Мы с Ильей улетели на концерт в Минск и вернулись в день съемок. Прямо из аэропорта приехали в офис. Иду по коридору, и вдруг раздается душераздирающий крик: «Ма-ма!»
Мне навстречу выбегает наша костюмерша Оля. Ее лицо говорит о том, что случилось что-то ужасное и непоправимое.
Она показывает на дверь «Городка» и со стоном много раз повторяет одно слово:
— Там! Та-а-м! Та-а-а-а-ам!!!
Я пытаюсь ее успокоить (на самом деле просто не хочу входить в дверь, тяну время): «Что? Что ТАМ?!» — а она все твердит: «Там! Там! Там!!!»
Я понял, что речь может идти только о трупе! Нас не было три дня. Я на всякий случай принюхался. Нет. Пахнет вроде только живыми. Вхожу в нашу комнату… все-таки труп!
Лежит Андрюша с синюшным лицом в неестественной позе на полу, с баллоном акриловой краски в руке. Подтянулся народ. Стали прощупывать пальцами реквизитору шею, подносить зеркальце ко рту (делают, кто что запомнил из кино).
Илюха спокойно сказал:
— М-да… Хреновый из вас МЧС… Не трогайте вы его!
Потом по судам затаскают!
Приехала «Скорая помощь». Врач пощупал Андрюшин пульс, потом поднес к его носу пузырек с нашатырным спиртом. Реквизитор слегка дернулся, у него изо рта выдулся большой прозрачный пузырь и лопнул.
— Жить будет, — сказал врач.
— Но работать — вряд ли! — сказала Валя, наш директор.
— Вчера много выпили? — спросил врач Андрюшу.
Тот хотел ему что-то промычать, но у него изо рта опять появился и лопнул пузырь. Потом он показал на аэрозоль с краской, сказал: «Пш-ш-ш. П-ш-ш!» — и развел руками.
— Что с ним? — поинтересовался я у врача.
— Скорее всего — алкогольная эпилепсия, — ответил он.
Андрюшу выводили, держа под руки. Он еле стоял на ногах. Уже в дверях он вдруг обернулся и долго и грустно осматривал людей и предметы, как будто искал что-то очень важное. Он встретился со мной глазами, протянул слабую руку в сторону шкафа и очень тихо и трагично, как бы прощаясь со мной навсегда, сказал:
— Юрий Ни-ко-ла-е-вич, посох — там!
Это прозвучало как завещание реквизитора.
Через месяц он позвонил директору «Городка» и пытался объяснить, что просто у него аллергия на акрил, но было уже поздно. На его место взяли реквизитора Валеру.
У Валеры, к сожалению, не было аллергии ни на акрил, ни на алкоголь, ни на чифирь, ни на ацетон, ни на клей «Момент», ни на антидепрессанты… ни на что!
Валера был человеком с уникальными природными актерскими способностями! Он был предрасположен к нашей профессии невероятно. Мы с Ильей на полном серьезе даже подумывали о том, чтобы сделать его нашим постоянным партнером! И реквизитором Валера был замечательным!
Он частным образом наладил связи со своими коллегами на «Ленфильме» и приносил в «Городок» удивительные вещи из реквизиторского цеха: от знаменитых подлинных наручных часов красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни» до действующего телетайпа времен Гражданской войны, который мог печатать текст на ленте прямо в кадре!
Однажды Валерик сильно опоздал на съемку. Мы ждали его часа полтора. Он вошел в офис бледный, с трясущимися руками, сел на табурет и, покачиваясь из стороны в сторону, глядя куда-то в потолок, не обращаясь ни к кому конкретно, начал свой рассказ:
— …я очнулся уже привязанный к стулу. Оно сидело напротив меня с острым мачете в руках и спросило: «Где чемодан? Отдай то, что не твое!» Я сказал, что не понимаю, о чем речь. Тогда Оно обмотало меня елочной гирляндой с разноцветными лампочками и оголенными в нескольких местах проводами и включило в розетку. Меня начало колбасить…
Ассистент Мишаня Григорьев принюхался к Валере и, глядя на меня, пощелкал себя пальцем по шее и отрицательно покачал головой. Значит, трезвый. Второй оператор Рома (технически самый продвинутый в группе) шепнул мне на ухо:
— Босс! Он гонит! В гирлянде ток идет через трансформатор. Всего двенадцать вольт. Его не от тока колбасило!
Только не от тока.
