Я ничего этого не сказала, потому что мы уже не раз спорили об этом или о чем-то в этом роде. Я не хотела спорить с ним в последнюю ночь. Я не хотела обижать его. Может быть, он почувствовал, о чем я думаю, потому что некоторое время лежал молча.

Потом он сказал:

— В тебе всегда была какая-то упертость, через которую я не мог пробиться.

— Я все еще люблю тебя, — сказала я.

— Когда ты говоришь, что любишь меня, звучит это так, будто ты признаешься в уголовном преступлении.

Я грустно засмеялась хриплым, усталым голосом. Вскоре он тоже стал смеяться. Мы смеялись и смеялись, будто тучи нашей ссоры наконец-то пролились дождем. На какое-то время стало так, как в начале, когда мы ничего не принимали слишком всерьез.

— У меня есть просьба, — сказал он ни с того ни с сего.

— Хорошо. Ты хочешь оставить у меня какие-то свои вещи?

— Нет, это на будущее. Помнишь блог, который ты раньше вела?

Я помолчала.

— «Нью-Йоркский призрак»?

— Да. Это была хорошая штука. Ну, моя просьба состоит в том, чтобы ты снова начала им заниматься. Я буду туда заглядывать, когда уеду. И хочу видеть новые снимки.

— Я даже не помню, когда последний раз туда что-то выкладывала, — сказала я в изумлении. — Это ведь… в этих фотографиях ничего особенного нет. Я не напрашиваюсь на комплименты. Я знаю, что они вполне посредственные.

— Сначала они действительно были так себе, — согласился он. — Но потом стали лучше. И я помню, ты завела этот блог в то лето, когда мы встретились. Я втюрился в тебя после той суповой вечеринки, и я тебя, ну, как бы выслеживал в Сети. Фотографии в твоем блоге меня увлекли. Я думаю, что ты должна продолжать этим заниматься.

— Спасибо.

Мы лежали в тишине. Сколько ночей мы не спали, лежа рядом и разговаривая? Я хотела сказать что-то еще. В уме я подыскивала слова — слова, которые бы нас объединили несмотря ни на что, слова, которые бы нас связали несмотря ни на что, — и ничего не находила.

Вскоре его дыхание стало медленным и глубоким. Он засыпал.

А я — я не могла спать. Я лежала с открытыми глазами, глядя на обстановку своей квартиры, на все те вещи, которые останутся, когда он уйдет. Я избавлюсь от части мебели, чтобы освободить место для кое-чего нового. Я оставлю ребенка.

18

Из-за урагана «Матильда» в пятницу офис был закрыт. Когда мы пришли на работу в понедельник, оказалось, что Сет, старший координатор производства отдела подарков, подцепил лихорадку Шэнь. Как показали камеры наблюдения, он вернулся на работу утром после урагана и провел в одиночестве все выходные в своем кабинете, у компьютера, окруженный чашками кофе. Как потом выяснилось, он отправил несколько странных писем в Гонконг и Сингапур, касающихся проектов, которые были закончены много лет назад. Его обнаружила уборщица.

Поэтому офис закрыли до конца рабочего дня. Пришли какие-то люди из противогрибковой службы и обработали все чем-то вроде спрея. Они опрыскали стены и щели в углах. Он посыпали ковры каким-то порошком и еще раз их пропылесосили. Потом мы брезгливо избегали заходить в ту часть офиса, где был его кабинет, избегали даже тех сотрудников, которые работали с ним по соседству.

Компания прислала письмо, уведомлявшее, что теперь, согласно новым правилам, все сотрудники обязаны носить на работе маски N95 (раньше это была только рекомендация). «Спектра» предоставит каждому сотруднику две маски. Если нам нужно больше, мы можем купить их у эйчаров по специальной цене.

Мы говорили о Сете всю неделю: в лифтах по утрам, в компаниях за обедом, а еще по вечерам. Наши голоса звучали глухо из-за масок. Мы послали ему — его семье — подарочную корзину из Zabar’s c фруктами, орехами, салями и сыром, как для пикника. Блайз назвала ее «корзиной скорби». Мы послали ему открытку, на которой все сотрудники самым лучшим своим почерком написали «Выздоравливай», хотя по отношению к зараженным это, кажется, было не очень уместно. От этой болезни никто не выздоравливал, во всяком случае из тех, о ком мы слышали, знакомых знакомых.

