— Даже так? — удивился Вильгельм.

— Да, Вилли. Не я её начал, но, похоже, я буду тем, кто её завершит. Всё подходит к логичному финалу. Большая Игра будет окончена в ближайшее время!

— Вы, англичане, очень любите красивые названия и яркие вывески, — заметил немец.

— Не без этого, — согласился Эджертон. — Но трёхсотлетнее противостояние стоит того, чтобы его красиво назвать.

— Но вы его сразу так назвали.

— Мои предки были прозорливы и понимали, что это всерьёз и надолго.

Император Вильгельм Пятый усмехнулся и спросил:

— Знаешь, Гарри, какой, на мой взгляд, самый большой минус в Большой Игре?

— И какой же?

— Она может закончиться Большим Проигрышем! И чем больше игра, тем больше может быть проигрыш.

— Ты на что-то намекаешь?

— Нет, это просто мысли вслух.

— И ты позвал меня, чтобы ими поделиться? — язвительно спросил Эджертон.

— Нет, конечно. Позвал я тебя совсем для другого. Это так, к слову пришлось. Навеяло твоим высказыванием о незавершённых делах, вот и поинтересовался.

— Надеюсь, я удовлетворил твой интерес, — холодно сказал герцог. — И теперь мне не терпится выслушать то, ради чего я прибыл.

Вильгельм Пятый перестал улыбаться, выдержал небольшую паузу и произнёс:

— Как я уже сказал тебе по телефону, у меня есть для тебя подарок, Гарри. Невероятный, потрясающий, такой, каких я никогда никому не дарил, и думаю, никогда никому больше не подарю. Подарок, который можно преподнести только настоящему другу.

— Я ещё не знаю, что это, Вилли, но уже впечатлён твоей щедростью и с нетерпением жду, когда ты всё же перейдёшь к делу.

— Нет, Гарри, всю мою щедрость ты оценишь чуть позже. А сначала позволь задать тебе один вопрос.

— Задавай.

— Скажи, мой друг, ты действительно думаешь, что я не знаю про измену фон Лангермана и про то, что он действовал по твоей указке?

Лицо Эджертона исказилось, изображая одновременно крайнее удивление и злость, рука невольно дёрнулась в сторону кармана, в котором лежал артефакт активации магического портала.

— Не стоит, Гарри, — произнёс Вильгельм. — Я не убиваю друзей у себя дома. Даже тех, кто хотел убить меня. Я позвал тебя для другого.

— Для чего? — выдавил из себя Эджертон.

— Сказать, что я тебя прощаю. Это и есть мой тебе подарок. Думаю, это лучшее, что я могу подарить на день рождения старому другу.

— Действительно, лучшее, — согласился англичанин. — Это очень щедрый подарок. И неожиданный.

На некоторое время в кабинете воцарилась тишина: ещё не пришедший в себя британский герцог переваривал свалившуюся на него информацию, а немецкий император наслаждался этим зрелищем.

— Значит, это ты ликвидировал фон Лангермана? — наконец произнёс Эджертон.

— Ну а кто же ещё? — Вильгельм усмехнулся. — Я вообще удивлён, как все легко поверили, что одного из лучших боевых магов Империи убили какие-то польские партизаны-оборванцы. Даже обидно немного за Людвига.

Герцог кивнул, соглашаясь с другом, после чего сказал:

— Мне кажется, Вилли, ты сделал мне такой подарок не просто так, и попросишь или даже потребуешь что-то взамен.

— Тебе кажется, Гарри! — воскликнул Вильгельм и эмоционально развёл руками. — Я ничего не попрошу и не потребую. Подарок потому и называется подарком, что взамен ничего не требуют. Это просто знак глубокого расположения. И всё!

Эджертон усмехнулся и покачал головой.

— Нет, Вилли, — произнёс англичанин. — Это явно не всё.

— Ну я ещё мог бы сказать, что лимит моих прощений теперь исчерпан, но ты это и без меня понимаешь. Так ведь?

— Похоже, мы наконец-то подходим к главному. К чему ты сказал про этот лимит?

— Хочу, чтобы ты знал: если ты как-либо огорчишь Кэтхен, я тебе этого не прощу.

— Могу тебя заверить, Вилли, жизни Кэтти ничего не угрожает.

— Гарри, ты меня невнимательно слушаешь. Я знаю, что её жизни ничего не угрожает. Кэтхен достаточно сильна, чтобы ты мог ей как-то навредить. Я сказал, что не прощу тебе, если ты её расстроишь.

