— Пожалуйста, скажи мне, что ты не повезешь меня знакомиться с твоей матерью.

— Ты никогда не познакомишься с моей матерью.

— Я знаю, — холодно говорит Блейк. — Это была шутка.

— Я не имел в виду… — Я останавливаюсь, пытаясь остановить бурление в своих внутренностях. — Это не имеет к тебе никакого отношения.

— Ладно. — Блейк принимает это без комментариев. — Так для чего мы здесь?

Я задвигаю мысли о матери на место и заставляю себя улыбнуться. — Это конкурс яиц-пашот.

На лице Блейк мелькает волнение. — О, у тебя столько проблем…

Она торопливо поднимается по ступенькам.

Дверь распахивается, прежде чем мы достигаем вершины.

— Рамзес! — На крыльцо врывается Эйприл Изард, уже одетая в свой черный поварской халат, под закатанными манжетами виднеются татуировки конфетного цвета. — А это, должно быть, Блейк.

Блейк остановился в трех шагах от нее, с открытым ртом.

— О Боже!

Эйприл усмехается. Она уже привыкла к этому. — Иди в дом, пока Нина не сбежала.

Она пихает бобтейла ногой обратно в дом. Кошка ловко перепрыгивает через кроссовку Эйприл и несется вниз по ступенькам. Блейк подхватывает ее и передает обратно.

— Спасибо. — Эйприл целует Нину в макушку. — Она у нас любительница побегать.

Блейк все еще выглядит ошеломленной. Даже более ошеломленной, чем я надеялся. Она следует за Эйприл внутрь таунхауса, переполненного растениями и запахом специй.

Эйприл ведет нас на кухню. Ее столы выложены из мясных блоков, а бытовая техника размером с небольшой космический корабль.

Блейк говорит: — Я смотрела ваше шоу каждый день.

— Ты настоящая легенда. — Эйприл усаживает Нину у окна. Нина тут же исчезает за шторами.

— Какое шоу? — Я удивляюсь, что не понимаю, о чем они говорят.

— Это было просто на YouTube, — говорит Эйприл, доставая из кладовки продукты и аккуратно раскладывая их на безупречном кухонном острове.

— Это был мой час комфорта, — говорит Блейк. — Я скучала, когда ты перестала.

— Стала слишком занята в "Tankers".

Tankers был первым гастропабом в Нью-Йорке. Или, как любит говорить Эйприл, началом ее первой язвы.

— Эйприл открывает новое заведение в Мидтауне, — говорю я Блейк.

— Мы открываем его, — поправляет меня Эйприл.

Блейк смотрит на меня так, будто наконец-то впечатлилась. — Что за еда?

— Маленькие тарелки в азиатском стиле.

Она издает низкий звук предвкушения, от которого у меня сводит яйца. — Я буду вашим первым клиентом.

Эйприл закончила раскладывать все принадлежности, которые понадобятся нам для ужина. Она выдает каждому из нас фартук и велит вымыть руки.

Мы с Блейком стоим бок о бок у двойной раковины и послушно намыливаем руки. Когда она наклоняет голову, я замечаю татуировку за ее левым ухом. Я не могу сказать, что это такое — с этого ракурса она выглядит просто как волнистая линия.

— Не могу поверить, что ты знаешь Эйприл Изард, — бормочет она.

Я не могу поверить в свою удачу, что Блейк, судя по всему, является ее фанатом. Впервые за все время она совершенно не в себе, щеки раскраснелись, руки трясутся.

— Я должен ревновать? — прорычал я.

Блейк тихонько смеется. — Нет. Просто ее шоу… много для меня значит.

— Поторопитесь, тугодумы! — призывает Эйприл. — Если бы вы были моими поварами, вас бы уже понизили до посудомоек.

Блейк подбегает к острову и занимает свое место перед разделочной доской, волосы убраны назад, фартук аккуратно завязан. На ней платье, которое она надела для Зака Симмонса, — мягкое, черное, облегающее. Мне интересно, надела бы она то же самое для меня. Материал выглядит бархатистым. Мне хочется провести рукой по ее спине.

— Рамзес! — Эйприл стучит деревянной ложкой по моим костяшкам. — Режь свой лук-шалот!

Блейк смеется. Его лук-шалот уже наполовину готов — равномерная кучка прозрачных ломтиков. Я даже не знаю, что мы готовим.

