Мне было двадцать шесть лет, а я уже был членом Союза журналистов. И, конечно же, когда после Высших курсов я вернулся в Ленинградское управление, там недолго ломали голову — чего ж со мной делать-то? Перестройка же шла полным ходом… В общем, опуская подробности, в Ленинграде появилась первая в истории этой организации пресс-служба.

Этим я, безусловно, горжусь… Потом приехала целая комиссия из Москвы разбираться: «Что за фигню вы тут затеяли?», а потом на нашем примере создавался Центр общественных связей, ЦОС сокращенно. А уже после это дело распространили на все силовые структуры: МВД, прокуратуру, таможню… Так что журналистикой я заниматься не прекращал.

— Ну, да. Но в отличие от товарища Михайлова, который руководил главным московским ЦОСом, генералом ты не стал.

— Не стал. У меня вообще быстрая такая служба получилась. Я представлял из себя уникальный эпизод в истории организации. Уникальный и уже никем не повторимый.

— Почему?

— Да потому что я был единственным, кажется, за всю историю существования этой организации офицером-беспартийным. Осенью девяностого года вызвал меня начальник нашего Управления и говорит: «Слушай, а как это так — тебе уже тридцать лет, ты из комсомольского возраста вышел, а в партию не вступил и — как мне докладывают — и не собираешься?» Ну, я и ответил: «А я и не буду вступать, потому что считаю, что органы должны быть вне политики и они должны служить государству, а не обслуживать интересы партии». Красиво так сказал, не сильно понимая, какую это вызовет реакцию…

— Лет на двадцать раньше, чем можно, ты это сказал.

— Ну, я физически не мог переступить через себя и стать членом КПСС. Физически. Это меня… Ну вот не мог, понимаешь. В общем, реакция была жесткой и молниеносной. «Я обещаю тебя не „мочить“ и никак не преследовать, а ты никогда и нигде не будешь ничего публиковать о своей работе здесь!» — сказал мне начальник Управления (некоторые вводные слова я опускаю). И мы расстались таким вот образом — я в течение сорока восьми часов, так сказать, со своим узелком строевым шагом и вышел. Но, в общем, мы оба свое обещание сдержали…

— Я так понимаю, что хронологически мы приближаемся к «Городку»?

— Не совсем. Сначала, как ты помнишь, мы с Кириллом Набутовым придумали «Адамово яблоко» — первый в СССР телевизионный глянцевый журнал для мужчин. Это самое начало девяносто первого. И тебя вместе с Ильей позвали работать туда. «Анекдоты от Адама» — классная была рубрика… Потом мы отпочковались от «Адамова яблока». и сначала с моим компаньоном Славой Макаровым создали «Студию Новоком». Расшифровывается как — «новые коммуникации». Специализировались на военных репортажах, неплохо зарабатывали, по тем-то временам…

Западные телеканалы не хотели рисковать своими репортерами и нанимали нас для съемок в горячих точках. Прошел все войны девяностых, наверное: Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах, Таджикистан, Чечня, Югославия. О господи! Однажды подсчитал: из двенадцати календарных — лет пять провел на войне точно…

— Слушай, я помню, как по программе «Вести» шел репортаж из центра Грозного, где произошел теракт. И диктор говорит, что рядом с эпицентром оказалась немецкая съемочная группа, а показали две знакомые мне до боли физиономии — твою и оператора Мити Медведева. У вас были лица, посеченные стеклом, в крови и опаленные волосы.

— Да, было дело. Нашу машину тогда подбросило метров на пять от земли… Но бывало и похуже… В общем, решили мы со Славой военные деньги конвертировать во что-то эдакое, симпатичное и цивильное. И смешное. Так и родился «Городок».

— Это же ты название придумал! Почему именно — ГОРОДОК?

— Будешь смеяться — я просто Фолкнером в то время увлекался. Любимый роман был «Городок». Вот и все!

— Смотри, ты в это время Фолкнера читал, а я в это же время, Саня, репетировал в спектакле польского режиссера Эрвина Аксера «Наш городок»! Инсценировка этого же романа!

— Я недавно перечитал… чего-то мне — не очень.

— Да, тягучая такая литература.

— Но название-то запало!

— Кстати. Илюша тогда усиленно лоббировал другое название — «Кергуду».

— Ну, он же пацан был практичный такой, у него был железный аргумент: «„Городок“ — нешлягерное название!»

— Да я тоже понимал, что нешлягерное, но я знал, что название может стать шлягерным, если пропитаем программу какой-то концептуальной идеей.

