Кирилл развеял защиту от прослушивания и сказал:

— Мама, хоть ты не входи. Наверное, надо кого-то вызвать…

— Не кого-то, а Императорскую гвардию, — сразу решил Лазарев-старший. — Нам не нужны слухи.

— Они все равно будут. — Мария Тимофеевна прижимала руки к лицу. — Большинство наших знакомых в курсе, что Лера доставляла нам одни проблемы. Боже мой, боже мой, какой ужас…

— И тем не менее это несчастный случай, — раздраженно сказал Андрей Кириллович, которому в словах жены послышался намек на то, что он приложил руку к смерти невестки. — И в последнее время с Валерией не было проблем.

— Только потому, что ее не выпускали из дома, — заметил Кирилл. — Но она наверняка жаловалась на нас подругам по телефону.

Андрей Кириллович молча развернулся и отправился в свою спальню, где взял с прикроватной тумбочки телефон. Тянуть со звонком было нельзя.

— Дмитрий Максимович, прошу извинить за ранний звонок. Но проблема слишком серьезная и касается в том числе императорской семьи. Точнее, его племянницы, которая была найдена мертвой сегодня утром.

Буквально через полчаса особняк Лазаревых был наводнен толпой магов, которые с артефактами шастали не только по комнате, в которой так и продолжало лежать тело Валерии, но и по всему этажу. Время от времени кто-то подходил с докладом к злому и невыспавшемуся Ефремову, который коротко кивал и давал новое задание.

Наконец тело Валерии увезли, а Ефремов вместе с Лазаревыми уединился в кабинете Андрея Кирилловича, где с удовольствием отпил кофе, принесенное расторопной горничной.

— Если кто-то из вас имеет отношение к смерти Валерии Дмитриевны Лазаревой, самое время признаться, — неожиданно сказал генерал.

— Если необходимо, мы оба можем дать клятву, что не имеем отношения к смерти моей супруги, — холодно сказал Кирилл.

— А и дайте, лишней не будет, — Ефремов говорил вроде бы спокойно, но в его поведении чувствовалась некоторая напряженность, поэтому Лазаревы возмущаться недоверием не стали и оба дали магическую клятву о непричастности, после чего Кирилл сказал:

— Мой отец убежден, что это несчастный случай, но, судя по вашим словам, это не так?

— А чёрт его знает, — бросил Ефремов. — Похоже на несчастный случай, да. Но ни запнуться, ни поскользнуться Валерии было не на чем. И поза неестественная — как будто она падала, вытянувшись в струнку. А еще этакие странные эманации на магическом фоне.

— Какие?

— Остаточные. Что и кем магичилось, уже не скажешь. Может, ваш внук что-то делал перед отъездом, может, еще что. Но я склонен считать, что это имеет отношение к смерти Валерии Дмитриевны. Сколько у вас магов в доме?

— Мы и Маша, — ответил совершенно деморализованный Андрей Кириллович. — То есть Мария Тимофеевна. Еще Андрей, внук, но его ночью, как вы уже знаете, не было. Из магов были только мы трое.

— А Мария Тимофеевна?..

— Совершенно точно спала, — резко ответил Лазарев-старший. — Она при мне принимала вечером снотворное. Но если необходимо, уверен, она даст нужную клятву.

Ефремов недовольно прокашлялся.

— Я ни в коем случае не хочу никого здесь оскорбить. Но есть странности, они мне не нравятся. Возможно, я ошибаюсь и смерть самая что ни на есть естественная, но я хотел бы использовать все возможности для проверки. Думаю, не привлечь ли Елисеева, у него немного другой взгляд на магию. Он может заметить то, что мы пропустили.

Он посмотрел так, как будто ожидал возражений от собеседников. Но Андрей Кириллович немедленно согласился:

— Вы совершенно правы, Дмитрий Максимович. Я видел, на что способен в деле этот мальчик. Если есть подозрение, что к нам в дом мог пробраться незамеченный маг, то это нужно непременно проверить. Думаю, за Славой следует съездить немедленно. Я отправлюсь прямо сейчас.

Кирилл вздохнул.

— Андрея тоже следует забрать. У него могут быть предположения, зачем мать заходила в его комнату. Да и заниматься он вряд ли сможет.

