Что ж. Бая не стала повязывать ленту за Веша, как и за всех остальных, кроме Врана; все они сделали свой выбор, и она никак не могла назвать их «заблудшими».

А вот Врана…

— Сивер, — повторяет она. — Я не собираюсь обещать тебе, что отправляюсь туда, чтобы вернуть всех наших. Ты знаешь и сам — это не так. Возможно, Веш теперь очень хороший знахарь. Возможно, и Самбор — тоже. Возможно, их дела не так плохи, как тебе хочется верить — возможно, они счастливее, чем мы думаем. «Ворон из Сухолесья» пригласил меня на собрание глав племён, чтобы рассказать, как мы общими усилиями избавим эту землю от якобы опостылевших нам людей — я просто хочу объяснить ему, что эту землю не нужно ни от кого избавлять. Вот и всё.

— Каким образом Вешу стать «очень хорошим знахарем»? — морщится Сивер досадливо. — Кто мог научить его — волчонок с молоком на губах из Костяных пещер, припустивший за Враном после того проклятого солнцеворота? Умелец по ножам и поясам, никогда не нюхавший травы? Каким образом ты собираешься объяснять что-либо тупоголовому болвану, заявившемуся на нашу землю со своей очистительной сумасбродной задачкой? Каким образом хоть кто-то из них может быть счастлив? Бая, если ты хочешь просто посмотреть на него — так подожди, ты ещё увидишь его много-много раз. Когда он приползёт к тебе на коленях через несколько лет, развалив остатки своего «племени», которое уже разбегается от него по своим домам. Когда он сунется в нашу деревню, даже не представляя, во что она превратилась, и люди запрут его в железной клетке до конца его жизни, как уморительную зверушку, подбежавшую к их забору и не попавшую под стрелы. Когда он застрянет на опушке вечного леса, потому что никто в здравом уме не позволит ему пройти дальше — о, вот тогда-то мы на него…

— Именно поэтому я туда и иду, — насмешливо прерывает его Бая. — Чтобы никто не сидел на опушке вечного леса. Сивер, не мешай мне выполнять мои обязанности. Я вернусь через сутки — может, раньше. Пригляди, чтобы молодёжь не распустила за это время о моём исчезновении слишком много слухов — это ты умеешь, я в тебе не сомневаюсь.

— Зато я сомневаюсь, что…

Бая касается его щеки лёгким поцелуем.

И скрывается в своей землянке.

Туда Сиверу вход заказан: только для главы племени.

Её мужа и детей…

Бая старается не думать об этом. Никогда.

* * *

Горан и Зоран вытягиваются таким привычным, таким полузабытым для Баи — да и наверняка для них тоже — движением. Бая понимает это по их лицам, которые мгновенно приобретают озадаченный вид — и чуть не улыбается.

Надо же — совсем не изменились. Только возмужали, обматерели, превратившись из двух крепких молодых людей в двух крепких мужчин — да и всё на этом.

Горан с Зораном, конечно же, не стоят на высоком холме, охраняющем границу бывшей стоянки. Никакого холма нет — как нет и расчищенной поляны вместо густого леса, как нет и — ну, это было бы уже совсем смешно — знаменитых деревянных домов, которые Вран обещал всем направо и налево. Забавно, но Сивер оказался прав: лагерь племени Врана расположился прямо между плотной стеной деревьев, кое-как натянувшись грубой разнопёрой тканью в редких просветах — кажется, Вран был когда-то недоволен тем, что ему не хватает места для жизни? Что ж, едва ли здешнего места больше, чем в самой скромной землянке.

Бая склоняет голову в знак приветствия, стараясь не выдать себя смеющимися глазами. Сивер часто ворчит на неё после общих собраний: «Бая, хватит надо всеми смеяться!»

«Но я вовсе не смеюсь, Сивер», — невинно возражает ему Бая.

«Неважно, — мотает он головой. — Всё видно по твоим глазам».

Да. К сожалению, Бая ничего не может с собой поделать — иногда на этих собраниях можно услышать просто уморительные вещи от, казалось бы, уже умудрённых жизнью волчиц.

— Ух ты, — говорит Зоран хриплым, низким голосом.

— Ух ты, — повторяет за ним Горан.

— Бая, — говорит Зоран.

— Бая, — повторяет Горан.

— А мы-то думали…

— Нет, мы, конечно, думали, что…

— А это не наша затея, ты так и знай: не наша!