Валера все время пытался увлажнить языком пересохший рот. Он продолжал:
— …потом Оно спросило, есть ли у меня чем раскумариться? Я сказал, что не понимаю, о чем речь. Тогда Оно нашло аптечку, все выжрало и вышло прямо через форточку… ну, и вот я здесь… У меня, собственно, все, — неожиданно буднично закончил Андрюша.
— М-да… После водяры все как-то проще заканчивается, — сказал Мишаня.
А я резюмировал:
— Хорошая у тебя аптечка, Валера!.. Поехали на съемку…
Следующих два месяца, бог миловал, с Валерой все было в порядке. А потом дирекция «Ленфильма» издала фатальный для нас приказ: всем цехам киностудии запрещалось самостоятельно сдавать в аренду костюмы и реквизит! Только по официально оформленным договорам и за подписью гендиректора. Цены были объявлены нереальные. Охране было приказано запретить въезд на «Ленфильм» любому нештатному транспорту. Все, нам крышка! И Валере — первому! Где он теперь будет доставать все для съемок?!
— Пойду я все-таки на «Ленфильм», надо же наводить какие-то мосты. Надо чего-то делать! — сказал Валера. — Только по дороге в аптеку заскочу, а то голова раскалывается…
— О-о-о! — почувствовав неладное, сказал Мишаня. — Может, по-простому накатишь, без аптеки?
— Ну ладно, ну что вы, ребята, в самом деле… — отмахнулся Валера.
Через час зазвонил мобильный у нашей директрисы.
В трубке кричал незнакомый, задыхающийся женский голос:
— Але! Вам звонят из приемной «Ленфильма»! Здесь какой-то больной представился вашим сотрудником, а потом потребовал подписать бумагу на девяностопроцентную скидку на реквизит!
— И что? Вы успокойтесь! Почему сразу «больной»?
— Потому что после того, как ему отказали, он сказал, что вернется через минуту и всех зарубит! Обещал начать с генерального! Ой, господи! — В трубке раздался грохот и чьи-то крики.
— Так вы позовите кого-нибудь! Але!
— Кого мы позовем? На всю студию три пожилых охранника и нас здесь две бабы и директор! Ой, мамочка, он дверь ломает!!!
— Топором?!
— Он сказал, что у него в машине мачете! Ну сделайте что-нибудь! Люди, помогите!!!
Было слышно, как кто-то (наверно, Валера) орал:
— Я вас нашинкую, как капусту, твари!..
Когда на административный этаж киностудии ворвался ОМОН, первым им на глаза попался интеллигентный юноша, с журналом «Искусство кино», мирно сидящий в кресле. Его спросили, где кабинет генерального, он показал. Потом раздались крики: «Все мордой в пол! Работает ОМОН!» И пока в кабинете директора укладывали секретаршу, бухгалтершу и самого генерального, Валера благополучно смылся с «Ленфильма» и из нашей жизни… Наладить отношения с киностудией нам удалось только через год, при новом руководстве.
Четвертым и последним реквизитором в «Городке» стал Алеша по кличке «сыночка». Его так прозвали ревнивые сотрудники, намекая на то, что он стал моим любимчиком.
Я действительно иногда обращался к нему как к «сыночке».
Леха — абсолютно уникальный человек. Он обладал степенью кандидата искусствоведения, при этом великолепно рисовал, и у него были просто золотые руки! Застенчивый, деликатный, интеллигентнейший питерский мальчик поначалу с трудом адаптировался в нашей брутальной съемочной группе. Он сильно картавил. Иногда пригубит что-то из своей маленькой антикварной фляжки и в сердцах тихо пожалуется:
— Югий Николаич! Я специалист по эпохе Возгождения! Мне тгудно общаться с пгедставителями Сгедневековья!..
— Терпи, сыночка! А я в титрах напишу, что ты не реквизитор, а художник-постановщик!
Леха мог прямо в нашем дворе-колодце построить настоящий чум, в котором живут чукчи, переделать прогулочную лодку на веслах в пиратский одномачтовый бот и организовать в ботаническом саду стоянку первобытного человека или построить хижину Робинзона Крузо!
У Лехи была страсть к подлинным артефактам разных эпох и особенно — к историческому оружию. Однажды мы снимали сюжет про Робин Гуда, в котором своеобразно трактовали подвиги разбойника из Шервудского леса. Леха притащил два лука со стрелами и арбалет с приспособлением для натягивания тетивы. Он сиял от счастья:
