— Не переживай, мой мальчик, — вместо приветствия сказала она, войдя в башню, и это было довольно неожиданно.
— Я не переживаю, — ответил я. — С чего мне переживать?
— По твоему лицу этого не скажешь. Оно выглядит слишком озабоченным. Но переживать действительно не стоит, мы просто поговорим с Вилли. Он хочет лично выразить тебе благодарность
— Меня заботит другое — не могу выбросить из головы мысли о предателе, — поспешил я объяснить, отчего у меня такое лицо.
— А почему это тебя заботит? — удивилась бабушка. — Это Романова забота. И переживать там нечего — он всё подчистит, тут уж не сомневайся.
— Просто мало кто знал о моей поездке в Стамбул — лишь Иван Иванович и несколько его ближайших помощников. Они всё готовили, организовывали.
— И ты теперь боишься, что предатель — Милютин?
— Этого я даже представить не могу. Но на душе всё равно как-то неспокойно.
— Успокой свою душу, — улыбнувшись, сказала бабушка. — Предатель не Милютин.
— Вы так уверенно говорите, словно знаете, кто предатель.
— Конечно, знаю. Не один ты любопытный.
— Я не любопытный, — возразил я.
Бабушка на это лишь рассмеялась.
— Удовлетворю твоё «нелюбопытство», — сказала она. — Информацию фон Лангерману поставлял заместитель начальника стамбульской резидентуры — некий Архипов. Собственно, это и объясняет, почему барон не знал, что едешь именно ты, и не узнал тебя при встрече. Предатель не владел такой информацией, он лишь знал, что едет агент, чтобы забрать из музея нечто очень ценное.
— Это мне очень повезло, — заметил я. — Знай барон про меня, решил бы отомстить за Восточный.
— Знай он про тебя, подготовился бы получше и не доверил неодарённой любовнице директора музея такое важное дело — нейтрализовать тебя.
Я выдохнул и почувствовал, как у меня чуть ли не в прямом смысле этого слова гора с плеч упала. И поспешил поделиться радостью с бабушкой:
— Это просто замечательно, что Вильгельм Вам об этом рассказал. Мне стало намного легче.
— Вилли мне ничего не рассказывал. Я посмотрела запись.
— Но она…
— Знаю, — перебила меня бабушка. — Она была предназначена Романову. Но, во-первых, я, как и любая женщина — любопытна, и это качество помогло мне дожить до моих лет; а во-вторых, я спросила у Вилли разрешения. Всё же хозяин записи — Вилли, а не Романов. И мой друг не имел ничего против того, что я посмотрю кусочек видео с допросом предателя Империи, прежде чем передам запись Романову.
Бабушка улыбнулась и активировала портал в резиденцию императора Священной Римской империи.
За обедом император Вильгельм Пятый и княгиня Белозерская вели непринуждённую дружескую беседу, а я почти всё время молчал. Лишь в самом начале нашего визита, мне удалось немного пообщаться с императором — он поблагодарил меня за помощь в выявлении предателя, а я вежливо ответил, что мне было приятно помочь другу бабушки. На том наше общение и закончилось.
И вот обед подошёл к концу: я доедал невероятно вкусный яблочный штрудель, а бабушка с императором просто пили чай и вспоминали своего друга Нори, сожалея, что уже много лет от того нет никаких вестей. Когда я покончил с десертом, а бабушка допила чай, Вильгельм подал прислуге знак, чтобы она покинула обеденный зал. С десяток официантов мгновенно разбежались — словно растворились в воздухе. Вильгельм Пятый умел работать с персоналом. И я ещё раз подумал, что фон Лангерман был смелым мужиком, раз рискнул пойти на предательство при таком суровом императоре.
— Ещё раз хочу поблагодарить тебя, храбрый молодой человек за ту неоценимую помощь, что ты оказал мне и моей империи, — с изрядной долей пафоса произнёс Вильгельм, когда мы остались втроём.
— Для меня это большая честь, Ваше Величество! — ответил я.
— Думаю, лишним будет говорить, что это всё должно остаться между нами. К сожалению, в интересах империи мне пришлось сохранить предателю титул и доброе имя.
— Я всё понимаю, Ваше Величество, и никогда никому не расскажу о том, что произошло в Стамбуле.
Вильгельм едва заметно улыбнулся, кивнул и негромко произнёс:
— Я твой должник.