Вечером мы обсуждали его у кофемашины, а Франс из отдела поваренных книг сделала всем безупречный вечерний американо. Из-за масок наши голоса звучали гулко и скорбно.

— Я навестила Сета в больнице, — сказала Франс. — Он в Нью-Йоркской пресвитерианской.

— И как он? — спросил кто-то.

Франс покачала головой.

— Мне позволили повидать его всего пару минут. Он привязан к кровати за запястья таким штуками. Кажется, он все время порывается встать.

Все стали бормотать неопределенные слова сочувствия, за которыми скрывался страх заболеть самим.

— По крайней мере, у нас в конторе только один заразившийся, — сказал кто-то. — В Random House заразился весь отдел связей с общественностью. Представляете?

Я посмотрела на Блайз. Она покачала головой, предупреждая, чтобы я не упоминала Лейн, которая, как все считали, отсутствовала по личным обстоятельствам.

Мы осторожно прихлебывали американо.

Я вернулась к своему рабочему месту, открыла новости. Я увидела, что на странице New York Times появился счетчик жертв лихорадки Шэнь в США от Бойсе до Топики. Чиновник из Центра по контролю и профилактике заболеваний заявил, что после урагана число заболевших увеличилось в несколько раз. То, что сначала казалось маргинальным явлением, теперь стало восприниматься как что-то более серьезное.

Я погуглила: лихорадка шэнь.

Грибок Shenidioides впервые был обнаружен в городе Шэньчжэнь и быстро распространился по прилегающим районам Китая. Господствовала теория, впервые высказанная известным врачом в Huffington Post, что эта новая разновидность грибка развилась в заводских условиях промышленных районов Свободных экономических зон в Китае под воздействием некой конкретной смеси химикатов. Блогер заявлял, что для того, чтобы предсказать пути распространения инфекции, нужно проанализировать розу ветров. А также следует ограничить массовые поездки рабочих в их родные места во время праздников, например китайского Нового года. Перемещаясь, люди переносят споры.

Интернет-доктор заявлял, что, если Соединенные Штаты хотят избежать аналогичной ситуации, следует подвергнуть карантину целые области, особенно на время Дня благодарения, Рождества и других праздников, которые обычно связаны с массовыми поездками.

Погуглив еще, я узнала, что, по сообщению New York Times, Конгресс рассматривает введение запрета на поездки граждан азиатских государств в США. Приводился список карантинных стран, который возглавлял Китай.

Через месяц после того, как уехал Джонатан, жить в Нью-Йорке стало невозможно. Ситуация постепенно ухудшалась, потом резко обвалилась. Я вставала. Ехала утром на работу. За окнами офиса истаивал город.

По Таймс-сквер разрозненными стайками бродили туристы, нацепив бесполезные маски с надписью «Я 

НЙ». Меня удивляло, что они все еще приезжают. Они были похожи на японских туристов в восьмидесятые: на шее фотоаппарат, на ногах кроссовки с носками; но японцами они не были. В основном это были туристы из Европы, из малоизвестных стран вроде Мальты или Эстонии, которые воспользовались резким снижением цен на гостиницы и вообще на все. Они покупали хот-доги, курицу с рисом и бретцели в немногих оставшихся фургончиках с едой. Они позировали рядом с теми ростовыми куклами (изображавшими марвеловских супергероев), какие еще оставались на улицах. Они осматривались и фотографировали. Вспышки отражались от окон полупустых офисных зданий, от щитов, рекламировавших временно отмененные бродвейские шоу, безалкогольные напитки и бренды спортивной воды, которые уже не завозили в город. Надо думать, только наплыв туристов поддерживал городские структуры в рабочем состоянии. Теперь это был скорее их город, а не наш.

Я встала. Поехала утром на работу. Неделя моды в Нью-Йорке все-таки состоялась, хотя и в уменьшенном масштабе. Модели ходили по подиуму в масках, перчатках, а иногда даже со щетками, зачастую с логотипом дизайнера. Индустрия аксессуаров переживала бум. Последним на Неделе моды был показ Марка Джейкобса, который в своей весенней коллекции тщательно избегал прямых отсылок к лихорадке Шэнь, прибегнув вместо этого к более тонким средствам. На показе, проходившем в Арсенале на Лексингтон-авеню, можно было видеть угловатые силуэты флэпперов 1920-х годов с заниженной талией, выполненные в приглушенных оттенках серого, черного, нежно-голубого и светло-бирюзового. Если это была одежда для вечеринок, то для очень мрачных вечеринок.