Но наперекор всему хранили люди любовь к прекрасному, верилось знатокам, что уцелели где-нибудь ценные породы. Вот и Серлин искал черно-пегих турманов чистой крови. Многие города страны объездил, а обнаружил в Москве. Долго упрашивал владельца, не раз и не два навещал того, чтобы поверил в серьезность намерений. Как самую большую ценность вез приобретение в Ленинград. 15 лет потратил на выведение смоленских грачей, черно-пегих да красно-пегих вертунов. Занялся изучением основ генетики домашних птиц, постиг секреты, что хранились старыми мастерами.

Турманы не могут сами питаться, следует иметь для того кормилок. Они-то и ухаживают за птенцами, согревают и питают их «птичьим молоком». Серлин подсаживал в семьи для такой цели городских сизарей. И вывел постепенно породу.

Красив черный турман и впрямь: осанка, перо на грудке с фиолетовым отливом, головка кубиком, серые глаза как бусинки. Жива любовь к птице — то и дорого. В Ленинграде, считай, до 500 любителей. Клуб создан.

Да ведь совсем недавно еще привычным слуху являлось воркование не только на крестьянском подворье, но также в больших и малых городах. В Ленинграде водились сизари едва ли не под каждой крышей, а в местах кормления висели таблички «Осторожно: голуби». По утрам, когда дворники поливали из шлангов тротуары и в подъездах еще хранилась ночная прохлада, поднимались стаи над проспектами Васильевского острова и Петроградской стороны. Играли в небе над золотыми куполами Исаакия.

Потом пошла молва: голуби разносят орнитоз. Трудно сказать, кто вынес такое решение и насколько оно обоснованно. Только развернулась охота, запрещалось кормление. И все же берегли птиц упрямцы, строили наперекор всему голубятни, меняли место жительства из-за пары редкостной породы. Ну разве пройдешь равнодушно мимо белых орловских, выведенных два с половиной века назад во владениях графа Орлова? Отвернешься ли при виде почтовых драконов, ценимых в Египте еще при фараонах? Удивляют полетом николаевские краснобокие. Взлетают они вертикально. Часами держатся на одном месте. Случается, ночь напролет, зависнув на высоте, птица не изменит места, если не налетит ветер.

— Нельзя их не любить, — говорит с улыбкой Серлин. — Посмотрите, как выхаживают птенцов, как добры и нежны в общении друг с дружкой, сколь привязаны к жилью. Турманы, к примеру, либо найдут дом, либо погибнут, но не прибьются к другой стае. Был у меня голубь, передал я его в хорошие руки. Хозяин тот вырвал маховые перья, чтобы как-то удержать беглеца. А турман мой, смотришь, через время — опять в родной голубятне. По земле, значит, шел. Не случайна и любовь народная, просвечивает она в песнях да выражениях. А слова какие нежные в обиходе: живут, как голубь с голубкой… Голубок… Голубушка…

На Руси домашние голуби, как известно, появились более четырех веков назад. Многие породы, ценимые в старину и утраченные было, стараниями голубеводов возрождены. На выставке в Доме природы видели посетители не только грачей, но и знаменитых мазуров. И конечно же, порадовали кружастые. Хороши они в игре. Поднимаются в небо и ходят малыми кругами, каждая птица по-своему, забирая вправо или влево, не повторяя полета другой. Сохранились такие лишь в Ленинграде. А завезены более двух веков назад с Ярославщины. Перед войной эта порода в нашей стране осталась только на берегах Невы. Считалось, что в блокаду голуби погибли. А они уцелели. Приобрел знаток две пары кружастых на базаре вскоре после Победы.

Историю эту поведали голубеводы. Продавал кружастых старик. Просил недорого. Но сбыть с рук не спешил. Он и рассказал покупателю, что сын, уходя на фронт, попросил отца сохранить голубей до его возвращения. Ушел воевать, да и сложил голову. А старик, храня память о сыне, сберег птиц в суровую пору с любовью и самоотверженностью. После войны решил передать голубей в надежные руки.

Может, так оно и было, а возможно, сохранил кто-то кружастых в эвакуации, вывез из блокадного города как самую большую ценность. Суть для нас в человеческой доброте, которую сохранили в себе люди в трудных обстоятельствах.