— А мы сказали Вран… Ворон… а мы ему сказали: да ты что? Да не наша это земля, не наше это место, негоже нам…

— Успокойтесь, — всё-таки позволяет себе усмехнуться Бая. — Не из-за места я сюда пришла — хотя… и из-за него тоже. Что же — неужто опоздала я? Не вижу я что-то никого. Ужели все разойтись успели?

— Ха, — тянет Горан. — Разойтись…

— Да чтобы разойтись, надо бы сначала…

— Да ладно, ладно, хоть одна пришла — уже хорошо, — кивает будто сам себе Горан. — Да, пришла, Зоран, смотри-ка — и кто пришла! Ну Нерев, ну всё — попался, наконец, а я говорил ему — придёт, а он мне — да не, не придёт, а теперь он мне знаешь что должен?

Бая слегка склоняет голову набок.

Удивительно — всё те же речи, всё те же шутки-прибаутки. Как из льда, на дюжину лет их заморозившего, Горан с Зораном вышли — мудрости им, кажется, точно не прибавилось. Как и умения вовремя прикусить язык.

— Не для того я здесь, чтобы о твоих спорах с Неревом слушать, Горан, — мягко прерывает она Горана. — С удовольствием бы с тобой это обсудила — но, кажется, что-то другое с кое-кем другим обсуждать мне нужно. Не могли бы вы меня к нему проводить? К Ворону. Из Сухолесья.

— К Ворону, — повторяет за ней Горан.

И отчётливо слышит Бая смех в его голосе едва сдерживаемый.

Вот оно что. Значит, не слишком-то даже верные врановы соратники его имя новое привечают.

— Да, Горан, пойдём, отведём, — оживляется Зоран. — Чё тут сторожить? От кого чё охранять? От сорок и зайцев? А вот мы сейчас возьмём и отведём. А вот мы сейчас приведём и скажем — Ворон, ну чего, может, и сворачиваться нам можно, чегой-то нам тут воздух один холодный до ночи поздней пасти? Не ходит тут никто, а уж коли человек какой зайдёт…

— Тут-то мы его сразу…

— Да, тут-то мы его сразу и…

— Ворон, — напоминает Бая чуть холоднее: ей не нравятся эти мечтательные рассуждения о том, что же сделают Горан с Зораном с этим предполагаемым человеком. — Из Сухолесья. Буду признательна, если смогу оказаться у него как можно скорее. Меня ждёт моё племя.

— О, племя, — понимающе кивает Зоран.

— Да, племя, это мы слышали, — говорит и Горан.

— Ты теперь у нас…

— Ну, не у нас, а у них…

— Ну, в общем…

Путь оказывается коротким — Баю, собственно, можно было и не сопровождать, а просто кивнуть на одну из дальних палаток и сказать: тебе — туда.

Горан с Зораном сочувствуют ей по поводу гибели Лесьяры и Радея, Горан с Зораном заявляют, что уж Бая-то — точно великая глава племени, в этом они не сомневаются, Горан с Зораном всячески пытаются выведать у неё хоть какие-то подробности — но Бая не даёт им ничего, кроме вежливых улыбок. Место вокруг дышит странностью и какой-то… загнанностью. Бая не видит снаружи ни одного волка, хотя день только начинает клониться к концу — однако никто не выходит ей навстречу, не просовывает своё любопытное лицо в прорезь грубо сшитой ткани, не провожает её пытливым взглядом; впрочем, какую-то возню Бая всё же слышит. Несколько раз улавливает даже шёпот, шорох приоткрываемых лоскутов — но они тут же сдвигаются обратно, не успевает она и покоситься в сторону звука.

'Ловушка, — немедленно сказал бы ей Сивер. — Бая, это ловушка! Он привёл тебя сюда, заманил, обманул, он же знал, он сразу понял, что никто не откликнется на его глупые призывы — кроме тебя. Да, да, кроме тебя. Ты пришла сюда, а теперь…

…никогда…

…отсюда не выберешься…'

Бае снова становится смешно.

Нет, это совсем не похоже на Врана — предполагать, что никто не явится на его зов. Как можно, когда зовёт такой волк? Вран, должно быть, ожидал, что придут все и сразу — может, даже племена, которые забыла указать в письмах не слишком-то хорошо разбирающаяся в истории Зима.

— Ну, так-то… — начинает Зоран.

— … вот, — заканчивает за него Горан.

— Так-то пришли.

— Так-то вот его опочивальня.