— Я напишу Андрееву записку, чтобы он понимал, что это не ваша прихоть — предложил Ефремов и тут же застрочил на листе бумаги, взятом прямо со стола хозяина кабинета.

Утром на завтраке Сысоев отметил удовлетворенной улыбочкой то, что подаренная им игрушка висела на рюкзаке Полины. Если бы я своими ушами не слышал вчерашний разговор, то никогда бы не подумал, что моя подопечная к нему совершенно равнодушна, такой сияющей улыбкой она ответила Сысоеву. Он осклабился еще шире, а я поймал себя на том, что захотел начистить эту наглую харю. Но не потому, что ревновал Полину, а потому что был уверен — эта гнида пытается ее втянуть во что-то нехорошее. Теоретически я его мог вызвать прямо сейчас на дуэль — правила школы это допускали, но тогда и Светлана, и Полина уверятся, что я испытываю чувства, которых нет. Поэтому я просто проигнорировал их переглядывания, делая вид, что я полностью поглощен едой.

Притворяться пришлось недолго, потому что ко мне подошел наш куратор и сказал, что меня срочно вызывает директор. Я удивился, потому что хоть и просидел над записями до середины ночи, но это никак не должно было дойти до администрации: за нашей комнатой не наблюдали, а невыспавшимся я и не чувствовал себя, и не выглядел. И уж тем более не жалел о потраченном на исследование времени. Блок, отвечающий за слово, удалось вычленить, осталось теперь понять, за какое именно слово он отвечает. Идеи у меня были, но их проверку я отложил на сегодня, и мне совсем не улыбалось узнать, что директор школы оказался в курсе моих экспериментов.

Но, как выяснилось, причина вызова была совсем в другом. В кабинете директора сидели Лазаревы — дед и внук. И если старший выглядел почти спокойным, то на младшем лица не было. С ним мы не цапались ни вчера, ни сегодня, поэтому причиной вызова наша ссора быть тоже не могла.

— Добрый день! — нейтрально поприветствовал я сразу всех.

— А вот и Елисеев, — несколько нервно сказал Андреев. — Я вас оставлю, чтобы вы переговорили без свидетелей. Михаил Макарович, пройдемте в приемную, подождем там.

Оставить-то они нас оставили, но прослушку директор включить не забыл. Хорошую прослушку, качественную, явно мастер делал — по щелчку пальцев не заблокируешь, пришлось блок ставить и отдельную защиту от прослушивания, потому что показалось, что слова Андрея Кирилловича должны остаться между нами.

— Слава, — с тяжелым вздохом сказал старший Лазарев, — у нас в семье случилась трагедия. Погибла мама Андрея.

Андрей бросил на меня тяжелый неприязненный взгляд, но на удивление промолчал, чего не было бы, если бы в случившемся хотели обвинить меня. Я никак не мог понять, зачем меня вообще вызвали к директору, чтобы поставить в известность о смерти Лазаревой. Она мне была никто. Никаких эмоций ее смерть у меня не вызвала.

— Примите мои соболезнования, — все же ответил я.

— Дмитрий Максимович считает, что с ее смертью не все так просто, и просит, чтобы ты проверил после его команды. Мы тебе будем очень признательны, если ты согласишься.

— Вряд ли я найду что-то после профессионалов, — заметил я. — Но, разумеется, я не стану отказывать, Андрей Кириллович. Вы мне столько раз помогали, что я обязан помочь вам.

— Тогда поедем прямо сейчас, — предложил Лазарев. — Господин Андреев согласен отпустить вас с Андрюшей с занятий.

При выходе мы удостоились неприязненного директорского взгляда, причем он делился между мной и Лазаревым-старшим, поскольку Андреев никак не мог решить, кто именно заглушил его замечательный артефакт, который позволял прослушать приватный разговор, даже если он велся под пологом от прослушивания. Разумеется, если артефакт оказывался внутри этого полога.

— Я забираю их обоих, — проинформировал Лазарев директора. — Славу обещаю сегодня привезти, если у генерала Ефремова не будет на него других планов. А Андрюшу… Сами понимаете…

Директор выверенным жестом подтвердил, что понимает. Соболезнования его были столь же выверенные и фальшивые. Небось прикидывал, как отразится на успеваемости Андрея незапланированный прогул. Или как вариант — на безопасности школы мое отсутствие.