— Это ещё что за упражнения? — весело спрашивает Солн. — Обычно при входе в лес кланяются, а не когда с тобой уже общаются вовсю. Эдак ты… ого. Не хочу тебя расстраивать, Враша, но не по мужикам хозяин наш — не умаслишь ты его телом своим юным.

— Заткнись, — сердито Вран хрипит, торопливо сапоги стягивая и за штаны принимаясь.

«ХА-ХА-ХА, ЗАТКНИСЬ!»

Ещё говорили в деревне, что запутать Чомора можно — коли сделаешь ты в лесу не так что-то, буйство его вызовешь, то снять с себя всю одежду нужно, наизнанку её вывернуть да обратно надеть. Растеряется Чомор тогда, за другого человека тебя примет, ничего дурного не совершившего — и отпустит с миром.

«ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ!»

Доходит Вран до пояса — и замирают руки его.

— А-а-а, — понимающе Солн тянет. — В этом-то и беда, да? Как же лучше — с поясом краденым или вообще без него? Задачка…

«ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ!» — лес мигом оживляется, вежливо Солна до конца дослушав.

«Чомор, Чомор, не трону твой угор».

«Чомор, Чомор, прости мой наговор».

Да вот только ничего Вран не трогал и ни на что не наговаривал.

«ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ, ХА-ХА-ХА, ЗАТКНИСЬ, ХА-ХА-ХА, ЗАТКНИСЬ…»

Стискивает Вран зубы решительно. Отворачивается от Солна — а Солн у другой ели появляется.

Знает Вран, как до деревни отсюда добраться. Знает. Не заблудится Вран в деревьях этих.

Не заблудится…

Идёт Вран вперёд. Пытается вперёд идти — а всё назад возвращается. До одной ели доходит — и в ту, что позади осталась, она превращается. Хохочет лес над ним, не переставая. Вот уже и крылья захлопали, вот уже и лапки маленькие по снегу затопали, вот уже и иголки зелёные над головой захрустели — а нет никого всё ещё. Одно дерево другим оборачивается, одна тропинка в яму превращается, один куст, которого и быть здесь не должно, путь преграждает — и в десяток кустов непроходимых разрастается, стоит Врану моргнуть. Ниже ели как будто становятся, ветвистее, шевелятся ветви их так, как не должны ветви деревьев шевелиться — вслед за Враном они тянутся, за спину его хватают, за плечи цепляются, за руки назад оттаскивают, к ногам спускаются, лицо царапают — и дюже радостно голос хохочет, и дюже он своими придумками доволен.

А Вран ни на хвост волчий с места прежнего не сдвигается.

И сводит вдруг живот у Врана судорогой от голода внезапного, и чувствует вдруг Вран, как с трудом уже огромным каждый вздох ему даётся — словно не час, не два, а день целый с елями да кустами он бессильно боролся. Поднимает Вран голову испуганно — нет, даже солнце ещё над деревьями не показалось. Просто дурачит его Чомор. Хорошо дурачит. Умело.

— Ну и что делать будем? — задумчиво Солн спрашивает, вновь перед Враном стоящий. — Может, всё же не просто так хозяин тебе всё это устроил? Может, всё же кое-что сказать ему стоит? Смотри, какая речь мне хорошая в голову пришла: «Отдаю я то, что без спроса взял…»

— Нет, — резко Вран отвечает.

И тут же чувствует: не так что-то.

Не откликается Чомор на «Нет» его, хотя раньше каждое слово с охотой подхватывал. Затихает лес. Умолкают птицы и звери. Отпускает Врана даже ветвь еловая, в плечо ему хваткой неотдираемой через рубаху впившаяся.

Тишина. Нехорошая. Недовольная.

«НЕТ?» — голос его переспрашивает.

Угрожающе.

И пролетает солнце над головой у Врана, полукруг полный делая и по ту сторону деревьев исчезая. И меркнет свет солнечный, мраком вечерним сменяясь. И кажется Врану, чудится, мерещится, или наяву Вран видит, как сгущается что-то в лесу потемневшем далеко-далеко, огромное, из деревьев сплетающееся, к себе их притягивающее — и начинает Вран ноги из деревьев этих различать, и руки, и тулово необъятное, и…

— Дурак ты всё-таки, Вран из Сухолесья, — Солн вздыхает. — Не ради тебя это делаю — ради племянницы моей.

Дрожит у Врана земля под ногами: нечто шаг громадный к нему через весь лес делает, до конца так и не сросшись.

А Солн вдруг стрелу из плеча выдёргивает — и надвое её ломает.

И останавливается нога исполинская в воздухе, шаг свой второй не завершив.

