосы на полосу, делал немыслимые повороты. По радио играла азиатская поп-музыка. Когда кто-то подрезал нас, водитель не кричал и не матерился, просто стал ехать по-другому. Блайз было, кажется, все равно.
Когда мы прибыли в ООО «Феникс, Солнце и Луна», нас встретила секретарша и, балансируя на высоких каблуках, провела в зал для переговоров. Это было солидное помещение с огромным столом из красного дерева. Блайз полезла в свой телефон. Я осматривала стены, на которых висели сертификаты, дипломы и награды с иероглифическими надписями. Вероятно, в этом зале принимали всех клиентов из Америки и Европы.
Вошли два китайца средних лет. Блайз дружески приветствовала их, пожала им руки и представила меня. Одним из них был Эдгар, замдиректора по работе с клиентами. Несмотря на погоду, он был одет в серый костюм в тонкую полоску, как лондонский банкир. Вторым оказался Балтазар, один из исполнительных директоров типографии. Он был одет попроще, в рубашку поло и широкие брюки, как водитель.
— Рад вас видеть, — сказал Эдгар на безупречном английском. — Садитесь, садитесь.
Секретарша принесла нам дымящийся жасминовый чай в изящных фарфоровых чашках.
За чаем Блайз повела светскую беседу. У нее это прекрасно получалось: по-дружески, но в то же время по делу. Она рассказала обо мне какие-то пустяки так, что я выглядела умной и компетентной. Затем поинтересовалась успехами дочерей Эдгара и Балтазара, которые учились в престижной школе, где говорили только по-английски.
— Как продвигается их английский? — поинтересовалась она.
— Ай-йя. Так себе. Но они должны у вас учиться, — пошутил Эдгар. — Мой английский, как это у вас говорят, хромает.
Мы вежливо засмеялись. Блайз улыбнулась.
— У вас превосходный английский. Они должны учиться у вас, — сказала она Эдгару, восстановив таким образом баланс.
Беседа постепенно перешла в деловое русло. Эдгар рассказал нам об итогах года, которые оказались значительно лучше, чем ожидалось. В следующем году они собираются увеличивать производство на двадцать процентов, в первую очередь за счет канцтоваров и подарочных наборов, которые требуют ручной работы.
— Мы надеемся очень скоро выйти на полную мощность по канцтоварам и подаркам, — сказал Эдгар.
— Рынок изменился, — согласилась Блайз. — Если зайти в какой-нибудь сетевой магазин вроде Barnes & Noble, видно, что отдел канцтоваров и подарков становится все больше и больше. Журналы, настольные игры, наборы для творчества — такое ощущение, что люди больше не читают книг.
— Сейчас все перешли на электронные книги, — сказал Эдгар.
— Библии — это хороший бизнес. На них всегда есть спрос. — Балтазар говорил по-английски не так бегло, как Эдгар, с сильным акцентом и иногда запинаясь.
Мы закончили пить чай. Наконец Эдгар обратился ко мне.
— А теперь Балтазар проведет вас по фабрике, — объявил он.
Балтазар встал и любезно улыбнулся. Я пошла за ним. Мы прошли через вестибюль в цех. Типография была огромной; она помещалась в многоэтажном кирпичном здании с большими окнами. Оборудование впечатляло, но разобраться в нем было невозможно — какая-то мешанина рычагов, тросов и кнопок. В цеху было жарко и влажно; машины громко гудели и стучали. Рабочие в синих комбинезонах и наушниках с любопытством посматривали на нас.
Балтазар объяснил, что у них есть не только офсетные листовые машины, но и семь рулонных ротационных, на которых обычно печатались газеты и журналы.
— И, конечно, ваши бесценные Библии, — сказал он с едва заметным ехидством, но подтекст был вполне понятен: мы тут печатаем знаковый текст вашей христианской европейско-американской культуры, пропагандируя этим вашу идеологию, а вы и ваши клиенты все время торгуетесь, требуете, чтобы мы печатали как можно быстрее, а сами урезаете нам бюджет.
Балтазар улыбнулся. Он указал на гигантскую ротационную машину, объяснил принцип ее работы, рассказал, сколько оборотов в секунду она делает. Я пыталась все это записывать. Он сказал, что только у нескольких типографий в Китае есть разрешение, чтобы печатать Библии, и все равно нужно соблюдать определенные правила.
— Какие? — спросила я.
— Ну, например, если на задней странице обложки есть какие-то — как это называется? — справочные карты, то Тибет и Китай должны быть закрашены одним цветом. Иначе власти запретят отправлять ее заказчику. То же и с Тайванем, и с Гонконгом. Все они должны быть того же цвета, что и Китай. Вы знаете, мы ведь все одно целое, — сказал он с легкой ухмылкой.
— Так что же, властей интересует только политическая сторона дела, а не религиозная?