— Саня. А у нас была «концептуальная идея»?!

— Конечно.

— Какая же? Хоть спустя двадцать четыре года узнаю.

— Под словом «Городок» я имел в виду, конечно же, Санкт-Петербург. И здесь был своего рода стеб такой внутренний, что мы нивелируем величие мегаполиса и сводим его до масштабов какого-то городка. Потому что жизнь частного человека даже в большом городе — это всегда, ну, как бы «городок».

— Красиво сказал! А у нас с Илюхой идея была попроще: собрать все наши маленькие актерские умения во что-то большее, чем пятиминутная рубрика на питерском ТВ, и выйти на федеральный эфир. Что ты нам и обещал.

— Не передергивай. Я обещал п о п р о б о в а т ь. И переход с Пятого канала из раскрученного «Адамова яблока» в независимый продакшн, с какой-то невнятной перспективой этого федерального эфира — это для вас был серьезный стресс! Я-то это помню отлично! Но зато мы были независимы и никому не подотчетны. Время было такое!.. А Кира Набутов очень ревностно относился к любым вашим контактам.

Особенно — после нашего ухода из «Адамова яблока» — контактам со мной и Славой Макаровым. Потому что мы уже представляли этаких волков независимого телевидения, а он все-таки был подписан на государственный канал. А ты помнишь все эти наши встречи конспиративные у помойки?

— Так… смутно.

— Напротив Пятого канала был бизнес-центр один маленький. И мы договорились, чтобы вы туда не заходили, чтобы никто вас не узнал и никто пальцем не тыкал.

А так, — ну прошли и прошли мимо. Все это было абсолютно конспиративно. А рядом с помойкой за бизнес-центром можно было спокойно стоять и обсуждать какие-то вещи.

Вы туда приходили по-одному: сначала Илья, потом подтягивался ты — важно было зайти туда как будто прогулочным шагом, чтобы ни у кого не вызывать сомнений, там на какое-то время зафиксироваться и так же прогулочным шагом оттуда уйти, типа случайно шли мимо. Таких конспиративных встреч было две или три. Они-то все и решили.

— Ну, вот тебе и пригодились навыки, полученные на Высших курсах КГБ.

— Ха-ха-ха. Не смешно! Знаешь, я так тебе скажу: вот эти встречи на помойке — это такое, что ли, олицетворение системы бизнес-переговоров в то время. Надо ж было как-то, да к тому же конспиративно, договориться… Ну, в общем, это и было организационное начало «Городка».

— А потом была премьера на канале РТР. И первый кадр — с грамматической ошибкой! Помнишь?

— Не-а.

— Ну, хоть что-то ты не помнишь! У нас была заставка:

«Международное телевизионное агентство „Студия Новоком“ представляет». И в слове «агентство» не было буквы Т — АГЕНСТВО! Так и лежит эта передача в архиве канала по сей день с ошибкой… Ну а потом мы годик поработали вместе и ушли от тебя в другой продакшн.

— И правильно сделали. Я на самом деле не из шоу-бизнеса. Репортер, документалист. Работать с вами было счастье, но у каждого — своя дорога…

— Саня! Спасибо тебе огромное! Видишь: для того чтобы ПОМНИТЬ — нужно ВСПОМИНАТЬ!

— Вот мы с тобой и вспомнили…

— Спасибо тебе, что ты был и есть вот такой, какой ты был и есть!

— Без сантиментов! Так… все… Побежал детей забирать из театра. Не пропадай!

— Целую! Созвонимся?

— Ага — когда будешь писать следующую книжку…

В первых выпусках «Городка» Саша Жуков продолжал заниматься своей любимой журналистикой. Только уже не на войне, а в юмористической передаче. Он придумывал сюжеты и снимался в рубрике «Программа 200» (пародии на программу «Вести»). Это были квазирепортажи, полная мистификация, откровенное дуракаваляние. Но время было такое, что люди думали: «Черт их знает, а может, это правда?» Может, это правда, что в Мавзолее Лениным работает артист, которому перед тем, как он заступает на смену и ложится в саркофаг, делают укол снотворного? Вот же он в кадре дает интервью, плачет, что его уволили, после того как он нечаянно пукнул во сне во время визита корейской делегации! Может, это правда, что богатым иностранным любителям острых ощущений сдают камеры во внутренней тюрьме КГБ? И чтобы они почувствовали на своей шкуре, каково это, избивают там их по полной программе за их же деньги? И отбоя нет от желающих! Время было такое. Продавалось, все, что можно было продать! Так что — почему бы и нет?