— Не довольно ли лечиться, не пора ли потрудиться? — спросил шутливо.

— Готов выполнить любое задание. На костылях пока, правда.

— После войны долечишься, Федор Никитич. Есть для тебя назначение. Маршал Шапошников велел быть у него завтра утром.

Начальник Генерального штаба Борис Михайлович Шапошников встретил Ремезова тепло, вспомнили дни совместной службы, комкора Примакова. Но тут Шапошников снова посуровел:

— Принимай, генерал, Северо-Кавказский военный округ. И немедленно. По всем данным, в ставке Гитлера метят ударить по Ростову.

Директивой от 30 июля фашистское командование повернуло армии на юг. Захватив Киев, гитлеровцы начали операцию под кодовым названием «Тайфун» по взятию Москвы. Одновременно развернула действия 1-я танковая армия генерала Клейста, которая должна была захватить Ростов и отрезать советскую столицу от юга. Гитлер приказал взять Ростов к седьмому ноября.

— Омрачим Сталину праздник, — заметил при этом Гальдеру.

Прибыв в Ростов, Ремезов предпринял все меры для обороны города. В короткий срок была создана Таганрогская оперативная группа войск. В нее вошли полки 9-й армии, конвойный полк НКВД, курсанты артиллерийского и военно-политического училищ, бойцы народного ополчения. На реке Миус эти части заняли позиции. Свой командный пункт генерал оборудовал в совхозе «Политотдельский», в 45 километрах от Ростова.

— Мальчишки да рабочие, а как дрались! Надо было продержаться два дня, чтобы могли сосредоточиться наши дивизии. Но ни седьмого, ни восьмого, ни девятого октября враг на Миусе не прорвался. Не удалось хваленым танковым дивизиям одолеть этот рубеж и через неделю…

К исходу 16 октября Ремезов получил приказ Верховного Главнокомандующего приступить к формированию 56-й отдельной армии и назначался ее командующим. Ядро армии составили части, прошедшие боевое крещение на Миусе. Новая армия испытывала острую нужду в артиллерии. Единственно, чем помог маршал Шапошников, — самолетом прислал 50 противотанковых ружей да по четыре боекомплекта к каждому из них.

А Клейст торопил своих генералов: по приказу фюрера чеканили уже медали «За взятие Ростова». Гитлер обещал переименовать город в честь его, Клейста, и задержка на Миусе ломала планы.

Не прорвавшись на участке только что сформированной 56-й армии, гитлеровцы ударили по 9-й армии. И опять враг потерпел неудачу. Зная, что 56-я армия пока малокровна, Клейст снова обрушил танковый удар на один из ее флангов в направлении села Большие Салы. На кургане Бербер-оба полегла батарея лейтенанта С. А. Оганяна. Двое суток артиллеристы отражали атаки, около трех десятков танков дымилось на поле боя. Наконец умолкло последнее орудие, но продвинуться фашисты не смогли. Подоспела направленная Ремезовым 32-я дивизия, она выгрузилась на перегоне из вагонов и с ходу вступила в сражение.

Вечером 17 ноября маршал Тимошенко, главнокомандующий войсками Юго-Западного направления, вызвал по телефону Ремезова.

Тимошенко: Это хорошо, что вы отбросили немца к Большим Салам. Но все решится завтра. Завтра у Клейста наступит кризис. Или он двинет все свои танки на север, или начнет отступление. Третьего выхода я не вижу. Так вот, Федор Никитич, схватите Клейста за хвост и держите его всеми силами… Пусть не смущает вас превосходство врага в танках.

Ремезов: К этому превосходству, товарищ маршал, у нас уже привыкли…

Знал ли Клейст, кто командует 56-й армией? Думается, знал. Почему же он пошел на риск? Анализ показал, что Клейст уверовал в собственные силы и военный опыт.

Клейст рвался в Ростов, хотя потерял при этом треть своих танков. А Ремезов упрямо оттягивал на себя основные его силы, позволяя тем самым развернуться ударной группе Южного фронта. И когда ловушка захлопнулась, командарм Ремезов спокойно отвел войска за Дон, готовый в любой момент нанести контрудар.

