Из глубины квартиры раздался Верин крик.

Первым со своего места сорвался Марк. Никто ещё ничего толком и сообразить не успел, а он уже выбежал из библиотеки. Наверно, это было не удивительно, с учётом того, какие отношения связывали Веру и Марка. Дурацкое заезженное определение про две половинки к этой парочке совершенно не подходило. Эти двое, казалось, просто вросли друг в друга, и уже непонятно было, где заканчивался один и начинался другой. И однажды, когда Кир спросил Марка, как давно он влюблён в Веру, тот просто ответил: «всю жизнь».

Вторым опомнился Степан — он тоже не стал раздумывать и бросился вслед за Марком. А вот Ника растерялась. На её узком и тонком лице отразился испуг, и она, явно, не знала, что делать — бежать вслед за мальчишками на крик подруги или остаться. Что до Кира, то он просто затормозил. Неуклюже повернулся, своротив рукой сложенные стопкой на краю стола книги, наклонился, суетливо пытаясь их собрать, а когда поднял голову, обнаружил, что она стоит рядом.

— Кир, что это? — она обратилась к нему, забыв в своей растерянности, что они в ссоре.

— Не знаю. Побежали туда? — предложил он, и она тут же кивнула.

Совершенно не задумываясь, что он делает, Кирилл схватил девушку за руку, и они выбежали за дверь.

В столовой все суетились вокруг генерала. Тот сидел за столом в кресле, чуть завалившись на один бок и, явно, был без сознания. Кир заметил неестественно запрокинутую голову Алексея Игнатьевича и правую руку, безвольно повисшую так, что сухие пальцы старика почти касались пола. Тут же, рядом с креслом, валялся дневник, та тетрадь в чёрном переплете, которую Вера пошла относить деду. Наверно, генерал уронил её, и она упала, раскрывшись на середине — жёлтые, в пятнах времени страницы странно выделялись на тёмном полу.

Кир перевёл взгляд на стол. По гладкой столешнице расползалась хрустальная лужица воды из упавшего стакана, медленно подбираясь к краю стола, рискуя пролиться тонкой струйкой прямо на валявшийся на полу дневник.

Все эти мысли — про дневник, упавший стакан, из которого генерал должно быть пил прежде, чем потерять сознание — пронеслись в голове Кира, одна за другой, и он вдруг осознал, что думает совершенно не о том, о чём надо. К тому же он только сейчас заметил, что всё ещё держит Нику за руку. Или она его. Её тонкие пальцы крепко сжимали его ладонь, ногти больно врезались в кожу, но отпускать её не хотелось.

— Вера, что случилось?

Ника сама выпустила его руку, шагнув навстречу подруге. Та не ответила и даже не обернулась. Вера стояла на коленях перед дедом, вцепившись в него и беспрестанно повторяла, словно заведённая:

— Дед, да что с тобой? Дед…

Марк, растерянно моргая, стоял тут же, не зная, что предпринять, и только один Степан, казалось, не утратил самообладания.

— Марк, помоги мне!

Но от Марка было мало толку.

— Чёрт! — Степан обернулся, ища взглядом, к кому ещё можно обратиться. — Эй, ты… Кирилл! Иди сюда.

Он махнул Кириллу рукой, подзывая.

— Давай, его надо положить на пол. Вера, отойди. Да отойди же!

Но Вера никак не желала отцепляться от деда. На помощь пришла Ника. Она присела на корточки, что-то быстро и тихо заговорила подруге, легонько поглаживая её по плечу, и Вера наконец отпустила руку генерала, которая тут же упала, гулко стукнувшись о ножку кресла.

Кир со Стёпкой осторожно уложили Ледовского на пол. Степану пришлось прикрикнуть на застывшего истуканом Марка, и тот, очнувшись, расчистил им место, убрав в сторону мешающие стулья и чуть отодвинув стол. Степан, положив пальцы на запястье генерала, пытался прощупать пульс. По его напряженному лицу Кир видел, что дело плохо.

— Что вы делаете?

На пороге показался тот мужчина, с которым пришёл генерал. Юра… кажется так его называл Ледовской… Красное лицо мужчины ещё больше покраснело, а на лбу поблёскивали крупные бисеринки пота.

— Что вы делаете? — повторил он. Его голос сердито дрогнул. — Я уже позвонил врачам, они сейчас будут, с минуты на минуту.

