Да и не только Полина, ее сестра тоже была в зоне риска, хотя предъявить ей в последнее время было нечего. Серый неожиданно решился и поставил ее, нет, не во главе алхимической лаборатории, а во главе сети по торговле зельями. Сеть состояла из двух магазинов, но Серый утверждал, что это только начало и вскоре она расползется по всему городу.

Ефремов наконец ушел из кабинета, а я спросил:

— Ваше Императорское Величество, вы ведь наверняка уже решили, кем замените Полину Ермолину?

— Хочешь за нее попросить?

— Разве что чтобы она осталась числящейся в «Крыльях» и могла сдать у них экзамены. В ее случае домашнее обучение предпочтительней. Ни секретов клана не выдаст, ни чужих маяков не пронесет.

— Логично, — согласился император.

— Но вы так и не ответили, кем ее замените.

— Мы с Дмитрием Максимовичем пока окончательно не определились, — ответил он. — Слишком много факторов надо было учитывать. Теперь вон твое иномирное происхождение добавилось. — Он вздохнул. — Лучше бы ты действительно был учеником волхва, куда проще было бы. А теперь внезапно выяснилось, что у нас здесь иномирный маньяк, а волхвов нет вовсе.

— Почему нет? Со мной пытался связаться человек утверждавший, что он волхв Варсонофий. В смысле настоящий волхв Варсонофий из настоящего волховского сообщества. Обещал всестороннюю помощь и пропал.

— То есть волхвы все-таки существуют?

— Я бы сказал так. Существует по меньшей мере один человек, представляющийся волхвом.

— Ярослав, ты меня очень обяжешь, если передашь ему мою просьбу встретиться. Или хотя бы поговорить.

Он поднял телефон, намекая, каким образом могут произойти переговоры, а затем вставил флешку с соколовским досье и принялся изучать информацию.

— Когда Соколов погиб, он возвращался с приема у Мальцевых. Очень крупного приема, посвященного дню рождения Игната Мефодьевича.

— В идеале бы записи с него посмотреть, — намекнул я. — Ритуал не одноминутный. Нужно не просто вселиться, а еще считать память.

— Можно запустить фантом, — напомнил император. — Так что на записи я бы не рассчитывал, разве что на список приглашенных. Но записи, разумеется, будут просмотрены.

— И досье на каждого. Не изменилось ли поведение у кого из гостей или самого Мальцева. Хотя сам Мальцев вряд ли.

— Почему ты так думаешь?

— Больше потому, что он очень старый, то есть может просто умереть в любой момент, тогда переселение произойдет неконтролируемое, — пояснил я. — Но и на общение с ним я тоже опираюсь.

— Как раз от Мальцевых была прислана книга Вишневским, — напомнил император.

— Сам он отрицает, что что-то отправлял, и я склонен ему верить, — почти не задумываясь, ответил я. — И не потому, что Игнат Мефодьевич кажется мне кристально честным человеком, а потому что он не стал бы врать там, где очень легко проверить. Ведь очень легко проверить, кому Вишневские перевели деньги, не так ли, Ваше Императорское Величество? — спросил я, будучи уверенным, что они это уже сделали.

Судя по всему, император решил меня считать лицом полезным и условно хорошим, пока я не докажу обратного, но вопрос ученичества больше не поднимал. Расспрашивал больше о Накрехе. А что я мог ему рассказать, кроме уже сказанного? Да ничего. До обеда все разговоры мы закончили, и меня отвезли обратно в «Крылья», где на проходной сообщили, что меня срочно хочет видеть директор. Пришлось идти сразу туда, очень уж охрана настаивала. Видно, Андрееву позвонил Ефремов или кто-то от него, потому что сразу зашла речь об удалении Полины из школы.

— Антон Глебович, мне обещали, что она продолжит у вас числиться и сможет сдать экзамен.

— А не логичней будет оформить перевод?

— Перевод мы всегда успеем оформить, а пока давайте так. Я даже не потребую от вас возврата ни всех денег, ни части.

— А на каком, собственно, основании вы можете потребовать возврат? — возмутился он.

