Бае кажется, что она видит в нём… что-то. Даже не тень — намёк на тень. Бае кажется, что она узнаёт эту тень, тень щекочет её странным, давним, но очень ярким воспоминанием — и растворяется прежде, чем Бая успевает это воспоминание поймать.

Вран выдыхает ей в лицо, открывая глаза.

Смотрит на пояс, обхватывающий его живот. Единственный — старого на Вране всё-таки нет. Возможно, Вран не носит с собой и нож. Зачем нож тому, кто ненавидит обращаться в волка?

— Да, — говорит Вран вдруг, слабо усмехаясь. — Возможно, твоя защита лучше моей, Бая с Белых болот. Слегка.

И он всё-таки добивается этого — Бая смеётся.

Бая смеётся ему в лицо, Бая даже не пытается сдержать этот смех — слишком уж неожиданно и одновременно ожидаемо то, что сказал ей Вран. Вран тоже улыбается — довольно-довольно. Даже самодовольно. Самодовольство расцветает на его лице, мгновение назад искажённом истязаниями его неведомого спутника — но разве Вран умеет иначе?

Бая думает, как всё это глупо.

Бая думает, как всё это знакомо.

Бая думает: вот бы так продолжалось и дальше.

— Волчата, которые не волчата, — осторожно спрашивает Вран, всё так же улыбаясь — если бы не пристальный взгляд, можно было бы и не догадаться, что ему не просто любопытно. — Это… правда? Именно после того, как ушли предки? Именно после…

— Нет, я выдумала это, — отмахивается Бая.

— Зачем? — моргает Вран.

Забавно — лжец удивляется, зачем солгал кто-то другой.

— Просто так, — пожимает она плечами. — А зачем ты сказал мне однажды, что не знаешь своего гостя?

— Потому что я действительно…

— Вран.

— Я не делаю это так, — прищуривается Вран.

— Что и как?

— Я не… приукрашиваю какие-то вещи «просто так», если ты хотела мне что-то этим показать.

— Приукрашиваешь?

— … недоговариваю.

— Приукрашиваешь и недоговариваешь?

Вран улыбается ещё шире и ещё растеряннее. Ветер ерошит его остриженные волосы, перекидывает их на другую сторону.

— Чего ты хочешь от меня?

— Чего я хочу? — повторяет Бая. — Даже не знаю, Вран. Может быть, немного правды?

Вран вздыхает — задумчиво и глубоко. Смотрит на Баю так, словно она попросила его о чём-то невозможном— а, может, так оно и есть? Бая всё ещё держится пальцами за свой пояс, набошенный на него.

Бая всё ещё улыбается.

— Немного правды? — повторяет и Вран. — Что ж… хорошо. Сказать по правде…

Он замолкает на несколько мгновений — и, кажется, придвигается к Бае ещё ближе. Совсем ненамного — но его дыхание пробегается по её губам, а его запах окутывает её полностью.

— Сказать по правде, я очень скучал по тебе, Бая с Белых болот, — говорит он низким голосом.

И тянется его рука к щеке Баи, и слегка склоняется его голова, и появляется что-то новое в глазах — новое и в то же время такое старое. И затихает лес, и замирает солнце, почти достигшее его вершины — и снова подхватывает, затягивает в себя Баю то чувство, которое она, казалось, забыла за столько лет. Бая вдруг ощущает спокойствие. Лёгкость и одновременно расслабленность. Безопасность. Желание.

Желание.

Желание…

— Нет, — говорит Бая, перехватывая руку Врана за запястье.

Вран, прикрывший было глаза, слегка вздрагивает от неожиданности. Смотрит на Баю с растерянностью, даже недоумением — что значит «нет»?

Бае вновь хочется рассмеяться. Почему Бае постоянно хочется смеяться? Как ему удаётся смешить её даже тогда, когда она должна кипеть от возмущения?

— Нет, Вран, — повторяет Бая, отводя его руку от своего лица. — Это совсем не та правда, которую я ждала. Если ты сделаешь так ещё раз, я выверну тебе запястье. Не заставляй меня подтверждать свои слова.