— У него нет пульса! — Степан поднялся, немного двинулся вперёд, преграждая мужчине дорогу. — Надо сделать непрямой массаж сердца. Я смогу. Я учусь на врача, а он… — Степан мотнул головой в сторону Кира. — Он медбрат. Вы не мешайте нам. Пожалуйста.

Голос Степана звучал твёрдо, и та сила, которая слышалась в негромко произнесённых словах, заставила взрослого, но явно потерявшего самообладание человека, отступить перед в общем-то мальчишкой, который по возрасту годился ему в сыновья.

Степан действовал и распоряжался уверенно, как будто он всю свою жизнь только и делал, что оказывал первую помощь потерявшим сознание людям или даже вот таким, как генерал, уже не дышащим и не подающим никаких признаков жизни. Кир смотрел в застывшие стеклянные глаза Ледовского — он уже видел такое однажды, когда умер Вовка Андрейченко — силился отвести взгляд от этих стеклянных бледно-голубых глаз и не мог. Кирилл понимал, что помощи от него, скорее всего, не больше, чем от Марка. Он растерялся и то бестолково суетился, то застывал, не в состоянии даже дотронуться до тела человека, чьё сердце уже не билось.

— Кирилл, надо подложить ему что-то под затылок, — Степан завертел головой, ища что-то подходящее.

Кирилл вдруг понял, что Степан хочет сделать.

— Погоди!

Он стащил с себя рубаху, не обращая внимания на то, что остался в одной майке, быстро скатал валик и осторожно подсунул его генералу под голову.

— Отлично.

Степан, положив ладонь левой руки генералу на грудь, со всей силы ударил по ней кулаком правой. И почти сразу после этого нащупал пальцами сонную артерию на шее, проверяя пульс.

— Что?

Кажется, это прошептала Ника, но Степан даже не обернулся. Он смотрел на Кира. Его лицо было совсем близко, так, что Кирилл мог различить едва заметные зелёные крапины в серой радужке глаз. Он всё понял. Тревога, мелькнувшая в серьёзных глазах Степана, уступила место сосредоточенности.

— Ты делал когда-нибудь искусственное дыхание? Рот в рот?

Кир молча помотал головой. Такому его ещё не учили.

— Это на самом деле просто. Ты будешь вдыхать в рот пострадавшему воздух. Через каждые мои пять нажатий. Запомнил? Я нажимаю на грудину пять раз, ты вдыхаешь.

И Кир опять молча кивнул.

***

— Мне кажется, мы всё делали правильно. Как надо.

Степан обхватил голову обеими руками, запустив пальцы в густые чуть вьющиеся волосы. На Кира он не глядел.

…Они делали искусственное дыхание и массаж сердца до прихода медиков. Периодически останавливаясь, чтобы проверить пульс. Хмурясь и снова продолжая. Появившаяся бригада врачей выставила их вон. Марку с Никой велели увести Веру к себе, а им сказали уйти и не мешать. Это их не обидело, во всяком случае Кира точно. Что касается Степана, то его, казалось, больше заботило то, насколько правильны и верны были их действия.

— Да всё мы делали как надо, — буркнул Кир.

Они сидели рядом с дверью генеральской квартиры, прислонившись к стене. Мимо них постоянно мелькали какие-то люди. Появился Савельев, озабоченный и злой. Пробежала заплаканная Верина мама. На них со Степаном никто не обращал никакого внимания.

— На самом деле, — Стёпка повернул к нему бледное лицо. — На самом деле я ни разу не делал массаж сердца человеку. Только на муляжах. Я думал… думал, это просто…

Он замолчал. Кир хотел сказать что-то ободряюще, но не знал что. Все слова как будто выскочили из головы.

Дверь открылась, и из квартиры вышли два человека с носилками. На носилках лежал генерал, накрытый с головой белой простынёй. Следом появился Савельев и высокий худощавый мужчина. Они о чём-то негромко переговаривались, не замечая сидевших на полу мальчишек.

— Папа? — Стёпка вскочил на ноги.

Высокий мужчина поглядел на них — сначала на Степана, потом скользнул несколько рассеянным взглядом по Киру, который тоже поднялся вслед за Стёпкой, — и молча покачал головой. И в этом жесте был тот самый ответ, который они так страшились услышать.