— Что значит, расстроишь? — с нескрываемым удивлением спросил англичанин. — Я собираюсь воевать с Россией. Полагаю, Кэтти от этого может расстроиться. И что мне теперь не воевать?

— От этого расстроится Романов, — ответил Вильгельм. — И, полагаю, почти все русские. Но Кэтхен по-настоящему может расстроить лишь одно — если что-то случится с её внуком.

— Мальчишка может отдать мне меч мастера, и тогда я гарантирую, что с ним не случится ничего плохого. В противном случае извини, Вилли, я ничего тебе обещать не могу. Одно дело Кэтти, другое дело — её внук. Я даю тебе слово не трогать Кэтти, но я оставляю за собой право забрать у мальчишки меч мастера. Любой ценой и любым способом.

Император Вильгельм вздохнул, немного помолчал, а затем спросил:

— Гарри, ты помнишь, как после возвращения магии мы, первые одарённые, вместе с учителем наводили порядок в этом мире? Не забыл, через что нам пришлось пройти, что мы пережили за эти несколько лет? Помнишь, как долго после этого приходили в себя?

— Такое не забывается, — мрачно произнёс Эджертон.

— С тех пор прошло много лет, и за все эти годы я ни разу не видел, чтобы Кэтхен улыбалась. А теперь она смеётся. Нечасто, конечно, но смеётся. Она сильно изменилась с появлением в её жизни внука. Я её просто не узнаю. Роман — самое дорогое, что есть у Кэтхен. Если с парнем что-то случится, она опять замкнётся в себе. И этого я тебе не прощу, потому что лимит исчерпан, мой друг.

— Полагаю, нам стоит определить, что значит «не прощу».

— Это значит, если Кэтхен расстроится, я тебя убью, — спокойно и уверенно, глядя в глаза другу, произнёс Вильгельм Пятый.

Эджертон мгновенно побагровел от злости, изменился в лице и процедил сквозь зубы:

— Не перегибай палку, Вилли! Я испытываю чувство вины перед тобой за историю с неудавшимся заговором, поэтому проигнорирую эту угрозу. Но не забывай, я не фон Лангерман. Я сам могу тебя убить!

— Кстати, насчёт Людвига, — как ни в чём не бывало произнёс Вильгельм. — Я убил его лично. И знаешь, что самое забавное в этой ситуации?

— И что же? — с раздражением спросил Эджертон.

— Людвиг тоже был моим другом. Конечно, не таким близким, как ты, но всё же. И его я тоже однажды простил за то, за что не простил бы никого другого. И предупредил, что лимит прощений исчерпан. Но Людвиг почему-то не воспринял всерьёз моё предупреждение. Видимо, он плохо меня знал. Но ты ведь меня знаешь гораздо лучше.

— Ты снова мне угрожаешь?

— Нет, Гарри, — Вильгельм Пятый опять посмотрел прямо в глаза старому другу. — Я просто напоминаю, что лимит исчерпан!

Посвящение меня в гранды Испании было назначено на полдень по среднеевропейскому времени, поэтому бабушкино «отправимся после завтрака» было очень условным. Мы успели и потренироваться, и позавтракать, и как следует отдохнуть, прежде чем подошло время отправляться в Потсдам. И признаться, я был этому рад — ежедневные многочасовые занятия меня уже достаточно измотали, и хоть я понимал, что тренироваться нужно каждый день, но тем не менее радовался, что хоть полдня немного отдохну.

Впрочем, радовался я этому недолго. Во время завтрака позвонил Романов и радостно сообщил, что подготовил мне сюрприз — организовал занятия с мастером, который поможет мне подготовиться к тому, чтобы противостоять особой магии Хосе Второго. Александр Петрович попросил меня приехать к шести вечера в Кутузовку. Там меня должен был ждать Милютин, чтобы на месте посвятить в детали. И ещё я должен был обязательно взять с собой свой меч.

— И Тойво, — сказала бабушка, когда я поведал ей суть разговора с Романовым.

В честь столь важного события, как посвящение меня в испанские гранды, я надел свой парадный мундир, в котором в своё время принимал из рук бабушки Кусанаги-но цуруги, и в половине первого по Новгородскому времени мы с бабушкой и Тойво отправились в резиденцию Вильгельма Пятого.