Почему-то не убеждают слова врановы дедка. Выносятся они в лес, поляну земляничную минуя, и замедляется скорость у дедка немного — видимо, не так уж быстр он без кустов своих волшебных. Почти Вран за подол рванья его хватает серого, да вместо ткани корзинка очередная в руках его оказывается — маленькая, детская, видать. Сколько же корзинок у деревенских нечисть эта шустрая украла? Сколько лет он набор этот копил?

Семенит дедок вперёд уверенно, то и дело про «воришку» своего излюбленного покрикивая да про «разбойника». Ну спасибо, что хоть про «полудушника» забыл.

— Не давался в руки человека и полудушнику не дамся! — как мысли его читая, рявкает дедок голосом тоненьким, то за одно, то за другое дерево забегая. — Уходи, уходи, нечисть вороватая, уходи, уходи, воришка нечистый! Век за мной бегать будешь — век не поймаешь, не поешь ты моих ягодок, а вот корзинками людскими я тебя вдоволь накормлю!

И бросается Вран к одному дереву — а дедок уже за вторым прячется. И подскакивает Вран ко второму — а дедок уже из-за третьего ему проклятия выкрикивает. И, действительно, продолжает беспрестанно корзины свои то под ноги Врану, то в лицо ему изрыгать.

Последняя корзинка на славу в живот вранов влетает, едва на землю Врана не свалив. Не корзинка это даже — короб настоящий заплечный, искусно из бересты сплетённый. Вран даже историю эту помнит — о том, как отправились девки с коробом этим ранним утром в лес по ягоды, а потом еле живые в ночи к ведунье приползли, за головы раскалывающиеся держась. Пытались девки старейшинам о болибошке рассказать, да не поверили те им — потому что точно так же на день целый и Войко с дружком своим из деревни исчезли.

И приходит Врану в голову мысль одна, когда он короб этот готов уж привычно в сторону отбросить.

Откидывает он крышку с короба быстро, внутрь заглядывает.

— Ого! — говорит он удивлённо. — Ого, сколько ягод здесь! Какой хороший подарок ты мне сделал, дедуля! Всю земляницу мне туда сложил? Вот уж спасибо большое, наемся я на славу!

Замирает дедок за одним из деревьев.

— Чего это ты придумываешь, воришка? — спрашивает он настороженно. — Ни в жизнь бы я тебя ни одной ягодой не угостил!

— Ну, выходит, что угостил, — пожимает Вран плечами. — До верху тут земляницы, не один день мне её… Ага! Попался!

— Нет! — взвывает дедок из-под короба приглушённо. — Попался дурак старый, на уловку попался, против воли своей попался — хозяин, помоги!!!

Подвело дедка любопытство его наивное — слишком близко он к коробу подошёл, внутрь доверчиво заглядывая, — а Вран на него этот короб и надел да сверху сел.

— Пусти, пусти, нечистый! — колотит дедок по коробу под Враном отчаянно. — Спаси, спаси, хозяин!

И тревожат Врана призывы эти хозяина постоянные, и оглядывается Вран на всякий случай по сторонам — но нет, ничего особенного в лесу не происходит. Только Бая с остальными к Врану подбегают, но не в красном никто из них. Да и лес не умолкает, не темнеет, и великан в дали мрачной не маячит — не суждено ему сегодня, видимо, ногами своими огромными до Врана дотянуться.

— Ого, — восхищённо Веш говорит, первый к Врану приблизившийся. — Ого! А всегда так весело при чудесах первых? А у меня так тоже будет?

— Дай хозяин, чтобы не было, — цедит Сивер, за Вешем бежавший. На Врана смотрит — и дивная смесь в глазах сиверских изумления и недовольства. — Сколько же ты из деревни своей налямзил, чтобы болибошка от тебя бегал, а не за тобой? В первый раз я вижу, чтобы…

— Всё в первый раз бывает, Сивер, — бесстрастно Вран отвечает, вздрагивая: совсем уж яростно дедок в дно берестяное ударяет, на котором он сидит. — Так и… что дальше? Что-то не думаю я, что слушать увещевания мои он станет. Может, отпустим его с миром?

А, может, так и следовало с самого начала сделать?

Зачем Вран вообще за ним погнался… Ладно, не погнаться он не мог, иначе совсем уж это подозрительно бы выглядело — но зачем под короб нечистку эту буйную засунул, почему не дал ускакать в лес спокойно, чтобы закончились все эти причитания дедковские сомнительные? Подвела Врана горячность, слишком возбудилось тело его, в обществе стариков засидевшееся, от преследования этого краткого — вот и предстоит теперь Врану пожинать плоды пыла своего.