И хлещет Врана ветвь еловая по лицу с силой такой, что зажмуривается он, от боли вскрикнув — и так же по спине его ветви хлещут, от себя с мощью брезгливой отталкивая, и падает Вран на колени, иглы колючие от лица пытаясь отодрать — и вдруг слышит.

Голос её слышит.

— ВРАН!

Распахивает Вран глаза мгновенно. Чувствует — что-то тёплое по лицу его, рукам стекает, по спине струится, в сапоги заливается.

И ярко почему-то очень. Так ярко, что едва он лицо баино различает — хотя только что тьмой лес окутан был.

Встревожено лицо Баи. Ну конечно.

— Бая… — сипит Вран. — Сколько я…

И умолкает.

Огонь.

Вот что так ярко окрестности освещает.

Оказался Вран почему-то рядом с деревней, на опушке лесной — к дому прежнему Чомор его забросил, это не так уж и удивительно.

Другое Врану все слова в глотку заталкивает.

Полыхает капище в паре вёрст от него пламенем высоким, дымным, багровым. Все двенадцать волков полыхают. Ночь этим пламенем диким прорезана, не костёр это, не кострище — за всю жизнь Вран ничего подобного не видел.

Кажется Врану, что с ума он сошёл.

Это же он… это же он хотел оставшихся волков деревянных огню предать. А потом сказать — пытался я с деревенскими поговорить, да не слушали они меня. Чуть с капищем вместе не сожгли, чудом я ноги унёс.

Может, так и было всё? Может, и Солна разум его воспалённый родил, и Чомора в лесу? Может, прокляли его предки лютьи, лихорадку вечную на него наслали, и явь от сна он уже не отделяет, поступки свои не осознаёт?

— Тише, — шепчет Бая, на колени перед ним опускаясь. — Тише, Вран. Дай-ка я… Давай-ка я…

Сбрасывает Бая плащ с плеч, что-то с рук, с лица Врана вытирает — кровь. Замирает вдруг, будто что-то неожиданное под кровью этой углядев; саднит у Врана всё тело, всю кожу от прикосновений баиных болезненно подёргивает — может, больше, глубже царапины эти оказались, чем Бая думала, вот она и растерялась.

Смотрит Вран через плечо её на холм.

И видит.

Людей на нём видит.

А потом слышит.

— СЕРЫЙ ПРЕДАЛ, — доносится до Врана многоголосье певучее, зычное, раскатистое. — СЕРЫЙ ПРЕДАЛ — ЛОХМАТЫЙ НЕ ПРЕДАСТ. СЕРЫЙ УШЁЛ — ЛОХМАТЫЙ ПРИДЁТ. ПРИДИ, ПРИДИ, ПРИДИ, ПРИДИ, ХОЗЯИН НАШ НОВЫЙ, ПРИДИ, ПРИДИ, ЗАЩИТНИК СПРАВЕДЛИВЫЙ, ПРИДИ, ЛЕСОМ ПОЦЕЛОВАННЫЙ…

Опять как будто вся деревня на капище собралась. Опять так холм людьми переполнен, что не помещаются они на нём, вниз по склону тенями тёмными, толпой волнующейся тянутся.

— ПРИДИ, ПРИДИ, ПРИДИ…

И Врана волк якобы украл, и ведунью убил, и уж наверняка свою историю Деян о встрече с ним придумал. И подарков от деревни волк не принял, и сам надвое молнией раскололся да пламенем объялся.

Может, много всё-таки во Вране человеческого.

Раз так безошибочно все действия людей он во вранье своём предугадал.

Вран с Белых болот

Храпит Сивер рядом с Враном так оглушительно, что всю мутность рассудка разом рассеивает.

Может, этому знахарей в племени и учат в первую очередь?

Усмехается Вран мыслям своим вялым — и морщится тут же. Мазь какая-то густая всё лицо стягивает, щедро Радей Врана ею изгваздал — а потом спать уложил. Прямо на полу. И Сивер, вроде как, следить за Враном должен был, каждый вздох с выдохом его ловить, чтобы не поплохело Врану окончательно — но Сивера, похоже, не очень это волновало. И часа не продержался — вмиг рядом заснул.

С трудом Вран вспоминает, как он в месте этом странном оказался. Помнит он, как смотрели они с Баей на пламя, курган пожирающее, как «ПРИДИ» слушали, всё сильнее становящееся. «Лохматый? — спросила Бая у Врана. — Это ещё кто такой?»

«Медведь», — рассеянно Вран ей ответил.

Куда хуже Вран помнит, как тащила его Бая к болоту — через лес прямо, решительно за собой вела, и вот страх свой Вран хорошо запомнил: нет, только не это. Только не эти владения Чомора проклятые.