Но ведь и заслуживает того птица. И не только красотой, преданностью и доверчивостью. В Ростове-на-Дону приезжему укажут памятник: мальчик с голубем на плече. Воздвигли его горожане Вите Черевичкину, связному партизан. Свои донесения парнишка передавал из оккупированного города голубиной почтой. Фашисты казнили героя.

В лесах Белоруссии народные мстители тоже нередко важные данные переправляли с помощью голубей. Не случайно гитлеровские асы имели указание расстреливать обнаруженных в полете сизарей. Однажды один из партизанских отрядов оказался в окружении. Выручить могла лишь подмога. И послали сообщение в штаб с голубкой. Крылатый почтальон пробился через заслоны израненный, с перебитыми лапками. Долетел и упал мертвый перед входом в землянку…

Голуби русской породы, выведенные любителями за последние десятилетия, покрывают расстояние в две тысячи километров.

Нет, пусть воркуют под крышами наших домов сизари и турманы, кружастые и бойные. Пусть вольнее станет им в скверах и на площадях. Во всем, конечно, должна быть мера. Важно лишь помнить, что обитавший в большом количестве так называемый странствующий голубь-красавец бездумно уничтожен. Последний был убит в начале века…

Белопенно цвели минувшей весной в Затуленье яблоневые сады. Как облачка, выделялись они среди густой зелени пригорков, распространяли нежный медовый запах. Потом осыпалось цветение порошей, смел лепестки ветерок в низины да к старым заборам. Лето вступило в права, соками земли наливались сорта белого налива, аниса алого, полосатки осенней, антоновки. В сентябре опустились под тяжестью плодов ветки, а с первыми холодными росами в предутренней осенней тишине можно было услышать, как с глухим стуком срываются в траву яблоки, душистые да сочные, и катятся с высокого берега в прозрачные воды сонного озера.

Любит эту пору Иван Филиппович Лемец. Казалось, привыкнуть пора: вырос здесь, председательствовал долго в колхозе, на заслуженном отдыхе теперь. Но нет, выйдет на восходе солнца, когда будят осеннюю тишь петухи, присядет на лавочку и слушает просветленно шорохи сада. Потом возьмет ведро, наполнит доверху самыми красивыми плодами и выставит за калитку. Мальчишки с портфелями пробегут, каждый яблоком полакомится.

Затуленье вспомнил не просто так. Пришло письмо в редакцию от выпускника ПТУ Юрия Чегосова. Сейчас Юра трудится на заводе, отзываются о нем хорошо. А вот у Юры на людей обида. Единственный сын у родителей, гордость и надежда их, Юра растет самостоятельным, имеет четкое направление в жизни. Отец с матерью намеревались определить его в техникум или институт, но Юрий настоял на ПТУ. «Профессию получу, поработаю, а тогда и вуз выберу — так объяснил в письме свое решение. — Белоручкой быть не желаю…»

И вдруг такое утверждение: «Никакой доброты нет. Есть расчет и корысть. Люди не любят тех, кто правду им в глаза высказывает…»

Суть обиды оказалась простой: двое рабочих надумали вынести с завода радиодетали. Юрий помешал, обозвал «несунов» резко и при народе. Оказавшийся поблизости бригадир унял разбушевавшихся, а парню снисходительно заметил: «Надо тебе вмешиваться… Как будто некому больше присматривать. В другой раз умнее будешь…»

Необдуманно, конечно, сказал. В свои шестнадцать лет Юра усвоил законы добра, высокой морали и требует от встречных примерных доблестей, житейских отклонений не признает. Бригадиру бы учесть то.

Однако нынешняя обида подростка не испугала — молодая душа не ожесточилась, она лишь уязвлена несправедливостью и страдает. Боль идет от любви к окружающим, от веры, что человек призван на прекрасные деяния. Следовало укрепить веру, не дозволить очерстветь душой. Ведь прожить без доброты нельзя, она нужна нам всем наравне с водой и хлебом. И мы знаем, что хороших людей куда больше, чем плохих. Отклонение от норм, случаи непорядочности не могут поколебать наши убеждения. Но молодому сердцу требуется опора, добрая поддержка. Научится Юра разбираться в мире фактов, сделает правильные выводы, значит, и во второй раз не уйдет в сторону, примет единственно правильное решение, станет бороться до конца. Сейчас он напоминает пловца в океане, доброта и черствость на пути которого являли как бы острова. И небезразлично, к какому из них пристанет, потому что ему, как и его сверстникам, предстоит со временем взять на себя всю полноту ответственности за происходящее, и это главное.