— Да куда ж ты его отпускать собрался? — фыркает Сивер. — Людей обратно шугать да за нелюдей нас считать? А ну свали отсюда. Дедуля, это я, Сивер с Белых болот, Сивер от Лесьяры, сын её, знахарь племени волчьего будущий! Дедуля, ты на него внимания не обращай — пришлый он, дурной, не умеет ещё уважительно к жителям лесным относиться — я-то тебя не обижу, я-то в жизни ничего ни у кого без спроса не брал, даже перед сбором трав всегда у хозяина спрашиваю, можно ли!

Сталкивает Сивер Врана с короба грубо, на колени опускается, короб поднимает. Появляется на свет белый дедок растрёпанный, всклокоченный, Врана видит — и ещё худее на глазах его лицо сморщенное становится.

— Не буду… — начинает он сипло и испуганно.

— Да конечно, не будешь, дедуля, — миролюбиво Сивер отвечает, Врана в сторону вслепую отталкивая. — Я бы тоже с ним дел общих не имел, а приходится — свой же он теперь, заботиться о нём должно, уму-разуму учить… Дедуля, ты лучше скажи — не устал ли ты, не запыхался ли, пока по лесу так бегал? Веш, а ну-ка поди сюда! Понравился тебе Веш хоть, дедуля? Тоже не у нас родился — а смотри, каким ладным вырос! А, между прочим, из людского рода он… Да уйди ты отсюда, Вран, хреновый ты пример! Так вот, Веш наш — тоже из рода людского, а сколько добра он уже сделал…

Отходит Вран поспешно от Сивера с дедком подальше: заболтать его Сивер решил, чтобы успокоить — что ж, и хорошо, главное, чтобы дедок сам не начал речи толкать. Недоверчиво по-прежнему дедок на Врана таращится, глаз с него не сводит, но наутёк больше не пускается.

— И что это было? — наперёд Вран у Баи спрашивает, к ней подойдя.

Словно самого его всё это крайне удивило. Словно и сам он не ожидал развития событий такого стремительного.

— Не знаю, — Бая отвечает, за Сивером с Вешем наблюдая. — Может… и впрямь он знает откуда-то, что людей ты обворовывал?

— Так и сам он их обкрадывал, — хмыкает Самбор. — Они в свою корзину ягоды положат — а он у них и ягоды, и корзину сопрёт.

— Не сопрёт, а заберёт то, что лесу принадлежит, — поправляет его Бая.

— Так и я тогда тоже то забирал, что мне принадлежало, — замечает Вран. — В… каком-то смысле.

Прожигает его дедок взглядом враждебным, но ничего не говорит: Сивер как раз ловко к происхождению Веша то приплетает, что, вообще-то, и другие такие же дети славные в деревне могут жить, и не все из них знают просто, что у леса нужно разрешения спросить, прежде чем взять в нём что-то.

— Как это не все? — ворчливо дедок Сиверу возражает. — Половина спрашивает, половина не спрашивает, а все из-за одного и того же забора выходят! Нет уж, по правде я всё делаю, по справедливости: тем, кто хозяину поклонился да всех детей его поприветствовал, я подсоблю только, а вот тем невежам ленивым, которые как к себе домой в дом чужой приходють…

— Что ж, — говорит Вран, на Баю глядя, — выходит, без чудес сегодня?

Пожимает Бая плечами, продолжая странным взглядом на дедка смотреть — недовольным как будто, неприязненным даже. Бая… неужели возмущается сейчас про себя, что слишком предвзято дедок относится к жизни врановой прежней? Неужели и впрямь думает, что ополчился он против Врана только из-за хлеба с закваской, из погребов деревенских в час голодный утащенных?

Теплеет у Врана в груди — и тут же прижигает её в месте привычном, чуть сердца правее. Напоминает ему уголёк: Бая-то не знает, а ты-то всё знаешь. Порадуйся, порадуйся, Вран из Сухолесья — никогда тебе по-настоящему Враном с Белых болот не стать. Не позволит лес тебе, хоть десяток душ чужих укради — всё лес чувствует, всё дети хозяйские понимают.

— А, знаешь, — бодро Вран Бае говорит. — И лес с ним, с дедом этим. Не впечатляет это как-то — первое чудо своё благодаря болибошке какой-то получить. И на большее я способен, видимо, хозяин ваш… наш считает. Главное — чтобы почаще в лес я выходил, и найду я обязательно что-нибудь меня достойное.