— Зачем же так жестоко? — тянет Вран. — Бая, пойми меня правильно — я только…

— Пришёл ли к тебе хоть кто-нибудь из других глав? — прерывает его Бая нетерпеливо, разжимая пальцы. — Сколько членов твоего племени покинули тебя, узнав, что ты задумал? А знают ли они вообще, что ты задумал? Видят ли они, куда ты их ведёшь? Понимают ли они, что пойдут за тем, кто сам очень плох в волчьем обличье? Или ты поставишь первыми волков моего племени и спрячешься за ними? Знаешь ли ты, что люди не теряли времени даром, пока ты дурил головы доверчивой молодёжи? Вот правда, которую я хочу знать, Вран. Вот за чем я сюда пришла. Можешь ли ты дать мне хоть один ответ на эти вопросы?

— Только за этим? — спрашивает её Вран.

Разочарованно. Он даже не скрывает этого разочарования — наглец или дурак, а, может, и то и другое, но он даже не пытается притвориться, что его занимают все эти разговоры, ради которых он якобы вызвал её. А вызывал ли он кого-нибудь ещё? Теперь Бая в этом сомневается. Теперь Бае кажется, что Вран продумал, просчитал всё заранее — и даже не ожидал, что на его послания откликнется кто-то, кроме неё. А если так, то зачем было эти послания рассылать?

— Может быть, ещё за тем, чтобы спасти тебя от того, от кого я не должна была тебя спасать, — ведёт плечом Бая. — Но не более того, Вран. Итак. Ответишь ли ты мне хоть на что-нибудь или я могу развернуться и уйти?

Вран усмехается — так же восхищённо, как в самом начале их встречи, когда Бая отвергла его сухой плащ.

— Конечно, отвечу, Бая, — говорит он вкрадчиво, беря её за руку сам; Бая не отдёргивается, хотя первое её желание — именно такое. — На всё, что ты только пожелаешь. Ты попросила меня посмотреть, когда мы только пришли сюда — а теперь я прошу тебя: посмотри. Посмотри на это. На всё это.

Вран разворачивает её туда же, куда разворачивала его она, — в сторону деревни и кургана. Вран взмахивает рукой, обводя ей высокие деревянные стены, высоких деревянных людей — и его спина становится ещё прямее, а глаза загораются странным, болезненным, лихорадочным огоньком. Бая смотрит несколько мгновений в эти глаза — и ей уже совсем не хочется слушать все его ответы.

Потому что Бая понимает, что Вран по-прежнему не понимает ничего.

— Ты хочешь напугать меня этими стенами, — говорит Вран, мимолётно морщась — мол, какая глупость, где он — и где эти жалкие стены. — Ты хочешь напугать меня этими божками. Ты хочешь напугать меня этими людьми — и тем, что ко мне никто не пришёл. Но знаешь что, Бая с Белых болот? Я никого и не звал. Кроме тебя.

Ну конечно. Как Бая и думала.

— Я никого и не звал, потому что я знал с самого начала — это бесполезно, — горячо продолжает Вран, отпуская руку Баи и делая несколько шагов вперёд — к краю холма. — Я знал, я знаю, что в ваших племенах до сих пор живёт страх, в котором упрекают моё племя — страх перед людьми. Перед этими самодовольными, высокомерными, безрассудными и жестокими существами, которые получают всё, что хотят, пользуясь вашим миролюбием и добротой — и страхом, скрепляющим это своими корнями. Нельзя быть добрым и бесстрашным, Бая с Белых болот, нельзя желать спокойной жизни, ничего не делая, и не признавать, что это желание вызвано страхом перед решительными действиями. Ни одно из ваших племён не готово что-либо изменить — потому что вы закостенели в этом страхе, вы боитесь людей, боитесь предков, боитесь своего хозяина, который скажет вам: нет, мне это не нравится, не быть вам больше волками. У вас необъятные способности — и в то же время вы не способны сделать ничего, потому что всё ещё связаны теми, кого вы ставите выше своей жизни и благополучия. Подумай, Бая: по чьим заветам ты живёшь? Мёртвые волки, которых уже ничего не потревожит в их вечном лесу, шепчут тебе: терпи, не сопротивляйся, и ты будешь счастлива. Хозяин, создавший вас когда-то, не делает ничего с вредителями, вторгающимися в ваши дома, и запрещает и вам бороться с ними — конечно, запрещает, его-то они не беспокоят. Я тоже говорю тебе, Бая: посмотри. Посмотри на этот лес. Посмотри на его границу — неужели не заметила ты, как она сдвинулась? Неужели не заметила ты, что деревья сменились пашнями, неужели не заметила ты, что люди больше не кланяются при входе в него, что не почитают они ни волка, ни Чомора? Неужели…