Хмурым утром 27 ноября советские войска пошли в атаку. Дождался своего часа и генерал Ремезов. По тонкому льду Дона повел он дивизии на Ростов, завязал бои. Наступила ночь, пришло утро, а сражение продолжалось. К концу второго дня танковые дивизии Клейста начали паническое бегство. Гальдер записал в своем дневнике: «Отход 1-й танковой армии вызвал возбуждение у Гитлера. Он запретил отход армии за реку Миус, но это от него уже не зависело…»

В очередной сводке Совинформбюро сообщалось: «В боях за освобождение Ростова от немецко-фашистских захватчиков полностью разгромлена группа армий генерала Клейста в составе 14-й, 16-й танковых дивизий, 60-й моторизованной дивизии и дивизии „Викинг“».

Вечером того дня от Верховного Главнокомандующего пришла в штаб 56-й армии телеграмма: «Поздравляю вас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков. Приветствую доблестные войска 9-й и 56-й армий во главе с генералами Харитоновым и Ремезовым, водрузившие над Ростовом наше славное советское знамя. Сталин».

Весть эта облетела всю страну. Александр Твардовский в послании «Бойцу Южного фронта» писал тогда: «Настанет срок — народ-герой сметет врага с земли родной, и слава первого удара — она навеки за тобой».

Представитель Ставки маршал Г. И. Кулик приказал развивать наступление, успех так нужен был для победных рапортов. Но Ремезов отказался вести дивизии на явную гибель. Он понимал, что перевес пока на стороне врага, завтра его армию без поддержки тылов постигнет такая же участь, какая постигла сегодня Клейста.

Действия командарма были расценены как противоречащие распоряжению Сталина. Видно, так было доложено и Верховному Главнокомандующему. Его короткий разговор по прямому проводу не сулил ничего хорошего. Ни наград, ни повышения в звании не поступило.

В декабре Ремезов получил приказ о назначении командующим 45-й армией, которая стояла на границе от Батуми до Джульфы. Турция готовилась открыть здесь фронт, но победа под Ростовом, весть о назначении генерала Ремезова отрезвили.

Зимой 1945 года при перелете в Ленинакан для разбора учений командарм Ремезов разбился у горы Алагёз. Поисковые группы разыскали его спустя несколько часов и доставили в ближайшую районную больницу. Через четыре месяца генерал начал подниматься с постели, делать первые прогулки. В октябре победного сорок пятого Ремезов был назначен начальником командного факультета Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Оглядываясь на прошлое, вспоминал генерал-лейтенант Ремезов боевых товарищей, живых и павших. Они, солдаты сорок первого, большей частью полегли в неравных сражениях, не увидели победных салютов. Но слава первого удара за ними — навеки.

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были…

Кому не сказывали бабушки и мамы сказки, передаваемые из уст в уста, как по наследству! Слушали, затаив дыхание, былины, песни о Ермаке и Стеньке Разине. Песни те захватывают. В них дышит правдивая, горячая и беззаветная русская душа, и расправляются плечи, светятся глаза, люди как одно целое, когда поют.

Но век нынче иной, научно-технических вершин достигли мы таких, что и сказкам не угнаться. Вместе с резными наличниками, лаптями и кокошниками уходят или вовсе ушли в прошлое многие обряды, застольные и плясовые песни, причитания. И вдруг — XVIII век! Да где? Под Ленинградом, в нескольких километрах от Гатчины! Поведал о том писатель Владимир Бахтин — вот уже три десятилетия занимается он устным народным творчеством.

В деревне Холоповицы по совету старожилов навестил Марию Николаевну Тихонову, говорили: хорошая песенница. Управившись по дому, сидела она в комнате с телевизором и пела, а писатель записывал.

«Ты, река ли моя, реченька…» — выводила женщина. Бахтин замер. «Ты, речка ли моя быстрая, бежит речка, не сколыхнется, со песочком не возмутится…» Да ведь именно «Реченьку» записал Пушкин! Принялся расспрашивать гость старушку, откуда она родом. Оказалось, местная: «Из Елизаветина, что в десяти верстах от Холоповиц». Но в деревне Кобрино, что рядом с Елизаветином, родилась и долго жила Арина Родионовна! Не в Болдине или Михайловском, а скорее от нее, уроженки Елизаветина, перенял поэт песню. Сохранилась под самым, можно сказать, боком у огромного города, пережила и Пушкина, и его няню.