— У тайского базилика более яркий вкус, чем у итальянского, — говорит Эйприл, сворачивая свежую зелень из своего оконного ящика и срезая завивающиеся ленточки темно-зеленых листьев. — Мы используем рис однодневной давности, потому что он впитает больше соуса и не будет так сильно слипаться.

К тому времени, как мы обжариваем креветки, я уже догадалась, что мы готовим тайский жареный рис. Эйприл демонстрирует каждый шаг. Мы с Блейком подражаем с разной степенью успеха.

Я стараюсь в точности повторить действия Эйприл, вплоть до того, как она нарезает чили. Блейк менее точна, она бросает в сковороду еще один чили и горсть нарезанного кубиками красного перца.

— Плохая девочка. Ты не следуешь инструкциям.

Она поднимает бровь. — Я удивлена, что ты это делаешь.

— Я знаю, когда следует прислушаться к советам экспертов.

— Это говорит титан индустрии.

Даже ее комплименты звучат как насмешка.

Я все время думаю о папке, которую Бриггс подбросил мне на стол, — все, что он узнал о Блейк за двадцать четыре часа. Там было меньше информации, чем он обычно выкапывает, но все же несколько самородков, которые вряд ли она хотела бы, чтобы я знал.

Теперь я стою перед дилеммой: у меня есть вопросы, и я не могу задать их, не выдав себя.

Я начинаю с нескольких мягких вопросов, чтобы убедиться, что она ответит честно.

— Ты из Нью-Йорка?

— Я выросла на Кони-Айленде.

— Твоя семья все еще там?

Нож Блейк неподвижно лежит над ее базиликом. Она тихо говорит: — У меня не так много родных. Я воспитывалась в приемной семье. Но, думаю, ты это уже знаешь.

Мой желудок виновато вздрагивает.

— Я проверяю всех. Ничего личного.

Блейк продолжает нарезать базилик, по-прежнему не глядя на меня. — Я так и предполагала.

Но она не ожидала, что речь зайдет об этом.

Эйприл стоит у раковины и оттирает сковороду с креветками.

Я быстро говорю: — Не волнуйся, она и так была чистой.

Минус твой рекорд в колонии.

Блейк откладывает нож и поворачивается ко мне лицом. Ее гнев заряжает воздух вокруг наших голов.

— Мне плевать, что ты нашел. Ты ничего обо мне не знаешь.

— Я знаю, что ты — самодур. Я понял это сразу, как только мы встретились.

Это ее обезоруживает или, по крайней мере, снимает напряжение. Она снова берет нож, не подавая виду, что хочет меня им уколоть. — Это имеет для тебя значение?

— Я уважаю это. Я знаю, что нужно сделать, чтобы попасть из того места, где мы начинали, в этот почтовый индекс.

— Ты знаешь, что потребовалось для тебя, — говорит Блейк.

Она режет свой базилик на все более мелкие кусочки, пока он не превращается в зеленое конфетти.

— Эй, — говорю я и жду, пока она посмотрит на меня. — Прости. Это было дерьмово — спрашивать вот так, когда я уже знал ответ.

Блейк вздыхает, сдуваясь, как воздушный шарик. — Все в порядке.

Она смотрит на спину Эйприл. Эйприл очень долго возится со сковородой с креветками, возможно, специально.

— Спасибо, — тихо говорит Блейк. — За то, что привел меня сюда. Я смотрела ее видео, как она готовит все эти экзотические ингредиенты, о которых я никогда не слышала. Эйприл так хорошо описывала их, как они пахнут, какие они на вкус. Я никогда не пробовала авокадо или кинзу. Думаю, мне было двадцать, когда я впервые попробовала стейк.

Ее глаза огромны и голодны на лице в форме сердца.

В моей голове мелькает картинка, как хозяйка обеда в седьмом классе сообщает мне, что баланс моего счета — 22 доллара, и я не могу больше ничего брать, пока он не будет оплачен. Стыд освещал мое лицо, пока я шел к очереди, чтобы вернуть свой пустой поднос…

— Раньше я представляла, что когда-нибудь у меня будет такая кухня, как эта, — Блейк оглядывает двойной холодильник, вытяжку из нержавеющей стали, свисающие ряды медных кастрюль. — Где я могла бы готовить все, что захочу.

— А какая у вас сейчас кухня?

— Хорошая. Но не такая хорошая, как эта.

— А какая кухня твоей мечты?