Прозвучало это как-то двусмысленно, словно не предвещало ничего хорошего. Впрочем, я мог ошибаться — возможно, великому магу и императору всего лишь было непривычно произносить такую фразу. И судя по спокойному бабушкиному лицу, так оно и было.
— Мне повезло, что предатель не успел ничего натворить, — сказал Вильгельм. — Мы успели его нейтрализовать на этапе подготовки.
— Подготовки чего? — поинтересовалась бабушка.
— Дворцового переворота, — ответил император.
— Но это же безумие! — воскликнула бабушка. — Я ещё могла бы понять, если бы он помогал врагу в подготовке войны против Империи и в случае этой войны ударил в спину, но переворот… У меня даже слов нет. На что он надеялся?
— Соглашусь с тобой, Кэтхен — безумие. Но Людвиг был не очень умным. Отважным, исполнительным, до определённого момента верным, но не умным. Потому и добился таких высот — очень умные мне под боком не нужны. Они опасны. Но Людвиг оказался совсем неумным, судя по его последним действиям.
— Но как такой неумный пришёл к идее дворцового переворота? — спросила бабушка. — Полагаю, не сам?
Вильгельм тяжело вздохнул и сказал:
— Мне надо было насторожиться ещё как только Карингтона направили к нам послом. Но я думал, что Гарри тоже немного поумнее. Впрочем, после последних событий, в которых вы принимали непосредственное участие…
Император замолчал и снова вздохнул. Потом он встал из-за стола, налил сам себе в чашку чай, сделал несколько глотков и, грустно улыбнувшись, сказал:
— Знаешь, Кэтхен, мне иногда хочется взять и самому приготовить себе ужин. Ты помнишь, какие стейки я жарил?
— Такое не забывается, — ответила бабушка, улыбнувшись. — Это были лучшие стейки, что я когда-либо ела. Я до сих пор помню их вкус. И ещё помню, как ты мечтал стать поваром и открыть свой ресторан.
— Мечтал. Но вместо ресторана получил вот это всё.
— Ну ты не прибедняйся, Вилли. Император не самая плохая замена повару.
— Не спорю, — согласился Вильгельм. — Но иногда так хочется постоять на кухне и приготовить себе стейк. И съесть его прямо у гриля. Запивая каким-нибудь дешёвым вином. И желательно, в хорошей компании. Но императору нельзя заходить на кухню и тем более самому готовить. Не так поймут.
— Ну я вижу тут только один выход, — сказала бабушка. — Приходи ко мне в гости. Я для тебя освобожу всю кухню. И дешёвое вино специально куплю, и мясо подготовлю, и стейк твой потом съем. И похвалю, даже если ты его пересушишь.
Бабушка рассмеялась, Вильгельм не удержался и тоже улыбнулся. После чего сказал:
— Если это приглашение, то я его обдумаю. Но чуть позже. А пока надо решить ещё кое-какие проблемы. Собственно, чтобы о них рассказать, я вас и позвал.
Это был неожиданный переход, но я уже понял, что Вильгельм Пятый имеет такую особенность — резко переходить от важного разговора к беседе ни о чём, а потом так же резко — обратно.
— У тебя ещё какие-то проблемы возникли? — спросила бабушка.
— Нет, — ответил император. — У меня нет, а вот у вас скоро могут возникнуть.
— У нас с Романом?
— У России. А следовательно, и у вас.
— Мы внимательно тебя слушаем, Вилли, — сказала бабушка, сделав акцент на слове «мы», после чего я сделал максимально серьёзное лицо.
— В Европе скоро будет жарко, — произнёс император и сделал многозначительную паузу.
— Во всём мире скоро будет жарко, — заметила бабушка.
— Но в Европе совсем скоро. Через три недели с небольшим. Все знают о планах Хосе Второго сложить ритуальную пирамиду из миллиона черепов испанцев. Кто-то считает императора Ацтлана безумным фанатиком, кто-то просто смеётся над его мечтой, не принимая её всерьёз, но вот испанцам всегда было не до смеха. И как оказалось, волновались они не зря — неделю назад Хосе Второй передал королю Испании ультиматум. Император Ацтлана требует, чтобы Испания предоставила ему миллион своих граждан для проведения ряда ритуальных жертвоприношений. После чего Хосе Второй намерен сложить из черепов несчастных ту самую пирамиду.