— На основании того, что в вашей школе чуть не погибла девушка из моего клана. Причем не погибла исключительно потому, что ей была оказана помощь Тимофеем Давыдовым

— Она пострадала по вашей же халатности. Я требую, чтобы у наших преподавателей была возможность попасть в ваш блок и контролировать то, что вы делаете.

— Она чуть не погибла по вашей халатности. По причине того, что в вашу школу может пройти любой желающий и пронести что угодно. Больше я вам ничего не скажу — это государственная тайна. Но вы можете позвонить Ефремову и выяснить у него.

— Наша школа — самое безопасное учебное заведение в стране, — пафосно сказал он.

— Безопасность в вашей школе сильно преувеличена, — отрезал я. — Не хотите судебных разбирательств с выплатой нашему клану и громким скандалом, значит, мы с вами договоримся. Хотите — наш клан получит много денег и сменит школу. И о причине этого будет сообщено очень громко, поэтому сменим школу не только мы.

Мы буравили друг друга глазами, и Андреев очень хотел меня продавить. Но после того, как я все утро тренировался с императором, у директора школы не было ни единого шанса в нашем противостоянии. Вскоре он это понял сам, но, не желая терять лицо, сказал:

— Я переговорю с Дмитрием Максимовичем и выясню, насколько справедливы ваши притязания. Но место в блоке должно освободиться сегодня. Это требование императора.

— Я не могу сказать вам прямо сейчас, когда Ермолину можно будет перевозить.

— Ее можно перевести в лазарет школы, — предложил Андреев. — Она будет под присмотром настоящих специалистов.

— Я им доверяю меньше, чем своим. Но как вариант можно рассмотреть. Жизнь Ермолиной в настоящее время вне опасности. В блоке же нужно будет полностью заменить кровать Ермолиной.

Директор вздохнул и предложил:

— А давайте мы вам поменяем блок? Скажем, с тремя спальнями? У вас будет личная, как у главы клана.

Я прикинул, сколько придется тратить время на проверку и установку новой защиты и снятия всего со старого блока, и решил, что обойдусь без личной комнаты. Потом вспомнил, как сейчас выглядит комната девочек, и задумался. Потом набрал Ефремова.

— Что еще случилось, Елисеев? — настороженно спросил он.

— Мне директор школы предлагает переехать в другой блок.

— Ну и? Ты не можешь такую простую вещь решить самостоятельно? Я тут при чем, Елисеев?

— При том, что в комнате девочек нужно делать ремонт. И у меня возник вопрос, насколько Андреев в курсе ситуации? Точнее, насколько его можно вводить в курс, поскольку он ничего не знает.

Ефремов задумчиво засопел.

— Нужно донести до него, что было покушение на великую княжну, а то так и будет наглеть. Вот что, Елисеев, дай ему трубку. Все равно он тебе не поверит.

— Антон Глебович, с вами хочет поговорить Дмитрий Максимович.

Я протянул телефон директору и даже не стал подслушивать, потому что смысл напрягаться, если там не скажут ничего из того, чего бы я не знал? Зато на лицо директора я полюбовался. Столько эмоций не каждый день увидишь. Вернул он мне телефон совершенно разбитым.

— Все, Елисеев, решил я твою проблему, — гордо сказал Ефремов. — Кстати, и с пятой в вашу группу тоже определились. Разрешение на перевод из школы в школу получено. Хочешь личный совет?

— Разумеется, Дмитрий Максимович. Буду признателен.

— Присмотрись к Ангелине. Семья хорошая, магии много, обязательств у девушки нет.

После чего отключился, оставив меня переваривать его слова. Намек был однозначный и не сказать, чтобы меня обрадовавший. Только Ангелины мне для полного счастья не хватало. Переваривать пришлось недолго.

— Дмитрий Максимович мне все рассказал, — выдал потрясенный Андреев. — Ярослав, вы настоящий герой. Вы — гордость нашей школы.

Не знаю, что сказал Ефремов, но Андреев нес аналогичную восторженную пургу еще пару минут. Пришлось его прервать, пока я не уверился, что являюсь идеалом этого мира:

— Антон Глебович, вы что-то говорили о том, что выделите нашей пятерке другой блок. Я бы хотел на него посмотреть.